Прослушав доклад до конца, Абакумов отпустил подчинённых. Чтобы понять, что делать дальше, следовало дождаться заключения техотдела. Впрочем, начальник управления НКВД понимал, что докладывать Сталину всё равно придётся. «Хозяин» наверняка уже всё знает, но с пустыми руками идти к нему не стоило.
Ожидая заключения специалистов, Абакумов с интересом читал рапорт старшего лейтенанта НКВД Васильева, находившийся в одном из контейнеров. В рапорте указывались обстоятельства попадания старшего лейтенанта в отряд и структура самого отряда. Точное количество уничтоженных солдат противника и полицаев, подтверждённых документами. Действия отряда с июля прошлого года и перечень произведённых диверсий с датами.
Надо сказать, что рапорт старшего лейтенанта произвёл впечатление на начальника управления. Главным в нём было то, что всё это легко проверялось и документально подтверждалось во многих случаях самими немцами. Только одна полностью уничтоженная станция в городе Даугавпилс в ноябре прошлого года частично задержала снабжение немецких групп армий «Север» и «Центр» на несколько дней, пока грузопотоки не были перенаправлены по другим маршрутам.
Уничтоженные на станции грузы и полностью выведенный из строя транспортный узел тянули на награждение высокими правительственными наградами, которые на тот момент просто некому было вручать, а информация об убитых отрядом начальниках концлагерей имела важное политическое значение и могла быть использована в газетах. Да и само существование партизанского отряда, состоящего из евреев и уничтожающего оккупантов с потрясающей эффективностью, было сродни разорвавшейся информационной бомбе и могло быть использовано пропагандистами.
Кроме всего прочего, судя по данным разведки, десятого августа в городе Остров произошёл взрыв на станции, уничтоживший практически всю станцию и все эшелоны, стоявшие на ней, а несколько ранее на этой же железнодорожной ветке были взорваны два состава. Немцы просто не успевали восстанавливать железную дорогу. Судя по допросам разведчиков, как раз в это время разведгруппа начала самостоятельное движение в сторону линии фронта, а данные диверсии были произведены одной из диверсионных групп «Второго» с целью отвлечения внимания противника от маршрута движения группы.
Доклад начальника техотдела был не менее интересен. С такой информацией можно было идти к «Хозяину», но Абакумов впервые увидел своего подчинённого в таком состоянии. Начальник техотдела даже заикался от волнения. Техническая информация была невероятной и не менее ценной для воюющей страны.
Образцы вооружений, предоставленные неизвестным информатором, не использовались нигде в мире, но имели полное описание, схемы, чертежи и технические характеристики. В некоторых случаях чертежи и пояснения дублировались фотографиями, подлинность которых не вызывала никаких сомнений. Так тип самодельной мины, используемый для подрыва поездов, не только был полностью описан, но и все детали и общий вид устройства были сфотографированы.
Помимо всего остального, полностью была описана противопехотная мина, использующая в качестве поражающего элемента патроны от винтовки «Бердана», пистолетные патроны или патроны от охотничьих ружей. По информации самих немцев ранения, нанесённые подобным устройством, наносили солдату противника тяжёлое ранение ступни с последующей ампутацией ступни либо длительным лечением и в большинстве случаев инвалидностью. Всего за несколько летних месяцев подобные ранения получили несколько сотен немцев и полицейских.
Была также мина для уничтожения живой силы противника направленным взрывом, также с полным описанием и фотографированием образцов. Причём в качестве поражающих элементов использовался самый разнообразный металлический хлам, нарезанный кустарным способом.
Кроме того, в технических описаниях был выделен пистолет-пулемёт советского конструктора Алексея Судаева, как наиболее перспективный вид автоматического оружия. Вот только ППС только разрабатывался и в серию ещё не пошёл, что было выделено отдельно. Причём схема автомата была улучшена, с детальными пояснениями улучшения, что вообще не поддавалось никакому объяснению.
В контейнере, в котором были отправлены данные по разведшколе, лежали подлинные личные документы штурмбаннфюрера SS Вальтера Нойманна, общие, но очень подробные сведения о разведшколе и несколько фотографий из его личного архива, с указанием данных о немецких разведчиках, работающих в стране. Отдельным пакетом на самом дне контейнера были условия передачи всех сведений о курсантах разведшколы и точные координаты ещё одного крупного месторождения алмазов.
Условия передачи сведений ставил командир отряда, неизвестный польский аристократ и, вероятнее всего, личный друг Алексея Петровича Елагина. Капитана латвийской армии, инструктора разведывательно-диверсионной школы латвийского генерального штаба и бывшего помощника штурмбаннфюрера SS Вальтера Нойманна.
Старший лейтенант Васильев к командованию отрядом допущен не был и занимался только диверсионной работой. Именно он действовал в тылу противника под псевдонимом «Второй». В июне немцы выпустили директиву с полным словесным описанием Васильева. Кроме того, в пакете находилось групповое фото, на котором был сам старший лейтенант и шестеро разведчиков, пятеро из которых дошли до линии фронта.
И, наконец, самая невероятная информация. Сведения о месторождениях алмазов в Архангельской и Пермской областях были с точной привязкой к местности, полными географическими координатами, глубиной залегания и техническим описанием месторождений. Проверить эту информацию можно было за считаные недели. От всего этого голова у Абакумова пошла кругом. Необходимо было срочно докладывать всё Сталину, пока это не сделал кто-нибудь другой. Абакумов протянул руку, взял трубку телефона и приказал соединить его с Кремлём.
Всё произошло так, как расписывали нам «Командир» и «Серж», целых полторы недели сопровождавшие нас на нашем пути и проговаривавшие нам наши действия буквально по шагам. Хотя дойти до линии фронта оказалось невероятно сложно. Группа «Рыси», выполняя приказ «Командира», сопровождала нас почти две недели, пока однажды, после одного из наших нападений на полицаев, к нам не прицепились немецкие егеря.
«Рысь», с оставшимися у него семерыми бойцами, увёл немцев за собой, а мы пошли дальше. Мы бы не трогали полицаев, но у нас полностью закончились продукты, и это пришлось сделать. Выбив полицаев в небольшой деревне, мы загрузились всем необходимым, но подмога подошла к ним слишком быстро. Группа «Рыси» приняла бой и увела преследователей в лес, а мы отсиделись в заболоченном лесном озере.
До линии фронта мы дошли ещё через одиннадцать дней. Легковая машина с охраной подвернулась нам случайно, но «Ода» среагировал моментально. В бронетранспортёр полетели гранаты, закинутые Тамиром, который лежал почти на обочине дороги. Я убила водителя легковой машины, а Шет с братьями открыли огонь по мотоциклистам.
Только тогда я поняла, насколько мы втроём отличаемся от молодых бойцов отряда. Тамир с «Одой» уже спеленали обоих немецких офицеров, походя прибив автоматчика, сопровождающего штабного офицера, а двое из четверых мотоциклистов всё ещё были живы. Да, я убила их обоих, но Шету это помогло мало, он погиб почти сразу, а ещё через двое суток Натана ранил ножом недобитый им часовой.
Вот уже шесть суток мы у наших, и четверо суток нас почти непрерывно допрашивают. Когда «Командир» проводил нам инструктаж и подробно проговаривал нам нашу легенду, мы удивлялись все вшестером, но приученные выполнять приказы командира и зная, что он плохого не посоветует, мы просто заучили всё, что он нам приготовил. Теперь я понимаю, зачем он это сделал.
Все эти допросы и попытки поймать нас на нестыковках в показаниях разбиваются о железную легенду, придуманную «Командиром». Самое забавное, что нам ничего не надо выдумывать. Документы у нас свои, история появления в отряде почти одинаковая, а дальше: учились, тренировались, в боевых действиях не участвовали, так как командир готовил нас именно для этого задания.
– Листовки? Так их писали от нашего имени, а иногда и мы сами. «Командир» считает, что упырей обязательно надо радовать. Ведь нет ничего радостней, как увидеть листовку с именем простой еврейской девушки на повешенном полицае. Не правда ли, товарищ командир?
Кто воюет? Я не знаю, товарищ командир. Боевые группы с курсантами не общаются и располагаются на отдельных базах. Да, иногда боевые группы приходили на нашу базу, но ношение бандан, масок и маскхалатов у нас обязательное, а общение с бойцами других групп запрещено. Курсанты общаются только с бойцами своей группы и инструкторами. Обычно это боевая тройка. Снайпер и два автоматчика, а сапёрную подготовку у нас проходят все.
Я не знаю, что обозначает слово «бандана». Так в отряде называется косынка, прикрывающая голову. Её носят все без исключения. – Всё просто, никакой информацией не владеем, знаем, куда привести связных, и всё. Обыкновенные почтальоны, принёсшие почту, или, как сказал «Командир», фельдкурьеры. Ничего у нас эти следователи не вызнают, даже информации об инструкторах мы не знаем. Только боевые имена и внешний вид, а это мы и не скрываем.
– Как выглядит «Командир»? Он почти всё время в маске. Да, такой же, как и у всех, но я, конечно же, опишу его. Его лицо невозможно забыть, товарищ командир. – Мой словесный портрет совпадёт со словесными портретами «Оды», Тамира и Даира. Берём рост «Командира» и волосы «Погранца». Цвет глаз «Стрижа» и телосложение «Бати». Усы «Старшины» и ямочку на подбородке, как у «Белки». Вот и получился «Командир».
– Ну, извините, я не художница, а снайпер, общие же детали совпали. – Не скрываем мы и местоположение старой базы, всё равно на неё никто возвращаться не собирается. А мне обязательно нужно вернуться обратно, хотя бы затем, чтобы сказать Командиру «спасибо». За всё, что он для меня сделал, и, мне кажется, я не смогу без него жить. Нет ничего странного, что и «Ода», и Тамир, и даже Даир рвутся обратно в отряд. Только там мы у себя дома, а ещё там наша семья, и другой у нас нет.