Пилкингс. Ничего я никому не должен! Пусть хоть все здешние вожди бросаются в пропасть или травятся из-за какого-нибудь своего варварского обычая, я и пальцем не шевельну. Вот если б намечалось ритуальное убийство, тут мне по долгу службы пришлось бы вмешаться. Да и не могу я уследить за всеми потенциальными самоубийцами нашей провинции. Что же до этого вождя, то он меня очень порадует, если избавит мир от своего присутствия.
Джейн (рассмеявшись). Ты думаешь, я не знаю тебя, Саймон? Думаешь, не понимаю, что ты обязательно это уладишь – когда вдоволь наворчишься? А чем ты так расстроен? Что у вас тут произошло?
Пилкингс. Да ничего особенного. Просто я перед ним извинился. Сказал, что святая вода вовсе не чушь.
Джейн. В самом деле? И как он это воспринял?
Пилкингс. А мне-то какое дело, гори он адским огнем! Я, видишь ли, вдруг представил себе нашего преподобнейшего Макферлейна, который строчит очередное письмо губернатору о моих кощунственных высказываниях при его прихожанах.
Джейн. О, я думаю, он давно махнул на тебя рукой.
Пилкингс. Сомневаюсь, дорогая. И кроме того, я хотел быть уверенным, что Джозеф не «потеряет» мою записку по дороге в участок. Этот христианствующий остолоп вполне способен покарать меня таким образом за мое богохульство.
Джейн. Если ты уже отбрюзжался, пойдем, я тебя покормлю.
Пилкингс. Не выдумывай, дорогая. Мы пойдем на бал.
Джейн. Саймон…
Пилкингс. Успокойся и надевай свой маскарадный костюм. Я послал Амусе приказ взять этого человека под стражу.
Джейн. Да ведь никакой стражи в нашем полицейском участке нет! Друзья или приспешники мигом его освободят.
Пилкингс. Вот и видно, что я гораздо предусмотрительней тебя. Амусе приказано привести вождя сюда. Мой кабинет надежней полицейского участка, и арестованный просидит у нас, под охраной Амусы, до нашего возвращения. Никто из его приспешников не посмеет вломиться в мой дом.
Джейн. Прекрасная мысль! Я сейчас переоденусь.
Пилкингс. Послушай…
Джейн. Да, милый?
Пилкингс. У меня есть для тебя сюрприз. Я было хотел, чтоб ты узнала об этом прямо на бале, но…
Джейн. О чем ты, милый?
Пилкингс. Наследный принц, как тебе известно, решил посетить наши колонии. Его корабль ошвартовался в столичном порту только сегодня, но он уже прибыл сюда, к нам, и его принял у себя в Резиденции наместник губернатора. Так что он почтит своим присутствием сегодняшний бал.
Джейн. Не может быть!
Пилкингс. Может, дорогая. Его попросили вручить призы, и он согласился. По-моему, лучшего председателя Клуба, чем старина Энглтон, у нас еще не было. На диво проворный малый!
Джейн. Потрясающе!
Пилкингс. Все другие провинции сойдут с ума от зависти.
Джейн. Интересно, в каком костюме он придет.
Пилкингс. Едва ли ему удастся найти что-нибудь оригинальней рыцарского облачения с гербом на груди. Так или эдак, а наши костюмы наверняка окажутся занятней.
Джейн. Значит, нам повезло вдвойне. Если мы получим первый приз. Мне ведь к тому же не придется заботиться о перчатках. Они предусмотрены в наших нарядах.
Пилкингс (рассмеявшись). Эх, мне бы твои женские заботы, дорогая! Однако переодевайся, и пойдем.
Джейн (срывается с места). Я мигом! (Внезапно приостановившись.) Теперь понятно, из-за чего ты так взбудоражен. Мне было очень странно, почему это тебе вдруг изменила твоя обычная находчивость… а дело, оказывается, вот в чем.
Пилкингс (заметно повеселев). Умолкни, женщина, и поторопись.
Джейн. Слушаюсь, господин!
Пилкингс начинает насвистывать мелодию танго, под которое они недавно танцевали, и даже делает несколько па. Свет постепенно меркнет.
III
Внезапно возникший и стремительно усиливающийся гул взволнованных женских голосов. Сцена освещается, и зрители видят задрапированный дорогой материей киоск для продажи тканей. Ведущий к нему проход и ступени перед дверью выложены бархатом. На сцене появляются женщины, неохотно отступающие к этому киоску перед сержантом Амусой и двумя констеблями; констебли обеими руками держат за концы свои полицейские дубинки, оттесняя ими женщин к застеленному бархатом проходу. Однако там, где начинается выложенная бархатом дорожка, женщины сбиваются в плотную группу и больше не отступают. Они язвительно ругают всех трех полицейских, причем каждая произносит лишь две или три реплики.
Амуса. Я последний раз вам говорю – освободите дорогу! Мы при исполнении долга.
Первая женщина. При исполнении, евнух, прислуживающий белым? Истинный долг выполняется там, куда ты рвешься, бесполое отродье, но тебе этот долг понять не дано.
Вторая женщина (цепко ухватившись за дубинку констебля). Этим ты нас не обманешь, холуй! Нас испугает лишь длинный… нож, которого у тебя ни за что не найдешь, сколько ты нам про него ни толкуй!
Она резко нагибается, словно бы для того, чтобы заглянуть под брючину мешковато сидящих на полицейском форменных шорт. Ошалевший полицейский машинально сжимает колени. Женщины оглушительно хохочут.
Третья женщина. Неужели там у него ничегошеньки нет?
Вторая женщина. Да висит кое-что. Ты видела колокольчик, которым белые зовут своих слуг?…
Амуса (с трудом сохраняя чувство собственного достоинства). Надеюсь, вы знаете, что совать палки в колеса машины общественного порядка строго воспрещается? Я приказываю вам очистить дорогу!
Первая женщина. А ты ее прокладывал, эту дорогу?
Четвертая женщина. Ведь ты полицейский, я правильно понимаю? Так тебе надо знать, как именуется на суде насильственное вторжение в чужие владения. Или (указывая на застеленные бархатом ступени к входу в киоск) ты думаешь, что такая дорога проложена для выродка вроде тебя?
Вторая женщина. А ну катись к своему белому господину и скажи, что мы ждем здесь его самого.
Амуса. Если я уйду, то приду обратно с подкреплением. С вооруженным подкреплением, учтите!
Третья женщина. Ага, теперь-то мне стало понятно. Белые отрезают их мужское вооружение, чтоб они могли натянуть свои шорты.
Пятая женщина. Ну и нахал! Он явился сюда, чтобы показать нам, женщинам, свою силу, а мужское оружие прихватить позабыл.
Амуса (рычит, перекрывая женский хохот). Я последний раз вам приказываю – немедленно очистите дорогу!
Четвертая женщина. Дорогу куда?
Амуса. Туда, к киоску. Я знаю, он там.
Пятая женщина. Про кого ты толкуешь?
Амуса. Про вождя, который называет себя Элесин-оба.
Шестая женщина. Глупец! Не он так себя называет – в нем говорит родовая память. Так же, как она говорила в его отце и будет говорить в сыновьях и внуках. Что бы ни творили тут белые люди.
Седьмая женщина. Вспомни, разве не один океан омывает земли белых и черных? Иди и скажи своему белому господину, что, куда бы он ни спровадил нашего сына, тот возвратится, когда придет время, – океан принесет его к родным берегам.
Амуса. Правительство приказало прекратить это беззаконное безобразие.
Первая женщина. А кто прекратит его? Может быть, ты? Сегодня ночью наш муж и отец покажет, что он неподвластен законам, которыми нас опутали белые.
Амуса. А я говорю, что никто ничего не докажет – хоть сегодня, хоть когда угодно. Это безграмотно и преступно – показывать, что кто-нибудь неподвластен.
Ийалоджа (выходя из киоска в сопровождении юных девушек, прислуживавших невесте). В чем дело, Амуса? Почему ты решился нарушить спокойствие людей?
Амуса. Мадам Ийалоджа, мне сам аллах помог вас тут встретить. Вы меня знаете. Я не люблю учинять людям беспокойство, но долг есть долг. Мне нужно арестовать Элесина за преступные намерения. Скажите этим женщинам, чтоб они не мешали мне выполнять мой долг.
Ийалоджа. Выполнять долг, Амуса? А по какому же праву ты сам пытаешься помешать вождю, когда он выполняет свой естественный долг?
Амуса. Что еще за естественный долг, мадам Ийалоджа?
Ийалоджа. Тебе непонятно, какой естественный долг выполняет мужчина наедине с новобрачной?
Амуса (сбитый с толку, удивленно смотрит на окруживших его женщин и дверь киоска). Мадам Ийалоджа, не путайте меня, причем тут свадьба?
Ийалоджа. Амуса, у тебя ведь тоже есть жены. Что бы он над тобою ни учинил, твой белый хозяин, ты еще, говорят, нуждаешься в женах. А если они уже тебе не нужны, он-то женат. Вот и спроси его, раз уж ты сам успел позабыть, чем завершается у мужчины свадьба.
Амуса. Здесь никакая не свадьба.
Ийалоджа. И спроси заодно, что бы он сделал, если б ему помешала полиция выполнить в свадебную ночь свой долг.
Амуса. Мадам Ийалоджа, я еще раз вам говорю, здесь никакая не свадьба!
Ийалоджа. Тебе хочется заглянуть в их брачную спальню? Хочется увидеть собственными глазами, как невеста становится женщиной и женой?
Амуса. Мадам…
Вторая женщина. Похоже, его жены все еще ждут, когда он поймет, как становятся мужем.
Амуса…Ийалоджа, скажите этим женщинам, чтоб они прекратили оскорблять меня при исполнении долга. Пусть только попробуют еще раз…
Первая девушка (протиснувшись вперед). И что же ты сделаешь?
Вторая девушка. Да он просто спятил! Ты разговариваешь с нашими матерями – тебе понятно, прислужник белых? Тут перед тобой не безграмотные крестьяне, которых ты можешь унижать и запугивать! Как он посмел явиться сюда?
Третья девушка. Ну и мерзавец! Ну и наглец!
Четвертая девушка. Вы обращались с ним чересчур уважительно. А теперь пора уже ему показать, каково приходится обнаглевшим хамам, когда они оскорбляют хранительниц рынка.
Девушки (в один голос). Пусть и хозяевам своим закажет соваться на рынок, когда наши матери этого не хотят!
Пятая девушка. Ты понял нас, шут в накрахмаленном хаки?
Ийалоджа. Девочки!..
Девушки. Нет уж, позволь, Ийалоджа, мы его научим уважать матерей. Свою он забыл, так мы ему напомним, как подобает разговаривать с матерью.