– Я вообще ничего не понимаю. Почему Брисбен Коу вчера вернулся? Кто знал, что он намерен вернуться?
– Ах, если бы я мог ответить на эти вопросы!
У входа в гостиную, на скамье, сидели Берк и Гэмбл. Последний совсем осунулся и, казалось, побледнел еще сильнее, если такое вообще возможно. Мертвеца в гардеробной он не видел – его заслоняли наши спины. Но, без сомнения, все понял.
Вэнс шагнул прямо к дворецкому:
– Скажите, в какой шляпе и в каком пальто мистер Брисбен вчера отправился на вокзал?
Гэмбл предпринял отчаянную попытку взять себя в руки.
– В твидовом пальто, сэр, – глухо ответил он. – В клетчатом твидовом пальто. А шляпа была светло-серая, фетровая.
Вэнс бросился в гардеробную и через несколько секунд появился со шляпой и пальто в руках.
– Эти вещи?
Дворецкий сглотнул, наклонил голову:
– Да, сэр.
На шляпу и пальто он взирал, точно впервые их видел.
Вэнс вернул вещи в гардеробную и сказал Маркхэму:
– И пальто, и шляпа висели на своих местах.
– А могло такое быть, – начал Маркхэм, – что едва Брисбен повесил вещи, вернувшись с вокзала, как его убили?
– Конечно, могло, – кивнул Вэнс. – Однако такой расклад не объясняет прочие события вчерашнего вечера. Мне кажется, логичнее предположить, что Брисбена убили, когда он намеревался выйти из дому. Но тогда, опять же, как быть с временны́м элементом?
Хис успел шагнуть к телефону и набрать номер.
– Временной элемент я вам сейчас организую, – мрачно пообещал он.
Через несколько секунд сержант уже говорил с доктором Доремусом, чей кабинет помещался в здании муниципалитета.
– Док едет, – сообщил Хис, вешая трубку.
– А пока мы вот что сделаем, Маркхэм, с китайским поваром побеседуем, – сказал Вэнс. – Приведите его, Гэмбл, будьте так любезны.
Дворецкий поспешил на кухню, а Вэнс пошел в библиотеку. Мы последовали за ним.
Библиотека – не комната, а скорее зала – помещалась на северной стороне, как раз напротив гостиной. Впрочем, привычного, «библиотечного» вида комната не имела, даром что практически всю южную стену занимали стеллажи с собраниями сочинений. Навскидку число томов доходило до тысячи. Гораздо больше библиотека в доме Коу напоминала антикварный магазин. Здесь стояли шкафы и шкафчики с нефритовыми статуэтками, ювелирными украшениями и предметами искусства, выполненными китайскими мастерами и в китайском стиле. Все поверхности, более или менее для этого подходящие, были заполнены китайским фарфором, церемониальной бронзой, фигурками из слоновой кости и лаковыми шкатулками. Мебель была преимущественно из тикового или камфарного дерева, а всюду, где позволяло место, красовались парчовые и шелковые полотнища с богатой вышивкой. Западную стену визуально делил надвое камин – образчик французского рококо, – совершенно выбивавшийся из общего стиля. Там и сям резали глаз предметы современной мебели – массивный письменный стол из мореного дуба, секретер, заваленный бумагами, стальная подставка для документов, несколько псевдоколониальных стульев из красного дерева. Эти вещи нарушали колорит библиотеки, портили атмосферу старины, вносили в нее резкие ноты анахронического хаоса.
Не успели мы усесться, как перед нами возник высокий худощавый китаец очень интеллигентной наружности. На вид ему было лет сорок. Он вошел практически бесшумно через дверь, разделявшую библиотеку и столовую. В безукоризненно чистом, белом поварском костюме, в черных туфлях на платформе, китаец застыл у дверей, устремив взор в пространство поверх наших голов. Впрочем, в фиксированной позе не было напряженности, а глаза, не останавливаясь ни на одном конкретном предмете, тем не менее подмечали каждую мелочь.
Вэнс заговорил не сразу – несколько минут он испытующе взирал на китайца.
– Как ваше имя?
– Лян, – последовал тихий, едва слышный ответ.
– Назовите полное имя, пожалуйста.
Китаец выдержал короткую паузу:
– Лян Цун Вей.
– Хорошо. Насколько я понял, вы служите в доме Коу поваром.
– Моя повар.
Вэнс испустил вздох, легкая улыбка мелькнула на его лице.
– Не валяйте дурака, мистер Лян. Этот ваш пиджин-инглиш отнюдь не будет способствовать взаимопониманию. – Вэнс не спеша прикурил. – И не стойте, как статуя. Здесь хватает стульев.
Китаец пригасил блеск в глазах, медленно поднял взор на Вэнса. Поклонился, сел в кресло между дверью и стеллажами.
– Спасибо, – сказал он на чистейшем английском. – Полагаю, вы намерены задать мне несколько вопросов из-за трагедии, что имела место здесь вчера вечером. К моему великому сожалению, я вряд ли смогу пролить свет на события.
– Откуда вы знаете, что здесь случилась трагедия? – спросил Вэнс, глядя на кончик сигареты.
– Я готовил завтрак и слышал, как дворецкий говорил об этом по телефону.
– Ах да, конечно… Скажите, мистер Лян, вы давно живете в Штатах?
– Всего два года.
– Вас привело в эту страну влечение к американской кухне?
– Вообще-то нет, даром что сейчас я изучаю западные обычаи. Видите ли, западная цивилизация весьма интересует определенную группу моих соотечественников.
– Вероятно, не меньше их интересуют редкие церемониальные предметы китайского искусства, похищенные из китайских храмов и гробниц.
– Вы правы, мой народ до сих пор не может смириться с этой утратой, – отвечал китаец.
Вэнс кивнул понимающе, секунду помолчал.
– Где вы учились, мистер Лян?
– Сначала – в Имперском университете Тяньцзиня, затем – в Оксфорде.
– Осмелюсь предположить, что вы член партии Гоминьдан.
Китаец в знак согласия склонил голову:
– Я действительно состоял в этой партии. Но осознав, что идеалы русских укореняются в головах моих соотечественников, вытесняя идеалы Тан и Сун, я вступил в организацию Дадаохуэй[14]. Однако дело в том, что по типу темперамента я – последователь Лао-цзы, а мои товарищи в основном были конфуцианцами. Я понял, что мой идеализм неуместен там, где царит истерия, и очень скоро полностью завязал с какой бы то ни было политической деятельностью. Я продолжаю верить в культурные идеалы великого Старого Китая и надеюсь дожить до того дня, когда философские изречения из «Дао Дэ Цзин»[15] восстановят в моей стране равновесие духа и разума.
Вэнс этот пассаж не прокомментировал, только спросил:
– Как случилось, что вы нанялись к мистеру Коу?
– Я прослышал о его коллекции китайского фарфора и прочих ценностей, о его глубоких познаниях в восточном искусстве и подумал, что атмосфера в этом доме будет мне импонировать.
– И она импонировала?
– Не совсем. Мистер Коу был человеком скрытным и эгоистичным. В нем жила страсть к накопительству, алчность. Свои сокровища он прятал от всего света.
– Коллекционеры всегда так поступают, – заметил Вэнс и, приподнявшись на стуле, зевнул. – Кстати, мистер Лян, в котором часу вы вчера ушли из дома?
– Приблизительно в половине третьего, – со смирением ответствовал китаец. Лицо его стало непроницаемым, как маска.
– А вернулись когда?
– Незадолго до полуночи.
– И в промежутке вы не приходили в дом Коу?
– Нет. Я навещал друзей, которые живут на Лонг-Айленде.
– Друзей-китайцев?
– Да. Они будут рады подтвердить мои слова.
Вэнс улыбнулся:
– Не сомневаюсь… А как вы вернулись – через парадную дверь или через черный ход?
– Через черный ход. Я пересек двор и вошел в дверь, что предназначена для посыльных и слуг.
– Где находится ваша комната?
– Я занимаю помещение, смежное с кухней.
– Вернувшись, вы сразу легли спать?
Китаец на миг заколебался:
– Нет, не сразу. Я вымыл посуду за мистером Коу, который ужинал дома, а потом заварил себе чаю.
– Вы случайно не видели вчера вечером мистера Брисбена Коу?
– Мистера Брисбена Коу? – удивился китаец. – Дворецкий сказал мне сегодня утром не готовить завтрак на его долю, потому что мистер Брисбен уехал в Чикаго… Разве он был здесь вчера вечером?
Вэнс проигнорировал вопрос.
– Отходя ко сну, вы не слышали никаких звуков?
– Нет, не слышал. Но только до приезда мисс Лейк. Она – весьма шумная особа и обычно не заботится о спокойствии окружающих. Примерно через четверть часа после мисс Лейк вернулся мистер Грасси. Других звуков не было.
До сих пор Вэнс обращался к китайцу с уважительным дружелюбием; теперь манера его изменилась. Взгляд стал жестким, сам Вэнс расправил плечи, подался вперед. Когда он заговорил, в голосе отчетливо слышалась холодная непреклонность:
– Мистер Лян, в котором часу вы вернулись вчера в дом Коу в первый раз?
Взор китайца устремился вдаль, стал непроницаемым. Длинные тонкие пальцы, словно шелковые щупальца, заскользили по кресельным подлокотникам.
– В первый раз? Не понимаю. Я вернулся в полночь.
Вэнс не смутился и не отвел пристального взгляда.
– Разумеется, вы вернулись в полночь – Гэмбл вас слышал. Но я говорю о вашем первом возвращении в дом. Предположительно в восемь часов вечера.
– Очевидно, вы что-то путаете, – произнес Лян, не меняя ни интонации, ни выражения лица.
– Что предстало вашему взору в этой самой комнате в восемь часов вечера?
– Как моему взору могло предстать что бы то ни было, если я сам был в совершенно другом месте? – последовал хладнокровный ответ.
– Вы увидели мистера Арчера Коу, не так ли? – упорствовал Вэнс.
– Уверяю вас…
– Мистер Арчер Коу был не один. С кем он был?
– Я находился в другом месте.
– Возможно, вы заглянули в спальню мистера Арчера Коу? – продолжал Вэнс более мягким, но настойчивым тоном. – И подумали, что лучше вам скрыться из дому на несколько часов. Вы и скрылись, и вернулись только в полночь.
Пальцы Ляна вновь нервно заскользили по подлокотникам, взор устремился Вэнсу в лицо. Теперь в глазах китайца читалось удивление.