– А мне вот рассказывали, – приступила она к следующему блоку вопросов, – будто Лев Алексеевич любил, чтобы его боялись, и частенько сам ходил и все проверял, чтобы поймать с поличным. Это правда?
– Да, конечно, это правда. – Наймушина снова рассмеялась, и на этот раз Настя не поняла, что ее так развеселило. Или Людмила просто по характеру такая веселая и смешливая?
– И многих он поймал за руку?
– О, не перечесть.
– Может быть, кто-то затаил обиду?
– Ну, это вряд ли, Лев Алексеевич ловил-то всегда по делу, чего ж обижаться, если ты пьянствуешь на рабочем месте, а тебя поймали? Ясно же, что это нарушение, досадно, конечно, но все справедливо, ничего не попишешь.
– И все-таки, – настойчиво спросила Настя, – мог кто-нибудь затаить смертельную обиду? Ведь не все же рассуждают так, как вы, мол, если нарушил правила, то наказание справедливо. Многим это справедливым не кажется.
– Ну что вы! – Снова взмах головой и красивый полет тщательно выстриженной опытной рукой парикмахера челки. – Хотя случаи, конечно, бывали из ряда вон.
– Например? – насторожилась Настя.
– Например, с Ванечкой Звягиным. Вам не рассказывали?
– Пока нет. А что там случилось?
– Да глупость страшная! У нас, видите ли, есть правила внутреннего распорядка, вы, наверное, их видели. – Настя согласно кивнула, эти правила были напечатаны в той самой репертуарной книжке, которую дал им главный администратор Семаков. – Там написано, что после двадцати трех ноль-ноль находиться в гримерках артистам запрещается, все должны освободить помещение. И Лев Алексеевич регулярно около половины двенадцатого ночи обходит гримерки и проверяет, кто нарушает правила. Однажды он застукал Ванечку Звягина с девушкой из числа зрительниц, она была поклонницей, цветы ему преподнесла на поклонах, так он успел ей шепнуть, чтобы ждала его в коридоре возле двери в служебные помещения, и сразу после поклонов он ее и выдернул. Ой, Ванечка – он вообще такой у нас!
– Какой?
– Красавчик, молодой, звезда, одним словом. Он очень много снимается, да вы наверняка его по телевизору видели. Девушки его обожают, всегда цветы, всегда подарки, и он с удовольствием пользуется их обожанием во всех смыслах. А что ему? Он холостой, имеет право. Мы к этому спокойно относимся, а вот Лев Алексеевич их в гримерке и застукал. Ой, что было! Как он кричал!
– Кто? – не понял Антон. – Звягин?
– Да Богомолов же! Я, конечно, сама не слышала, меня в театре не было, но вахтерша и охранник рассказывали, что слышно было на все здание. Лев Алексеевич эту девушку через все коридоры гнал, даже одеться толком ей не дал, так она и бежала с одежками в руках. А на другой день вызвал Ванечку к себе в кабинет и сказал, что отзывает свое разрешение сниматься в многосерийном фильме. У Вани тогда очень хорошее предложение было от крупной продюсерской компании, но там очень плотный график съемок, да не в Москве, а в Киеве, и он приходил к Богомолову и просил разрешения, чтобы при составлении репертуара это учли и не ставили его спектакли в определенные дни. Богомолов сначала охотно согласился, для него же выгодно, чтобы наши актеры снимались, он на этом всю политику привлечения зрителя строит, а после случая с девушкой он свое разрешение аннулировал и сказал Ванечке, что никаких съемок ему не будет и что репертуар составят так, чтобы у него все съемочные дни оказались перекрыты спектаклями, и пусть только попробует хоть один спектакль сорвать! Ваня театром дорожит, а в кино он еще не настолько востребован, чтобы обеспечить себе постоянную занятость и постоянный доход, поэтому ему пришлось контракт с кинопроизводителями разорвать, а те ему выкатили огромную неустойку, Ваня попал на бабки, в долги залез. Конечно, он Богомолову этого не простил, все-таки одно дело – девочку выгнать с позором, и совсем другое – на деньги подставить. Но не Ваня же Льва Алексеевича битой по голове стукнул!
– А почему не Ваня? – скучно спросила Настя. – Почему вы так уверены?
– Так время ведь прошло, – убежденно ответила Людмила. – Если бы Ваня был на это способен, он бы сразу и сделал. А теперь что?
– И много времени прошло?
– Ну, где-то с полгода.
Так, значит, молодой красивый Иван Звягин. Надо будет к нему присмотреться. И Зарубину сказать. Интересно, что Сережка ответит? Наверное, что-нибудь изысканное и затейливое, он в таких делах мастер. Она ведь собирается ему еще и Арцеулова подбросить.
В целом прогноз Насти Каменской касательно реакции Сергея Зарубина оправдался. Услышав два новых имени, подполковник буквально взвыл.
– Слушай, Пална, может, ты сама Коле Блинову позвонишь и отчитаешься? – предложил он. – А то я получаюсь каким-то передаточным звеном, Колька спрашивает, насколько серьезны основания для проверки, а мне ему и ответить нечего, я только на тебя ссылаюсь, а он сердится. Позвони ему, а?
– Позвоню, – пообещала Настя. – Только завтра. Не в воскресенье же ему отчитываться, такое рвение ему вряд ли понравится. А у тебя какие новости?
– О, – оживился Зарубин, – у меня новости отличные! Кирилл Малащенко пропал.
– Куда?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Сергей. – Ответ ты знаешь сама. Во всяком случае, со вчерашнего дня этого пацана никто не видел. Ночь с пятницы на субботу он гудел в компании приятелей, расстались на рассвете, он якобы уехал домой, но достоверно этого никто подтвердить не может. А начиная со второй половины вчерашнего дня ни домашний, ни мобильный телефоны его не отвечают. Вернее, мобильный вообще выключен. Так что, возможно, твои новые фигуранты нам и не пригодятся, все сойдется на внуке завлита Малащенко.
– Дал бы бог, – вздохнула Настя, не очень, впрочем, надеясь на удачу. – А остальные?
– Всех нашел, и Скирду, и Гункину с ее братом, и дочку Богомолова с хахалем, проверяем. Кстати, ты знаешь, почему его называют Бобом?
– Наверное, он Борис, – предположила Настя, – или, может, Роберт.
– Ни фига подобного! – захохотал Зарубин. – Его фамилия – Горохов. Сечешь?
– Остроумно. А что насчет денег, которые могли быть у Богомолова с собой в вечер нападения?
– С этим хуже, – признался Сергей. – Ребята трясут всех, кто присутствовал на юбилее вместе с Богомоловым, но пока никакие деньги не выплыли. То есть совершенно непонятно, во-первых, была ли у Богомолова с собой крупная сумма, ради которой имело смысл на него нападать, и, во-вторых, если была, то кто мог об этом знать. Тишина полная. Но мы еще будем стараться. Так ты позвонишь Блинову?
– Я же обещала, – с неохотой отозвалась Настя.
– Нет, ты обещала позвонить завтра, а я хочу, чтобы ты позвонила сегодня, прямо сейчас.
– Ты смерти моей хочешь? – простонала она. – Он меня и так не больно-то жалует, а если я еще в воскресенье его дерну, то…
– И все-таки позвони, – очень серьезно произнес Зарубин. – Это будет правильно, пусть и в воскресенье. Ты же знаешь, у нас у всех выходной день – понятие относительное, когда работа позволяет сделать передышку – тогда и выходной.
– Ладно.
У нее и в самом деле не было ни малейшего желания звонить следователю, но она понимала, что не позвонить нельзя. Он и так пошел навстречу ей и Стасову, и портить отношения не годится.
Николай Николаевич Блинов будто ждал ее звонка, во всяком случае, узнал сразу. И, судя по тишине, на фоне которой звучал его голос, он находился, скорее всего, в своем рабочем кабинете, а вовсе не на улице, не в общественном месте, где мог бы проводить время с семьей, и не дома перед телевизором.
– Ты что там за самодеятельность развела, а, Каменская? – сразу принялся выговаривать следователь. – Мне Зарубин что ни день, то нового фигуранта подбрасывает, на тебя ссылается, а ты сама молчишь, как неродная. Я тебе что велел? Чтобы всю информацию ты лично мне докладывала, а не Зарубину твоему. Так что на первый раз я тебя прощаю, но чтобы с завтрашнего дня ты мне отчитывалась ежедневно, по́няла, сыночка?
Настя фыркнула, прикрыв рукой телефон.
– По́няла, Николай Николаевич. – Она послушно сделала ударение на первом слоге. – Буду отчитываться лично вам. Я сегодня Зарубину дала два новых имени, могу вам сказать сейчас.
– Говори, – строго потребовал следователь.
Настя продиктовала ему имена актеров Арцеулова и Звягина, прекрасно понимая, что в реальности ничего не изменится. Все равно собирать информацию о них будут оперативники, а не следователь. Но следователь должен быть в курсе, это обязательно.
Настя так и не утратила любви к супермаркетам, уж очень сильна оказалась память о тех временах, когда магазины сияли девственно пустыми прилавками, а продукты приходилось выискивать, ориентируясь на сумки идущих навстречу женщин. «Извините, где вы сосиски брали?» – это был обычный вопрос, как и обычным и потому не стыдным бывал взгляд, бросаемый в чужую авоську. Эти нестыдные взгляды обнаруживали пачки чая «со слоном», колбасу, баночки майонеза, хвосты замороженной рыбы или венгерскую курицу. И хотя с тех пор прошло почти двадцать лет, Настя Каменская все помнила отлично и не могла отказать себе в радости прийти в магазин и все-все-все купить без очередей. Лешка сегодня заседает, приедет попозже, так что ей сам бог велел сделать покупки и, если повезет, даже приготовить ужин. Ну, не ресторан, конечно, получится, но как сумеет.
Она медленно катила тележку вдоль стеллажей с продуктами и пыталась привести в порядок собранную за три дня информацию. Итак, Лев Алексеевич Богомолов, человек неоднозначный, грубоватый, хамоватый, людей не уважает, выражений в разговорах не выбирает, любит власть показать, за руку поймать и уволить с грохотом. Просто-таки самодур. Да, именно самодур. Могли его попытаться убить из-за этих качеств? Теоретически – да, могли, ибо в теории возможно все. А практически – вряд ли, потому что этой стороной своего характера он повернут к творческой публике, актерской или околотеатральной, которая по своему менталитету и особенностям личности к убийству не приспособлена. О, вот как раз Лешкины любимые маслины, надо взять, он предпочитает именно эту фирму, а они не всегда бывают. Наверное, имеет смысл взять побольше, баночки три-четыре, чтобы хватило надолго.