По итогам этой публикации в «Ла Эстрелла» их с Инес приглашает к себе в кабинет доктор Рибейра.
– Я так же расстроен, как, должно быть, и вы, – говорит он. – Это совершенно против политики больницы – допускать журналистов в палаты. Я побеседовал об этом с сеньорой Девито.
– Мне совершенно плевать на политику больницы, – говорит Инес. – Вы сообщили журналистам, что у Давида таинственное заболевание. Почему вы не сказали об этом нам?
Доктор Рибейра нетерпеливо отмахивается.
– Нет такого понятия в науке – «таинственное заболевание». Это все журналистские приемчики. Мы установили, что у Давида судороги. Мы пока не установили, как именно судороги связаны с симптомами воспаления. Но мы над этим работаем.
– Давид убежден, что он умрет, – говорит он, Симон.
– Давид до этого вел активную жизнь. Теперь он прикован к постели. Можно понять, почему он в результате чувствует себя несколько подавленно.
– Вы заблуждаетесь. Он не подавлен. Внутри его звучит голос, он говорит ему, что он скоро умрет.
– Я врач, сеньор Симон, а не психолог. Но, если вы предупреждаете нас, что у Давида так или иначе проявляется инстинкт смерти, мы ваше предупреждение воспримем всерьез. Я поговорю об этом с сеньорой Девито.
– Не инстинкт смерти, доктор, – нисколько. Давид не желает умирать. Он видит приближение смерти, и это наполняет его скорбью – или сожалением, я не понимаю, чем именно. Подавленность – совсем не то же самое, что скорбь или сожаление.
– Сеньор Симон, что я могу сказать? Давид страдает от неврологического расстройства, из-за которого у него судороги, – это мы установили. Во время судорог мозг претерпевает, как мы это себе представляем, электрическое короткое замыкание с волновым эффектом на весь остальной организм. В результате не стоит удивляться, что он переживает то, что вы именуете скорбью или сожалением, или слышит голоса, как описываете вы. Он, вероятно, переживает и многие другие чувства – чувства, для которых в нашем языке может не найтись слов. Моя работа – вернуть его к норме, к нормальной жизни. Когда он выпишется из больницы, окажется в нормальной среде, займется нормальными делами, голоса исчезнут, прекратятся и разговоры о смерти. А теперь мне необходимо вернуться к делам. – Он встает. – Спасибо, что заглянули. Еще раз приношу извинения за эту неудачную статью в газете. Я серьезно отношусь к вашим тревогам и обсужу их с сеньорой Девито.
Глава 17
Проходят дни. Состояние Давида не улучшается. Лекарства, которые он принимает, чтобы облегчить страдания, отняли у него и аппетит: вид у него истощенный, как никогда прежде; мальчик жалуется на головные боли.
Как-то раз вечером, когда они с Инес у постели мальчика вместе, входит сеньора Девито, а за ней Дмитрий катит инвалидное кресло.
– Идем, Давид, – говорит молодая учительница. – Время урока астрономии, о котором у нас тобой шла речь. Здорово, да? Небо для нас прекрасно расчистилось.
– Мне сперва надо в туалет.
Он, Симон, помогает мальчику добраться до туалета и поддерживает его, пока Давид выпускает тоненькую струю мочи, темно-желтую от лекарств.
– Давид, ты уверен, что хочешь на этот урок? Ты же понимаешь, что не обязан подчиняться сеньоре Девито. Она не врач. Ты можешь отложить это до другого дня, если сейчас не в настроении.
Мальчик качает головой.
– Мне надо. Сеньора Девито не верит ничему, что я говорю. Я рассказал ей про темные звезды, про звезды, которые не числа, и она сказала, что такого не бывает, я их выдумал. У нее есть карта звезд, и сеньора Девито говорит, что любая звезда, которой нет на этой карте, – extravagante. Она говорит, что я сам extravagante, когда рассуждаю о звездах. Она говорит, надо прекращать.
– Что надо прекращать?
– Быть extravagante.
– Не понимаю, почему надо прекращать. Наоборот, мне кажется, тебе надо быть extravagante сколько влезет. Ты мне никогда не рассказывал про темные звезды. Что это?
– Темные звезды – те, которые не числа. Те, которые числа, – они светятся. Темные звезды хотят быть числами, но не могут. Они ползают, как муравьи, по всему небу, но их не видно, потому что они темные. Можно я пойду?
– Погоди. Это интересно. А что еще ты рассказывал сеньоре такого, что она сочла чересчур extravagante и не поверила?
Вопреки измождению мальчик оживленно сияет, говоря о небесных телах.
– Я рассказал ей о звездах, которые светятся, – о звездах, которые числа. Я рассказал ей, почему они светятся. Потому что вращаются. Так они творят музыку. И я рассказал ей о звездах-близнецах. Хотел рассказать ей все, но она велела мне прекращать.
– А что за звезды-близнецы?
– Я тебе рассказывал недавно, но ты не слушал. У каждой звезды есть звезда-близнец. Одна вращается в одну сторону, другая – в другую. Им нельзя соприкасаться, иначе они исчезнут и ничего не останется, только пустота, а потому они держатся друг от друга подальше, в разных углах неба.
– Поразительно! И почему, как ты думаешь, сеньора называет все это несуразным?
– Она говорит, что звезды сделаны из камня и светиться не могут, а могут только отражать. Она говорит, что звезды не могут быть числами, потому что математика. Она говорит, что, если б все звезды были числами, Вселенная была б забита камнями и для нас места не осталось бы, и мы бы не смогли дышать.
– И что ты ей на это ответил?
– Она говорит, что мы не можем отправиться жить на звезды, потому что там нет еды и нет воды, звезды мертвые, это просто камни, плавающие в небе.
– Если она считает, что звезды – просто мертвые камни, чего же она тогда хочет вытащить тебя на улицу ночью, чтобы на них смотреть?
– Она хочет рассказать мне про них истории. Думает, что я малыш, который ничего, кроме сказок, не понимает. Идем?
Они возвращаются. Дмитрий сажает мальчика в инвалидное кресло и выкатывает в коридор.
– Идем! – говорит учительница. Он, Симон, и Инес следуют за ней по коридору на улицу, на лужайку, пес трусит за ними.
Солнце уже село, начали проступать звезды.
– Начнем вон оттуда, с восточного горизонта, – говорит сеньора Девито. – Видишь ту большую красную звезду, Давид? Это Ира, названа в честь древней богини плодородия. Когда Ира сияет, как уголек, это знак, что грядет дождь. А вон те семь ярких звезд видишь, слева, а посередине четыре поменьше? На что они похожи, как думаешь? Какую картинку ты видишь в небе?
Мальчик качает головой.
– Это созвездие Урубу Майор, Большой Стервятник. Видишь, как с приходом ночи он распахивает крылья все шире и шире? А клюв вон там видишь? Каждый месяц, когда Луна темнеет, Урубу пожирает все блеклые мелкие звезды вокруг себя, до каких дотянется. Но когда Луна вновь крепнет, она заставляет его вытошнить все звезды. И так оно продолжается месяц за месяцем от начала времен.
Эль Урубу – одно из двенадцати созвездий на ночном небе. Вон там, ближе к горизонту, – Лос Гемелос, Близнецы, а вон там – Эль Троно, Трон, на четырех ногах и с высокой спинкой. Некоторые говорят, что созвездия повелевают нашей судьбой – в зависимости от того, где они были в тот миг, когда мы вступили в эту жизнь. То есть, например, если ты прибыл под знаком Близнецов, тогда история твоей жизни будет историей поиска твоего близнеца, того, кто тебе назначен судьбой. А если под знаком Ла Писарры – Скрижали, тебе предстоит выдавать наставления. Я прибыла под знаком Ла Писарры. Может, поэтому стала учительницей.
– Я собирался быть учителем – перед тем как начал умирать, – говорит мальчик. – Но я ни под каким знаком не прибыл.
– Мы все прибываем под каким-нибудь знаком. В каждый миг времени то или иное созвездие правит небесами. В пространстве могут быть прорехи, а во времени – нет, таково одно из правил Вселенной.
– Мне не обязательно находиться во Вселенной. Я могу быть исключением.
Дмитрий стоит у кресла молча. Но тут заговаривает.
– Я предупреждал вас, сеньорита: юный Давид – не такой, как мы. Он из другого мира, возможно, даже с другой звезды.
Сеньора Девито весело смеется.
– Я забыла! Забыла! Давид – наш гость, наш зримый гость с незримой звезды!
– Может, на небе не двенадцать созвездий, – говорит мальчик, пренебрегая насмешкой. – Может, есть всего одно созвездие, просто вам его не видно, потому что оно слишком большое.
– Но тебе его видно, да? – говорит Дмитрий. – Каким бы большим ни было, тебе его видно.
– Да, мне видно.
– И как оно называется, юный владыка? Каково имя у этого единого большого созвездия?
– У него нет имени. Его имя грядет.
Он, Симон, поглядывает на Инес. Губы у нее поджаты, она осуждающе хмурится, но не произносит ни слова.
– У птиц есть свои карты неба, со своими созвездиями, – говорит сеньора Девито. – Они с помощью своих созвездий выстраивают полет. Преодолевают громадные расстояния над океаном без всяких ориентиров в нем, но все равно знают, где они. Хотел бы ты быть птицей, Давид?
Мальчик молчит.
– Если б у тебя были крылья, ты бы уже не зависел от своих ног. Не был бы привязан к земле. Был бы свободным – вольным существом. Тебе бы хотелось так?
– Мне уже холодно, – говорит мальчик.
Дмитрий снимает с себя куртку санитара, набрасывает на Давида. Даже в смутном свете видны густые темные волосы, укрывающие грудь и плечи Дмитрия.
– А как же числа, Давид? – спрашивает сеньора Девито. – Помнишь, у нас на днях был урок, посвященный числам, и ты нам рассказывал, что звезды – это числа, но мы тебя не поняли, то есть поняли не до конца. Мы не поняли, да, Дмитрий?
– Мы силились своими умами, но понять не смогли, это оказалось выше нас, – сказал Дмитрий.
– Расскажи нам о числах, которые ты видишь, когда смотришь на звезды, – говорит сеньора Девито. – Когда ты смотришь на Иру, красную звезду, например, какое число возникает у тебя в голове?
Настал черед Симону вмешаться. Но не успевает он открыть рот, берет слово Инес.