— Только без четверти десять, — запротестовал он. — В это время я ложился спать, когда посещал ясли.
— Уж не захотелось ли вам превратиться в бездомную собаку, может быть, попробуете? — мрачно спросила Френсис. Он окинул ее взглядом и засмеялся.
— Я кое-чему научился, живя с англичанами. Теперь знаю, когда можно позволить себе шутку.
Ричард с Форнлеем ушли вперед. Френсис замедлила шаги. Ван Кортлендт старался не хромать.
— Давайте посидим, пока они не вернутся, — предложила Френсис, когда они проходили мимо стульев, сиротливо прижавшихся к столику.
— Спасибо… нога вот подкачала.
— Я дам вам сегодня кое-какие снадобья. По первому разу у всех ноги болят.
Он взглянул на нее, замялся. Вдруг сказал:
— Знаете, вы молодец. Признаюсь, после нашей первой встречи я о вас особенно и не раздумывал. Конечно, в глаза вы бросаетесь. Решил, что вы правоверная тори.
— Видно, вы нелестно обо мне подумали. — Она улыбнулась и добавила: — Возможно, вы правы. Но я не тори.
— Сегодня я об этом узнал. Во время нашей беседы, пока мы спускались. Я все обдумывал и, хотя по-прежнему придерживаюсь своей точки зрения, начал понимать, почему мои замечания в Нюрнберге так вас взбесили. Наверное, вы решили, что я… — Он замолчал, подыскивая нужные слова.
— Самодоволен? — подсказала она.
— Ну это чересчур круто. Или нет?
— Что ж, должна сказать, подумала, что у вас есть к этому кое-какие задатки.
Ван Кортлендт, насупившись, посмотрел на нее.
— Да, прекрасное я произвел на вас впечатление.
— И я, наверное, на вас такое же, а?
Оба засмеялись, а потом Френсис снова стала серьезной. В голосе зазвучала боль, которую ока и не пыталась затаить.
— Видите ли, когда наступает пора играть в открытую, больше всех критикуют британцев, на долю которых выпала завидная участь оплачивать кровавые счета. Нам нужна поддержка, а не колкие замечания. И я рассчитывала, что вы меня успокоите. Ведь вы не мечете на Америку громы и молнии, поскольку вы там прожили много лет.
— Я понимаю вашу точку зрения, — сказал ван Кортлендт. — Это иной взгляд, разумеется. Но… — Он пожал плечами.
Френсис молчала. В воде озера отражалась луна, в голубом свете белело лицо ван Кортлендта. Было оно еще более растерянным, чем его слова. Тогда он выказал себя упрямым идеалистом. А может быть, циником. Она поежилась, попыталась улыбнуться. Ван Кортлендт смотрел на нее.
— Вы знаете, что за вами следили в Нюрнберге? — неожиданно спросил он.
— Да.
— Возникли неприятности?
— Нет, до этого не дошло.
— Извините за навязчивость, но я удивился, когда эта птичка закружила вокруг нас сегодня вечером.
— Не придавайте значения. Так, случайные всплески.
Американец смутился:
— Знаю, вы бы сами мне рассказали, если б захотели. Но я вот что хочу подчеркнуть: если попадете в передрягу, в любом случае дайте мне знать.
— Не обещаю, Генри. Не потому, что хочу что-то скрыть, просто не желаю навлекать на вас неприятности. Я вам потом все расскажу — в Англии, если вы нас там навестите.
— Обо мне не тревожьтесь. Малыш миссис ван Кортлендт уже в состоянии сам о себе позаботиться.
— Принимаете нас за слабаков?
— Хм. Вы не из той породы людей, что преодолевают невзгоды; вы недостаточно для этого грубы. Я мог бы помочь.
Френсис кивнула и положила свою ладонь на его руку.
— Вы совершенно правы, — сказала она.
На дороге послышались шаги, раздался голос Форнлея, потом мягкий говорок Ричарда.
— Что это… — начал ван Кортлендт.
— «Венецианский купец». Последний акт, кажется, начало. — Френсис засмеялась. — Полуденное солнце нам полезней, чем свет луны. Договорим за завтраком, Генри. Вы же знаете о причудах британцев, все говорят в один голос.
— С моих слов судите?
— Во всех книгах об европейских путешествиях и политике есть этот мотив. Не один иностранец не поверит, что видел англичанина, если у того не было причуд или странностей.
— А что англичане об этом думают?
— Их не беспокоит, что люди о них говорят.
Ричард с Форнлеем полностью вошли в свою роль. Заключительные слова Ривард произнес в ту минуту, когда они приблизились к Френсис и ван Кортлендту. Он изобразил безумный испуг и неистово стиснул руку Форнлея.
— Но, чу! Я слышу шаги, — закончил Ричард и дико огляделся по сторонам.
— С таким темпераментом можно сделать карьеру на подмостках, — сказала Френсис.
— А если б он еще прихрамывал, — добавил ван Кортлендт, — был бы вообще неотразим.
— Эта роль не является моим лучшим достижением, — сказал Ричард. — Вы бы видели меня в «Макбете», когда я исполнял второго клоуна. Вот, например.
— Только не ночью, — поспешно воскликнула Френсис. — Сейчас пора в постель.
Взявшись за руки, все четверо дружно прошагали к гостинице. При прощании Френсис показалось, будто ван Кортлендт хотел что-то сказать, но не сказал. Ему, вроде, было не по себе.
Френсис с Ричардом перешли через дорогу до виллы «Лесная благодать». Она молчала, пока поднималась по лестнице, молча сняла серьги, молча расчесала волосы. И тут вспомнила о хромоте ван Кортлендта. Торопливо отыскала метиловый спирт, борную кислоту, марлю. Ричард состроил уморительную гримасу и начал вторично натягивать туфли. Френсис услышала, как на безлюдной дороге гулко прогромыхали его шаги, и начала раздеваться. К его возращению она уже лежала в постели.
— Тот парень снова появился, разговаривал с хозяином.
Она замигала спросонья. Тот парень…
— О, Навозный жучок?
— Да. Верно, принял меня за лунатика, разгуливающего в этот час с аптечкой.
— Тем лучше, — сказала Френсис, — или нет?
— Да, беды в том нету. Только в следующий раз, моя сладкая женушка, не мешало бы тебе вспомнить о таких вещах до того, как я скину ботинки.
— Хорошо, дорогой, — она громко зевнула. — … делать завтра?
Ричард складывал брюки и не торопился с ответом. А когда закончил возиться со штанами, отвечать не было необходимости; Френсис безмятежно спала, как и остальные обитатели Пертисоу.
Глава 14Отзвучавшая песня
Форнлей и ван Кортлендт не заметили, как подошла пятница, и для Френсис и Ричарда время тянулось утомительно медленно. Они наслаждались купанием, лазили в горы, спорили неизвестно о чем, но, как заявила Френсис, пятница подобно горькому лекарству; ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
В пятницу туман лег на горы, вода в озере стала серой и неприветливой. В такие дни лучше принимать ванну. Последний день разочаровал ван Кортлендта. В субботу он должен был встретиться в Инсбруке с одним радиодеятелем, желавшим узнать его мнение о возможности устроить на следующей неделе передачу для Америки. Форнлей решил воспользоваться случаем и доехать с ван Кортлендтом до Инсбрука. Он опять начал тревожиться о Тони и его чехословацкой подруге. Решил удостовериться, что инсбрукская гостиница не спутала его адрес в Пертисоу.
За пивом в одиннадцать часов все было обговорено. И тут Форнлей предложил поскорее уладить дела в Инсбруке и снова смотаться на пару деньков в Пертисоу. Это слегка озадачило Ричарда. До воскресенья, бог знает что может случиться. Мужчины заметили его нерешительность и неопределенность ответа. Наступило, по выражению Френсис, чреватое осложнениями молчание. Ей стало не по себе, она попыталась взглядами и улыбкой объяснить, что вовсе не отсутствие доброжелательности вызвало смущение Ричарда. Ван Кортлендт сразу же узрел истину.
— Конечно, мы знаем, у вас нет определенного распорядка путешествия, — сказал он и многозначительно посмотрел на Форнлея. Френсис почувствовала, американец успел ему рассказать, как их преследовали в Нюрнберге. Это предположение подтвердилось, когда Форнлей тут же перестал выяснять отношения.
— Мы можем позвонить из Инсбрука, — сказал он, — и узнать, здесь ли вы. Если не возражаете.
— Это было бы чудесно, — обрадовался, успокоившись, Ричард, трудное мгновение миновало.
— Жаль, что вы сегодня уезжаете, — проговорила Френсис. — Вечером танцы. — Идея не вызвала энтузиазма.
— Нет, не в гостинице, — продолжала она, угадав их мысли. — Дело стоящее, они происходят возле леса на постоялом дворе. Там построили помост, люди приходят со всей округи в своих лучших нарядах. Есть великолепные костюмы, любо-дорого смотреть, как народ веселится.
— Когда это начинается? — спросил ван Кортлендт.
— После девяти.
Он покачал головой.
— Слишком поздно, нам надо уехать примерно в шесть. Давайте так договоримся, вы сходите, а потом мне расскажете, хорошо?
— Ради всего святого, можно ли рассказать танец? Передашь ли словами то, что каждый воспринимает по-своему, — изумился Форнлей.
— О, у меня есть осведомители, — сказала Френсис и вспыхнула, заметив смущение Ричарда. — Нет, в самом деле, это фрау Шихтль. Она мне об этом все уши сегодня прожужжала и очень звала посмотреть.
— Довольно странно, что вы так считаете, не забывайте, у немцев здесь везде полно родственников. Думаете, нас встретят с распростертыми объятиями, и мы не будем выглядеть чужаками, от которых все сторонятся, словно от зачумленных?
— Говорите потише, — спокойно предложил Ричард.
Френсис вняла этому предупреждению.
— Нет, как раз наоборот. Фрау Шихтль очень хочет, чтобы мы пошли и увидели настоящих австрийцев. Она предложила мне надеть выходной наряд ее дочери. Очень красивое платье.
— Она ужасно симпатичная, — заметил Форнлей. — Мы повстречались с ней, когда пришли вчера с явным намерением вас поколотить.
Ван Кортлендт внимательно на него посмотрел.
— Боб, что это…
— Поколотить вас, выследить, словом, разыскать, — развил свою мысль Форнлей. — Так вот, пока мы ждали внизу, фрау Шихтль на кухне пекла пироги. Дьявольски аппетитно воняло. Мы заглянули туда и отпустили насчет ужасной Германии несколько шуточек, за что отведали только что вынутый из печки пирог. Много лет такого не пробовал.