– Ну?
– Рома?
Я облегченно вздохнул: говорил Риггельд. Его немецкое придыхание ни с чем не спутаешь.
– Фу, – расслабился я. – Это ты.
И включил изображение – рядом с пультом сгустилась голограмма и одновременно зашевелились три передающие камеры, отсылая Риггельду мою картинку. Савельев, полусонный, в кресле.
Рядом незаметно и вкрадчиво оказался Чистяков, а спустя секунду из-за ширмочки выпорхнула радостная Юлька.
– Курт! Ты жив?
– Скорее да, чем нет, – философски ответил Риггельд.
Юлька вымученно улыбнулась – не знаю уж, на чем она держалась все это время. Я встал и усадил ее в кресло перед пультом.
– Ты где, Курт?
– В Новосаратове. Смагин прилетел?
– Да, – ответил я. – С Янкой. Вот он.
Смагин, несколько утративший ночную бледность и приятно порозовевший, шагнул в передающую зону и сделал Риггельду ручкой.
– На нас нападали, Курт. Ночью.
Риггельд помрачнел. Я продолжил:
– С нами американер один был… и пацан малолетний. Их захватили. А мы все уцелели, слава богу. Хотя, какая к черту слава…
Набожные американеры, наверное, отчитали бы меня потом за эти слова.
– Сколько вас? – спросил Риггельд, стараясь отсечь эмоции.
– Я, Юлька, Чистяков, Смагин и Яна. Пятеро.
– Хаецкие, значит, не объявились…
– Не объявились. А что в Новосаратове? Как оборона? Я слышал, вчера там стрельба стояла до неба…
– Новосаратов, Рома, пуст. Кажется, я тут единственный живой. Впрочем, мертвых тут тоже нет. Пусто.
– Как пусто? – не понял я.
– Вообще. Никого, только собаки бегают. И на космодроме та же история, и в фактории, и в директорате. Я впервые в жизни увидел пустой «Меркурий».
Я переваривал услышанное. Значит, чужие действительно собирались наловить пленных. Я только не ожидал, что пленить они вознамерились всю Волгу.
– Как же ты уцелел? – спросил Чистяков.
– Я только что приехал, – Риггельд кашлянул в кулак. – По правде говоря, я заглянул по дороге в Сызрань – поселок тоже пуст. Но там я решил, что жители попрятались, в горы ушли, или еще куда. Однако тут, в Новосаратове…
Риггельд с сомнением покачал головой.
Ну дела! Я совершенно растерялся. События во-первых просто не укладывались у меня в черепушке, а во-вторых, даже если получилось бы их туда упаковать, представлялись совершенно недоступными разумению. Моему скромному разумению рядового старателя-волжанина.
– Дуй-ка ты к нам, – сказал я Курту. – Я пока не в состоянии сообразить что к чему…
– А, может, лучше мы в город дунем? – предположила Юлька. – Раз уж все равно кораблей лишились. Да и отнимать их у нас теперь, кажется, некому.
Смагин ревниво шмыгнул носом, а я ненадолго задумался, старательно вызывая свое упрямое чутье. Не знаю, получилось это или нет, но что-то мне подсказывало: если и оставили чужие на Волге патрульные группы, то шастать они скорее всего станут в окрестностях Новосаратова. Если уж им понадобилось так много людей, они и нас, пожалуй, с удовольствием отловят. А я к ним в лапы сам отправляться отказываюсь. Дудки!
– Дождемся хозяина, – вздохнул я. – Подумаем… Куда нам спешить?
– Ладно, – Риггельд кивнул. – Еду. На всякий случай, я заберу отсюда видеомодуль и подключу в вездеходе. Номер… – он протянул руку куда-то вправо, повозился с новеньким автомобильным модулем связи, распечатал его, и спустя несколько секунд сообщил номер дозвонки.
– А где это ты? – спросил Смагин подозрительно. – Откуда звонишь?
– Из «Техсервиса». А что?
Смагин оживился:
– Слушай, захвати там фронтальную батарею для «Киева», а? Моя ни к черту, а денег ква… Раз уж все равно нет никого…
Риггельд усмехнулся в усы:
– Ладно. Тебе «два-эс» или «два-ха»?
– Все равно. Но лучше «два-ха», у нее стабилизатор двухмегаваттный…
– Понял. Ждите.
И Риггельд отключился.
Я покосился на продолжающие светлеть экраны-обзорники, и легонько крутанул Юльку вместе с креслом.
– Не кисни, отчаянная! Как спалось?
– Одиноко! – огрызнулась Юлька. Но я видел, что на самом деле она в настроении. Наверное, это из-за Риггельда.
М-да. Остается только вздохнуть – тоскливо и печально. С подвыванием.
– Слушайте… – протянул я, озадачиваясь. – Риггельд уже в Новосаратове. А вчера был где-то аж за Землей Четырех Ветров. Это ж сколько он за ночь отмахал! Или он на звездолете? Да нет, вроде, на вездеходе он…
– Подумаешь! – отмахнулся Чистяков. – Автопилот включил, и спал всю дорогу. Над океаном-то… Сразу видно, что ты звездолетчик, и на вездеходе по Волге шастаешь редко.
Меня хватило только на вздох. Теперь придется шастать чаще, никуда не денешься. А вот на «Саргассе» своем – уже не придется. Увы.
– Пошли, Костя, наружу нос высунем… – предложил я. – Надо бы трупы чужих оттащить куда-нибудь. Как бы их дружки мстить нам не навострились…
По-моему, это называется «накаркать».
Впрочем, выйти наружу мы с Костей еще успели. Успели даже рассмотреть мертвых инопланетян – тех, что похожи на страусов, и мелкого, которого привезли в багажнике вездехода. Успели даже спровадить по парочке трупов в отвесные карстовые колодцы с водой – лучшей могилы для чужаков в самом центре Ворчливых Ключей и придумать трудно.
А потом волной накатила пронзительное необъяснимое беспокойство и мое пресловутое чутье воткнуло мне в задницу очередную иголку. Я вдруг отчетливо осознал, что в бункере Риггельда нельзя более оставаться ни секунды. И рядом с смагинским «Экватором» тоже нельзя. И что в запасе у нас остается от силы минута.
Чистяков сразу все понял, и покорился не рассуждая. Я вломился в шлюз и чужим голосом заорал:
– Наружу! Живо! Бросайте все на хрен!
Хвала небесам, друзья меня прекрасно знали. И прекрасно знали, что если я так ору, значит нужно действительно все бросать и мчаться за мной, плюнув на риск переломать ноги и свернуть шею. И прекрасно знали, что это в конечном итоге окажется безопаснее.
Мы как раз ныряли в спасительную черноту какой-то пещерки, когда до слуха донесся еще далекий басовитый гул.
Я обернулся на известняковом порожке – над далеким горизонтом знакомо клубилась потревоженная атмосфера. Как быстро мы научились издалека распознавать космические корабли чужих… Боевые корабли. Гул нарастал, набирал мощь.
Мы забились в дальний угол пещеры, молясь, чтобы у чужих не оказалось каких-нибудь хитроумных биодатчиков, способных обнаружить нас даже под толщей породы. Неужели нам суждено теперь жить как крысам – прячась от бесконечных налетов? Впрочем, разве так уж важна чужим горстка аборигенов-дикарей? Ну, вернуться на место, где намедни поубивали чуть не десяток их товарищей-галактов, и сровнять все с грунтом – это еще туда-сюда, это я мог уразуметь. Месть – наверняка понятие межрасовое. Но гонять такие огромные корабли ради тройки бывших звездолетчиков?
Нет, дядя Рома. Не мни о себе слишком много.
И едва я это подумал, Волга пугливо вздрогнула. Как тогда, на заимке Чистякова, во время гибели «Саргасса». Даже сильнее, пожалуй. Только жар на этот раз до нас не докатился. Штурмовики со знакомым воем прошлись чуть в стороне, и стали удаляться.
Я не поверил ушам – так быстро? Всего один заход?
Около четверти часа мы боялись показать нос наружу, хотя все давно затихло. Потом Смагин заворочался, зашуршал спиной о стену и шепотом спросил что-то у Янки. Янка шепотом ответила.
– Пошли, что ли, выглянем? – полувопросительно-полуутвердительно предложила Юлька-отчаянная и требовательно воззрилась на меня. – А, Рома?
– Пошли! – согласился я. Сидеть и ждать неизвестно чего действительно надоело.
Чистяков увязался за нами. Сопел он, как поросенок в ожидании обеда. Пещерка в этом месте была такой низкой, что приходилось ползти на четвереньках. Страшно неудобно, смею вас заверить. А вот сюда, когда бежали от чужаков, мы влетели словно на крыльях. Как раскаленный нож в масло вошли – не замечая неудобств и не запинаясь о стены и потолок. Надо же, что делает с людьми наступающая на пятки опасность!
Из пещеры мы выглянули, словно семейство испуганных сусликов из норы. Небо было чистым и по-утреннему свежим, несмотря на остатки инверсионных следов. А в стороне риггельдовского бункера столбом вздымался белесый дым.
Когда мы приблизились, стало понятно, что на месте бункера, на месте смагинского «Экватора» и доброй части каньона зияет глубокая воронка с оплавленными краями. У Смагина снова затряслись руки, а глаза переполнились тоской, хотя еще минуту назад они полнились надеждой.
Но надежда оказалась всего лишь миражом.
– Добро пожаловать в компанию безлошадных, – процедила Юлька безжалостно. – Твой номер – третий…
Смагин сквозь зубы завыл. Но он быстро взял себя в руки. И у него вдруг снова изменилось выражение глаз. Такие стали глаза… знаете, как у людей, которые уже считают себя мертвыми. Надежда, тоска – все исчезло.
Люди с такими глазами теряют страх, утрачивают способность бояться. Они становятся расчетливыми, предусмотрительными и злыми. Я бы очень не хотел иметь людей с такими глазами среди своих врагов.
– Народ, – со странной смесью спокойствия и уныния изрек Чистяков. – А ведь нам труба. До ближайших заимок пилить и пилить. Не факт, что дойдем.
– А вездеход? – напомнил я.
– А что – вездеход? – удивился Чистяков. – Ты думаешь, он уцелел в этом жерле?
– Мы его в стороне оставили.
Вообще-то я не слишком верил, что вездеход уцелел, но верить ужасно хотелось. Не может же нас совсем покинуть удача? К тому же, мы действительно оставили его метрах в ста от входа в бункер. Вдруг, его не зацепило?
От воронки все еще тянуло нестерпимым жаром, до того нагрелся известняк. Я ждал, что он почернеет, но он лишь приобрел грязно-желтый оттенок и обильно дымил. Мы обошли воронку по периметру и за обожженным горбом наткнулись на усеянный серым пеплом склон. Это выгорел стланик, и на корню, и нарезанный нами. Совсем рядом с воронкой, безучастно накренясь, стоял наш вездеход – почерневший, но на вид вроде бы целый. Только борт помят и багажник распахнут. Ну, да, я его, кажется не захлопнул, когда чужака-астронавта мертвого доставал. А потом уже не до захлопывания стало…