– Да сиди ты, успеем проверить.
– Нет, пойдем, – упрямился он. – Я сам хочу убедиться, что не ошибся.
Настя со вздохом поднялась и поплелась в комнату. Ее забавляло волнение Антона и его почти детское желание реабилитировать себя в ее глазах и доказать, что он такой же неутомимый, как и она сама.
– Вот смотри, Ливанцев и Аллеко, здесь октябрь 1992 года, а здесь – апрель 1993 года. Видишь, я ничего не перепутал. А все-таки такого срока не бывает.
– Ну что ты зациклился на этом сроке, – рассеянно ответила ему Настя, которая уже погрузилась в мысли о том, как починить компьютер и что завтра скажет Лешка, когда вернется из Жуковского и узнает… – Может быть, они просили его перенести, мало ли по каким причинам. Их назначили на январь, а кто-то из них заболел, или умер кто-нибудь из близких, или командировка длительная подвернулась. Главное – поженились в конце концов.
– Настя, – позвал Антон, и голос у него при этом был какой-то странный. – Настя, а это не та Аллеко.
– Какая – не та?
Он по-прежнему стоял на полу на коленях, низко склонившись над списками.
– Ерунда какая-то, – пробормотал он. – Константин Ливанцев в октябре 1992 года подавал заявление на регистрацию брака с Аллеко Светланой Петровной, а через полгода, в апреле 1993 года, зарегистрировал брак с Аллеко Ириной Витальевной. Ничего не понимаю.
Настя вскочила и опустилась на пол рядом с ним.
– Понятно. На Светлане Петровне он почему-то не женился. А заявление с Ириной Витальевной он подавал?
Они вдвоем, распластавшись на полу, стали просматривать списки и довольно скоро нашли запись о подаче ими заявления в январе 1993 года.
Настя выпрямилась и стала растирать пальцами ноющую спину.
– Интересное кино получается, – пробормотала она. – Некий гражданин Ливанцев, тридцати четырех лет от роду, собирается жениться на Светлане Петровне Аллеко, которой в то время уже сорок восемь. Свадьба должна состояться в декабре или январе, однако почему-то срывается. Вместо этого прыткий гражданин Ливанцев в январе подает заявление, а в апреле вступает в брак с Аллеко Ириной Витальевной, двадцати пяти лет. Уж не дочь ли это покинутой Светланы Петровны? И если это так, то…
Она быстро схватила телефонный аппарат и набрала номер Короткова. Его на месте не оказалось, но удалось найти Селуянова.
– Коля, срочно мне найди адреса Аллеко Светланы Петровны и Аллеко-Ливанцевой Ирины Витальевны.
– Зачем?
– Коленька, все потом, потом. Запрашивай адрес, я пока оденусь.
– А ты что, раздетая? – схохмил по обыкновению Селуянов. – Ты стоишь совершенно голая, прижимая телефон к прекрасной обнаженной груди?
– Убью, – пообещала Настя и бросила трубку.
Глава 13
Светлану Петровну Аллеко они дома не застали. Жила она одна, и дверь им никто не открыл. Соседи тоже не могли сказать, где она и когда вернется. В этот дом Светлана Петровна переехала два года назад, ни с кем из жильцов не общалась и образ жизни вела чрезвычайно замкнутый. Никто даже не знал, где и кем она работает.
Зато Ирину Витальевну и ее мужа Константина Ливанцева они застали в разгар семейной ссоры. Супруги не скрывали неудовольствия по поводу того, что к ним пришли из милиции, а когда узнали, зачем пришли, и вовсе скисли.
– Я не понимаю, зачем ворошить эту историю, – заявила Ирина, капризная и уверенная в себе красотка, на лбу которой ярко проступало клеймо «стерва». – Какой тут может быть криминал?
– Чисто семейное дело, – вторил ей муж. – Вы не имеете права вмешиваться. Объясните, в чем дело, тогда будем разговаривать.
– Дело в том, что мы ищем женщину, которая могла оказаться свидетелем тяжкого преступления. У нас есть ее фотография, мы объявили розыск, но никто не откликнулся. И у нас есть основания полагать, что эта неизвестная женщина собиралась когда-то выйти замуж, но не вышла. Поскольку вашу мать Светлану Петровну мы дома не застали, мы решили обратиться к вам, чтобы выяснить, действительно ли она собиралась выходить замуж и почему сорвалась свадьба.
– Но почему вы решили, что эта женщина – именно моя мать?
– Мы так не решили. Мы ищем всех женщин с такой биографией и смотрим, не та ли это, которая была на фотографии.
– Покажите фотографию, – потребовала Ирина. – Да, это она, – растерянно сказала молодая женщина, возвращая Насте фотографию. – А что это за снимок?
– Он был сделан в загсе, где произошло убийство, – объяснила Настя. – И мне бы очень хотелось знать, что ваша мать там делала. Может быть, кто-нибудь из ее знакомых вступал в брак и она была среди приглашенных гостей?
Настя точно знала, что это не так. Все брачующиеся пары были опрошены, и никто эту женщину не знал.
– Может быть, – пожала плечами Ирина.
– Разве вы не в курсе дел своей матери?
– Мы с ней не видимся…
История, которую Насте удалось вытащить из упиравшихся Ирины и ее мужа, поражала своей простотой, цинизмом и жестокостью.
Светлана Петровна много лет прожила во вполне благополучном браке с человеком во всех отношениях достойным и порядочным, но давно и тяжело больным. Он был прекрасным мужем ей и любящим отцом Иринке. Но любовником он был никаким. Уже лет с тридцати пяти Светлана Петровна забыла, что такое супружеская постель. И вдруг в ее жизни появился Константин, моложе ее на четырнадцать лет, и она снова почувствовала себя женщиной, привлекательной и желанной. Ирина была уже взрослой, и вполне можно было бы развестись, но больной муж, который столько лет был возле нее и так любит Светлану, так предан ей…
Она очень мучилась. Ей хотелось жить с Константином. И она боялась бросить мужа. Ирина не скрывала своего презрения к увлечению матери, учитывая разницу в возрасте между ней и Ливанцевым.
– Да ему не за тобой, а за мной впору ухаживать! – цедила она сквозь зубы. – Стыдись!
Дабы слова не расходились с делом, она усиленно строила глазки любовнику матери и с нескрываемым торжеством ловила его ответные улыбки и многозначительные взгляды.
Конец мучениям положил муж Светланы Петровны, который не мог закрывать глаза на происходящее. В один прекрасный день он собрал вещи и переехал к недавно овдовевшему брату.
Развод оформили быстро, и Светлана Петровна стала готовиться к свадьбе с Ливанцевым.
– Не позорься, мама, – зло говорила ей Ирина, когда Светлана Петровна покупала к свадьбе белое платье. Конечно, оно было не такое, как у молодых невест, с длинной пышной юбкой, оборками и кружевами, но тоже очень дорогое и нарядное. – Куда тебе в белом платье в твои-то годы?
– Почему ты такая жестокая? – плакала Светлана Петровна. – В кого ты такая?
– Я не жестокая, – холодно отвечала Ирина. – Я трезвая в отличие от тебя. Ты от своего кобеля совсем голову потеряла.
– Не смей называть его кобелем! – взрывалась мать.
– Да ты посмотри, как у него слюни текут, когда он меня видит, – спокойно возражала ей дочь. – Конечно, кобель.
В день свадьбы Ирина заявила, что поедет вместе с женихом и невестой в загс. Светлана Петровна обрадовалась, расценила это как знак того, что дочь ищет примирения. За пятнадцать минут до выхода из дома оказалось, что на Ирине надето роскошное нарядное белое платье.
– Ирочка, пожалуйста, – взмолилась мать, – надень что-нибудь другое. Белое платье – это для невесты.
– Это тебе следует надеть что-нибудь другое, – отрезала Ирина. – Посмотри на себя, тебе же сорок восемь лет, а ты вырядилась в белое, как невинное дитя. Курам на смех! Если ты переоденешься, я тоже сменю платье.
– Но Ира… – растерялась Светлана Петровна.
– Я сказала: или мы переоденемся обе, или обе будем в белом.
– Господи, ну почему ты такая дрянь! – заплакала мать.
– Потому что ты – престарелая блудница, – насмешливо ответила Ирина.
Они обе поехали в загс в белых платьях, и, надо сказать правду, Ирина выглядела настоящей невестой. Когда они вошли в холл, Ирина посмотрела в огромное, во всю стену, зеркало: рядом с красавцем Ливанцевым она смотрелась очень эффектно. А мать, старая и несчастная, плелась сзади. Глаза их встретились в зеркальном отражении, и Ирина надменно улыбнулась матери.
А спустя несколько минут Светлана Петровна пошла в дамскую комнату привести в порядок прическу и макияж. В курилке, общей для мужчин и женщин, не было никого, кроме страстно целующейся пары. В первую секунду она даже не поняла, кто это. А когда поняла, сначала опешила, потом развернулась и ушла из загса.
На следующий день она нашла маклера и попросила срочно разменять их огромную трехкомнатную квартиру на две, желательно в разных концах города, подальше друг от друга. До совершения обмена и переезда она жила у подруги, с дочерью не разговаривала и ею не интересовалась. О том, что Ирина вышла замуж за Ливанцева, ей, конечно, сообщили. Она молча выслушала известие, не сказала ни слова и положила трубку. Дочери она за все это время ни разу не позвонила.
– Скажите, Ирина, у вас не складывалось впечатления, что Светлана Петровна нездорова? – осторожно спросила Настя.
– Нездорова? – фыркнула Ирина. – Да на ней пахать можно.
– Я имею в виду ее психику.
– Ах, это… Ну, для того, чтобы бросить папу и собраться замуж за Костю, действительно нужно быть ненормальной. Психически здоровая женщина так не поступила бы. А если судить по тому, что она два года со мной не разговаривает, ее на этом прямо заклинило.
– Как вы думаете, где может быть Светлана Петровна сейчас? Дома ее нет, мы заезжали к ней перед тем, как ехать к вам.
– Гуляет, наверное, где ей быть, время-то уже почти десять вечера. Она всегда любила долгие прогулки, особенно по вечерам, когда солнце садится и начинает темнеть. У отца столько седых волос прибавилось из-за этой ее любви к гулянкам. Уйдет, бывало, никому ничего не скажет, а является в час ночи. Мы уж с ним и в окно выглядываем, встречать ее ходим, к каждому шороху прислушиваемся. А она гуляет себе как ни в чем не бывало. Ненормальная какая-то.