ом влажной земли и тлена. Док шел впереди. Зверюга – за Билли. Внезапно остановившись, Билли нагнулся и заблевал чье-то последнее пристанище.
– Ну и мир, – отплевываясь, пробормотал он, в носу у него свербело теплое пиво и бренди.
Когда он закончил, Зверюга распрямил его со словами:
– Если тебе в этом мире так скверно, Билл, зачем за него цепляться?
Словно по команде Док развернулся, занес огроменный кулак и вмазал Билли в переносицу, раздробив кость. Раз чертыхнувшись, Билли упал. На глаза у него невольно навернулись слезы. Боль была невыносимой.
– Думаешь, ты очень остроумный, да? – взревел Док. – Тогда вот над этим посмейся.
Билли ошарашенно поглядел на Зверюгу, ожидая, что он вмешается. Но тот только покачал головой. Тут снова вступил Док, изрыгая оскорбления и обрушивая удары на голову, ребра и спину Билли.
– Книжный червь сраный!
Уткнувшись лицом в землю и закрывая голову руками, Билли свернулся калачиком, ожидая, когда придет забытье. Потом вдруг тишину разорвал ужасный оглушительный взрыв, эхом прокатившийся по разрушающимся надгробьям. Сперва Билли решил, что стреляли в него, но, приподняв голову, увидел, что ни у Дока, ни у Зверюги нет пушек. Оба смотрели куда-то в темноту.
– Лучше сваливать, – прошептал Зверюга.
– Я только хочу его увидеть, – ответил Док. – Посмотреть, реальный ли он.
Что-то просвистело над их головами, и долю секунды спустя последовал звук второго выстрела. Гангстеры нервно переступили с ноги на ногу.
– Лучше сваливать, – повторил Зверюга. Но Док все еще медлил.
– Шевелись!
Гангстеры повернулись и подчеркнуто медленно, словно не желая терять лицо, удалились. Когда они скрылись из виду, и лишь тогда, из-за надгробья впереди поднялась темная тень.
В кромешной тьме плыл бледный овал. Вскоре стало очевидно, что на самом деле это светло-серый колпак на голове высокого худощавого человека. Стрелок двигался быстро и грациозно, презрев дорожку и используя могильные плиты как камни на переправе. Несколько мгновений спустя он уже оказался рядом с Билли.
В колпаке имелись две узкие дырки для глаз, через которые стрелок посмотрел на Билли. На нем была темная одежда и длинный развевающийся плащ. Он молчал и держался совершенно неподвижно. Мягко трепыхались на ветру полы плаща. В руке он держал револьвер с непропорционально длинным стволом.
– Ты кто, мать твою? – спросил Билли. Вместо ответа стрелок поднял руку и прицелился
Билли в голову.
– Вставай, – негромко сказал он. – Хочу тебе кое-что показать. – Говорил он с мягким лондонским акцентом.
Билли с трудом поднялся. Стекая по горлу, кровь из носа промачивала куртку. Стрелок повел его среди могил к подножию колонны, на которой белый каменный ангел сложил руки в молитве. Там они стояли довольно долго. Плакал ветер. Дуло револьвера леденило щеку Билли.
– Да что такого я сделал, черт побери? – спросил Билли. – Я даже не знаю, что я сделал.
Небо расчертила падающая звезда. Билли трясло от страха. Потом стрелок заговорил снова.
– Известно тебе, к чему и куда ты идешь? – вопросил он.
Это была цитата, и, к собственному изумлению, Билли узнал источник.
– «Дракула», – с непреложной уверенностью сказал он.
– Что? – Впервые незнакомец проявил хоть какие-то признаки человечности. Опустив пушку, он отступил на шаг в сторону. – Что ты сказал?
Большего Билли и не требовалось. С храбростью, родившейся из чистейшего отчаяния, он повернулся и дал деру. Он понятия не имел, куда бежать. Кладбище, казалось, тянулось на мили во все стороны. Единственной заботой Билли было остаться в живых. Кровь из носа капала ему на грудь, но он слепо несся через лабиринт могил. Не раздалось ни крика, ни выстрела, только шум его собственного дыхания настоятельно гремел у него в черепе.
Всего через несколько минут Билли зацепился ногой за изогнутый корень. Подпрыгнув, он больно приземлился, разбив колено об угол саркофага. Едва не плача от боли, он скорчился за большой могилой. На мраморном надгробии была выбита звезда Давида. Билли прижался щекой к этому символу, и кровь мерно закапала у него с подбородка на освященную землю.
Через, казалось бы, очень долгое время Билли решился высунуть голову над камнем, чтобы поискать своего незадачливого палача. Кладбище усмехнулось, оскалив сломанные зубы надгробий. Ни звука, ни признаков погони. Потом Билли услышал шмыганье и, повернувшись, увидел направленный ему в голову пистолет. Стрелок стоял сразу за ним. В темноте без шума или заметного труда он выследил Билли и зашел ему за спину.
– Вот дерьмо, – пробормотал Билли.
Он не готов умереть. До сих пор жизнь приносила сплошные разочарования. Но разочарование все-таки предпочтительнее смерти. В нем всколыхнулось жаркое чувство, близкий к ликованию гнев. Если это конец, плевать! Будь он проклят, если станет молить о пощаде.
Голос Билли дрожал, когда он произносил свою прощальную речь.
– Ну же, никчемный кусок дерьма! Мужики с пушками, мальчишки с пушками. Невежественные вонючие слабаки, которые считают себя крутыми, только потому, что у них есть власть убивать.
Он подождал. Стрелок по-прежнему стоял неподвижно. Холодная морось падала Билли на лицо, так что приходилось щуриться, чтобы видеть своего палача.
– Старики, женщины и дети обделываются от страха только потому, что какой-нибудь бесхребетный дрочок вроде тебя наставляет на них пушку. Давай! Стреляй! Я буду мертв, но ты останешься никчемным трусливым ублюдком...
Раздался мягкий щелчок. Закрыв руками голову, Билли зажмурился, ожидая ослепительной вспышки, которая ознаменует конец его дней. Ничего не произошло. Сильная рука схватила Билли за запястье, отрывая от головы. Билли поднял глаза. Опустив пушку, стрелок рассматривал кольцо на пальце у Билли, потом спросил:
– Билли?
Билли воззрился на него недоуменно.
– Билли Дай? Из Манчестерской Средней?
– Ну?
Стрелок издал странный звук, не то смешок, не то фырканье, и вдруг сорвал с головы колпак. Было слишком темно, чтобы увидеть лицо. Но форма черепа, силуэтом различимая на фоне неба, сразу показалась знакомой. От шеи к макушке Билли поползли мурашки.
– Это я, Билли.
4
Внезапно утратил я лучшего друга.
Это было последнее, что Билли запомнил перед тем, как отключился. Когда он открыл глаза, было все еще темно. Он лежал на узкой койке в жилом фургончике, длинном и широком, с высоким сводчатым округлым потолком – в общем и целом похожем на цыганскую кибитку. Сразу за головой Билли были закрытые и запертые на засов двери. В дальнем конце кибитки на небольшом откидном столике горела масляная лампа, и человек, которому приказали его убить, сидел за ним, спокойно тасуя карты. Тишина была жутковатой и абсолютной.
На противоположной стене висела копия старого офорта в элегантной рамке: поразительная гравюра низвергающегося с высоты крылатого человека. Тянущаяся во всю длину фургончика полка была плотно заставлена книгами, вторая, над головой Билли, забита так, что опасно провисла в середине.
Билли заглянул под укрывающее его одеяло. Он был в трусах и фуфайке. В голове тяжело ухало. Кровь с рубашки просочилась на фуфайку, создавая впечатление, что на груди у него государственный флаг Японии. На разбитом колене – тугая повязка, само колено пульсирует низкой, из глубины болью. Билли попытался сесть, но почувствовал, что голова сама падает назад, точно его череп пришвартовали к подушке. Подняв глаза, хозяин увидел, что Билли очнулся, и неспешно собрав карты в колоду, аккуратно завернул ее в коричневый лоскут и убрал на полку у себя над головой. Потом взял лампу и подошел к Билли.
Исхудалое лицо, темно-русые, постриженные почти под ноль волосы. Если не считать формы черепа и длины конечностей, он едва ли походил на мальчика, которого помнил Билли. Телосложение у него было как у морского пехотинца: ни грамма жира, ни следов бодибилдинга, сплошь функциональные мышцы и сухожилия. За годы насилия и изоляции когда-то выразительное лицо старого друга застыло в холодную, жестокую маску. Это было лицо опасного хищника, если не считать глаз: голубые с металлическим отливом, они светились умом и энергией.
– Бред какой-то, Стиви. Не могу поверить, что это ты. – Голос Билли прозвучал хрипло и незнакомо.
– Ага. – В этом слове слышалась толика сожаления. В противоположность лицу и манере голос был неожиданном мягким.
– Мальчишка, который когда-то избивал старост в большую перемену?
Угрюмый взгляд.
– Тебе лучше молчать, Билли. Постарайся отдохнуть.
– Где мы?
– В поле.
– А Пономарь...
Предвосхитив вопрос, хозяин ответил:
– Нас не найдет.
На Билли он смотрел спокойно, почти не мигая, и, казалось, даже не дышал.
– Ты изменился, – задумчиво произнес Билли.
– Много воды утекло.
– Как ты узнал, что это я?
– Потому что ты самая наглая сволочь на белом свете. – Глаза улыбались. – Обычно те, на кого я наставил пушку, меня не оскорбляют.
– Откуда у тебя лондонский акцент?
Натянув покрывало до шеи Билли, он сказал:
– Из Лондона. Там я изучил мое ремесло.
– Реме-е-есло, – передразнил Билли и тут же почувствовал себя глупо.
Не желая расспрашивать дальше из страха перед тем, что может услышать, Билли сменил тему:
– Ты правда тут живешь, Стив?
– Никто больше не зовет меня Стив, – терпеливо ответил бывший друг. – Теперь я Злыдень.
Билли было рассмеялся, но вынужденно перестал – лицо слишком болело. Тем не менее приходилось признать, что новое имя Стиву подходит. Злыдень. Так в детских сказках называют жуткого страшилу, а в легендах – духа или существо, приносящее беду. Стив Эллис – мальчишеское имя. В человеке у койки Билли не было решительно ничего мальчишеского. И довольно много от злого духа.
– И где находится это твое поле? – снова спросил Билли.