Но неугомонный Змей снова полез за подробностями.
– Так они что, давно женаты? Ты говоришь, что знаешь Леночку практически с рождения. Тебе самому-то сколько лет?
Вопрос о возрасте Гамлета остался открытым, отвечать на него Кот не пожелал.
– Почему давно? Недавно. Примерно год или год с небольшим. А Леночка и раньше, до свадьбы еще, все время приходила. В общем, это неважно. Важно, что я ее знаю и что она красивая и хорошо пахнет.
– Тут не ты решаешь, что важно, а что не важно, – раздраженно каркнул Ворон. – И на твои слова полагаться нельзя, потому что ты сам толком не знаешь, ни сколько тебе лет, ни как давно Богомолов на своей Леночке женат. У тебя вообще со временем отношения сложные, ты в нем не ориентируешься. Вот я полечу и сам посмотрю, как там и чего.
– Полети, полети, – согласно покивал овальной головой Змей. – Потом нам все расскажешь.
– Тебя не спросил, – огрызнулся Ворон и полетел за следующей серией.
Вот уже шестой день она сидит в этом больничном коридоре перед входом в отделение реанимации, сидит молча, только изредка, когда удается, разговаривает с врачами – лечащим и завотделением, да с теми, кто приезжает, чтобы узнать о состоянии Левы. А приезжают многие, в первую очередь – свекровь, Анна Викторовна, Левина мама, друзья и коллеги Льва, люди из его театра, а также брат Елены и ее друзья. Только что она может им сказать? То, что ей самой говорят врачи: состояние не улучшается, но и не ухудшается, больной без сознания, ушиб головного мозга, кома. Правда, вчера завотделением сказал ей, что, поскольку за первые пять суток состояние не ухудшилось, появилась слабая надежда на то, что больной выживет. Но ведь это только надежда, а не точный прогноз.
Конечно, Елена Богомолова могла бы рассказать куда больше, все произошедшее до сих пор яркой картиной стоит перед глазами, но только разве это кому-нибудь интересно? Всех волнует только одно: выживет ли? А если выживет, то каким станет? Прежним? Или глубоким инвалидом?
…6 ноября Лева отправился на юбилей, вернуться должен был поздно, а Лена с ним не пошла, настроения не было, она только утром в тот субботний день вернулась из поездки, привезла труппу с гастролей из Тюмени, устала смертельно, да и нездоровилось, замерзла и простыла. Лена напилась горячего чаю, завернулась в кашемировую шаль, забралась с ногами в кресло и до полуночи смотрела телевизор, а в четверть первого позвонила Леве на мобильный, сказала, что ложится спать, и пожелала ему счастливо догулять банкет. Лева был слегка навеселе, в приподнятом настроении, заботливо поинтересовался, как она себя чувствует, передал приветы и пожелания скорейшего выздоровления от общих знакомых. Одним словом, хорошо они поговорили, тепло, по-доброму. И Елена спокойно легла спать.
Разбудил ее настойчивый звонок в дверь. Она даже не испугалась, взглянув на часы, показывавшие 3.15, только слегка удивилась и, пока шла к двери, на ходу повязывая поясом теплый халат, с улыбкой думала о том, что Лева, видно, очень хорошо повеселился на юбилее, если потерял ключи или вообще забыл, как ими пользоваться. Она ни секунды не сомневалась, что звонит ее муж, и готовилась встретить его иронической улыбкой и какими-то снисходительными словами. Однако за дверью стоял совершенно незнакомый мужчина. Более того, он был в милицейской форме.
– Гражданин Богомолов здесь проживает? – сурово спросил милиционер.
– Здесь. Только его нет. А что случилось? – сердито отозвалась Елена, уже готовая начать ругаться с ретивым блюстителем порядка, который не дает честным гражданам спать по ночам.
– А вы ему кем приходитесь? Жена?
– Да. Да в чем дело-то?
– Оденьтесь, пожалуйста, и спуститесь вниз. С вашим мужем несчастье.
Еще несколько минут совершенно выпали из памяти Елены, она потом не могла вспомнить, как одевалась, как бежала вниз по лестнице с третьего этажа, как выскочила на улицу… Ничего этого она не помнила. Точные и ясные воспоминания начались с того момента, как она увидела лежащего на тротуаре перед подъездом мужа. Лев лежал лицом вниз и не двигался. Он, всегда такой элегантный и красивый, теперь напоминал сломанную куклу с нелепо подогнутыми ногами и задравшимся рукавом на правой руке. Почему-то именно этот задравшийся рукав врезался в память Елены и больнее всего ударил ее в сердце. Рядом стояли два милиционера, один из них – тот, который приходил к ней в квартиру.
– Что с ним? – в панике закричала она. – Ему плохо? Сердце? Надо вызвать «Скорую»! Что вы стоите?! Вызывайте врачей!
– Уже вызвали, – спокойно сообщил ей один из милиционеров. – Сейчас приедут.
Елена присела на корточки рядом с мужем и попыталась перевернуть его, но милиционеры тут же пресекли ее деятельность.
– Не надо, гражданочка, не трогайте, он без сознания. Пусть врачи сами, а то напортите что-нибудь.
Она хотела было возразить, но тут же услужливое сознание вытолкнуло на поверхность обрывочные сведения о том, что вроде бы в каких-то ситуациях, при каких-то травмах больных трогать нельзя. Или нельзя их переворачивать? В общем, что-то такое нельзя категорически, и Елена испугалась. Причинить мужу вред ей совсем не хотелось.
Ей хотелось помочь. Она сидела на корточках, смотрела на неподвижное тело Левы, и ей казалось, что он лежит очень неудобно, лицом вниз, ему нечем дышать, он задыхается в таком положении. Ну где же врачи? Почему они так долго не едут? Она пристально всматривалась в спину Льва, пытаясь уловить малейшее движение, которое свидетельствовало бы о том, что он дышит, ей все время казалось, что он уже умер, но она гнала от себя эту мысль и бесцельно, но упорно гладила рукой ткань его пальто и руку в том месте, где завернулся рукав. Несмотря на холодную погоду, рука была теплой, и это вселяло пусть призрачную, но надежду на то, что ничего страшного все-таки не случилось, что все обойдется и все будет хорошо. Вот сейчас приедут врачи, перевернут Левушку, сделают укол, помогут ему встать, доведут до квартиры, а там уж она его разденет, уложит, согреет и подаст горячий чай, укроет его потеплее и просидит рядом, держа за руку, до самого утра. А утром все будет как всегда. Лева встанет, побреется, примет душ и, элегантный и красивый, отправится в свой театр.
– Возьмите паспорт мужа, – послышался голос патрульного. – Мы его взяли из кармана, чтобы прописку посмотреть, иначе не нашли бы вас. И еще вот…
Елена с трудом повернула голову и увидела в руках у милиционера бумажник Левы и какие-то документы, кажется, удостоверение члена Союза театральных деятелей и еще какие-то пропуска, а также связку ключей.
– Проверьте, все ли на месте, может, чего пропало. Да вы в бумажник загляните, деньги-то целы?
Елена постаралась сосредоточиться, посчитать, сколько денег в бумажнике, насчитала три с чем-то тысячи, но поняла, что никак не может знать, много это или мало, вся сумма или что-то украли. Вроде бы больших денег у Левы быть сегодня не должно… Но все остальное на месте – и документы, и ключи.
«Скорая» приехала довольно быстро, хотя Елене эти десять минут показались целой вечностью. Из машины вышли врач и медсестра, через несколько секунд появился и водитель, который открыл заднюю дверь и достал носилки. Подойдя к сотрудникам патрульно-постовой службы, он о чем-то коротко переговорил с ними, после чего обе машины – ППС и «Скорая» – включили фары, направив свет на лежащее тело.
Врач приступил к осмотру, и Елена затаив дыхание слушала каждое слово, которое он негромким усталым голосом говорил медсестре:
– Больной без сознания… дышит… пульс скорый, ритмичный, повышенного наполнения.
Медсестра, открыв чемоданчик, уже набирала в шприц содержимое ампул, а врач, близоруко щурясь, устанавливал катетер.
– Что вы будете ему колоть? – в ужасе спросила Елена.
– Противошоковые препараты, сердечные, гормоны, мочегонные средства. Противосудорожные тоже.
– Так что с ним? Сердце? Он никогда не жаловался. Правда, он сегодня выпил, он был на банкете, – зачем-то принялась объяснять Елена. Ей казалось, что если она придумает причину, то само следствие окажется не таким страшным.
– У него черепно-мозговая травма, – сказал врач, слегка повернувшись в сторону Елены. – По голове его ударили, судя по всему. Более точный диагноз установят в больнице, но похоже на ушиб мягких тканей затылочной и теменной области. Вы с нами поедете?
– Конечно, конечно, – забормотала Елена.
В тот момент она совершенно не подумала ни о мобильном телефоне, ни о документах, ни о деньгах. Ничего этого у нее с собой не было, только ключи от квартиры.
Она забралась в машину и села на неудобное сиденье рядом с носилками. На другом, в изголовье носилок, устроился врач.
– Почему он не приходит в сознание? – спросила Елена дрожащим голосом. – Вы же сделали уколы. Они что, не помогли? Так сделайте еще какие-нибудь, что вы сидите?
– Да какое сознание, – устало махнул рукой врач, которого Елена только теперь, хотя и с трудом, разглядела. Он был немолодым и некрасивым. – Больной в коме.
– Как – в коме?! – ахнула она. – И когда теперь… ну, когда он…
– Этого никто не знает. Мозг – штука чрезвычайно сложная и чрезвычайно мало изученная. Никто вам никаких прогнозов не даст. Может быть все что угодно. Он может прийти в себя через минуту, а может и через год, и через пять лет. Если вообще выживет. Я вам советую быть готовой ко всему. Черепно-мозговые травмы – вещь очень коварная.
Они приехали в больницу, добрались до приемного покоя, потом Леву осматривали невропатолог, реаниматолог, нейрохирург, они о чем-то совещались вполголоса, и Елене, сидевшей в коридоре, были слышны только отдельные слова:
– Внутричерепная гематома… томограмма мозга… кровь на биохимию… сахар обязательно… анализ мочи… ЭКГ…
Потом вышел один из врачей, молодой, энергичный, совсем не сонный, несмотря на то что был пятый час утра, и объяснил Елене, что нужно проверить наличие внутричерепной гематомы, потому что если она есть, нужно оперировать немедленно, а если ее нет, больного можно сразу помещать в реанимацию, потому что состояние его стабильно. Леву увезли на обследования, а Елена так и осталась сидеть в коридоре перед приемным покоем, потому что ей никто не сказал, где еще можно подождать. Она совершенно растерялась, и сама ни у кого ничего не спросила. Примерно через час она робко постучала в приемный покой, и ей объяснили, что муж уже в реанимации с предварительным диагнозом «ушиб головного мозга, кома». Реанимация находится в другом корпусе на восьмом этаже. Она, конечно, может туда пройти, но дальше коридора ее не пустят, в реанимацию никого не пускают, не положено.