– Вчера я не приходил в дом в промежутке между половиной третьего и полуночью, – произнес Лян таким тоном, что стало ясно – больше он на эту тему говорить не намерен.
Вэнс устало вздохнул и окликнул Гэмбла:
– Скажите, Гэмбл, где сидел мистер Арчер Коу, когда вы вчера покидали этот дом?
– На диване, сэр. Вон в том углу, возле напольной лампы. Это было любимое место мистера Арчера.
Вэнс кивнул и поднялся.
– Пока достаточно. Возвращайтесь к своим обязанностям, Гэмбл. Мы вас позовем, когда потребуется.
Гэмбл вышел, а Вэнс шагнул к дивану и принялся его осматривать.
На диване лежали три пуховые подушки, причем одна из них, та, что помещалась ближе всего к краю и к лампе, была примята. Рядом с лампой, перед диваном, стоял массивный низкий табурет из тикового дерева, на полу валялся каталог «Древние бронзы Китая».
Несколько минут Вэнс рассматривал табурет и каталог. Затем, не оборачиваясь к нам, выдал:
– Мистер Лян, когда вы вчера в восемь вечера заглянули в эту комнату, табурет был повален на бок, не так ли?
Впервые за все время китаец потерял самообладание, по всем критериям подобное слоновой кости. Стрельчатые веки дрогнули; легкое, сухопарое тело ощутимо напряглось. Прежде чем Лян успел ответить, Вэнс добавил:
– Наверное, вы подняли табурет… Но вот каталог, что с него свалился, вы не заметили.
– Меня здесь не было, – повторил Лян.
– Не составит никакого труда, – продолжал Вэнс, – проверить наличие на табурете отпечатков ваших пальцев.
– Стоит ли тратить время? – спокойно возразил китаец. – Вне всякого сомнения, вы найдете на табурете мои отпечатки. Я часто прикасаюсь к мебели и другим предметам в этой комнате.
Вэнс чуть улыбнулся; в этой улыбке я уловил восхищение.
– Уговорили. Мы не станем утруждать криминалистов.
Затем Вэнс обошел напольную лампу и остановился возле круглого столика из камфорного дерева, находившегося за диваном. На столике помещались фигурки из слоновой кости, а также не меньше двух дюжин нефритовых, янтарных, кварцевых, хрустальных и фарфоровых флакончиков для благовоний. В центре стола, на изящной подставке из тикового дерева, стояла белая ваза строгой формы, высотой дюймов девять. Еще когда мы в первый раз переступили порог библиотеки, Вэнс явно заинтересовался этой вазой. Теперь же он рассматривал ее со скептическим выражением лица. Мы не сводили с Вэнса глаз, причем китаец Лян казался обеспокоенным едва ли не больше всех остальных. В его взгляде, буквально прикованном к лицу Вэнса, читалось удивление, смешанное – если только фантазия не шутит со мною шуток – со страхом.
– Поразительно! – пробормотал Вэнс, уделив белой вазе несколько мгновений. Он поднял свои полусонные глаза и добавил: – Скажите, мистер Лян, этот сосуд был на столике вчера в восемь вечера?
– Откуда мне знать? – с привычной, запирательской интонацией вопросил Лян.
Вэнс взял вазу в руки.
– Ваза явно не тянет на музейную ценность, не так ли, мистер Лян? Второсортная поделка, не более. Честно говоря, я крайне удивлен, что мистер Коу вообще включил эту вещь в свою коллекцию. Такого добра полно в магазинах на Пятой авеню, и цены не кусаются… Позволю себе предположить, что это имитация дин-яо, сделанная при Даогуане[16]. – Вэнс постучал по вазе ногтем среднего пальца. – Пожалуй, материал попрочнее того, что использовали мастера эпохи Сун, но, к сожалению, он более грубый. Качество недотягивает; поливе недостает богатого, густого блеска фарфора дин-яо, каковой блеск особенно впечатляет в белых монохромах. О нет, коллекционер со стажем вроде Арчера Коу никогда не обманулся бы, никогда не соблазнился бы подобной вещью… Или вы со мной не согласны, мистер Лян?
– Мистер Коу немало знал о китайском фарфоре, – последовал уклончивый ответ. Китаец не сводил глаз с Вэнса.
– В эпоху Даогуан, милый Маркхэм, фарфоровых дел мастера наиболее точно придерживались технологий, принятых в предшествовавшие эпохи, – не преминул заметить Вэнс. – Что характерно – каждая из имитаций имела клеймо, тогда как подлинные белые монохромы дин-яо или, скажем, нан-дин-яо, традиционно не маркировались. – Вэнс перевернул вазу, стал рассматривать донышко. – Так я и знал! Вот клеймо! Эпоха Ваньли[17]. – Последовало скорбное покачивание головой. – Нет, Арчер никогда не прельстился бы подобным изделием… Очень, очень странно…
Вэнс принялся было устанавливать вазу на прежнем месте, но внезапно рука его замерла, а в следующую секунду он поместил образчик фарфора эпохи Ваньли на край стола.
Затем Вэнс наклонился, отодвинул тиковую подставку и открыл нашим взорам треугольный осколок белого фарфора шириною примерно в дюйм. Нацепив монокль, Вэнс со всей осторожностью взял осколок двумя пальцами и стал рассматривать на свет.
– А вот это уже совсем другой материал, – произнес он. – Похоже, перед нами фрагмент подлинного дин-яо эпохи Сун. Заметьте – это ни в коем случае не нан-дин-яо, ведь полива лишена характерного оттенка, имеющего загадочное название «рисовый цветок»[18]. Нет, полива поражает матовой белизной. Этот фарфор тонок, как бумага, и чрезвычайно хрупок, он будто светится изнутри. Впрочем, фрагмент может принадлежать и к эпохе Юань…[19] Подобные детали не так уж и важны – в любом случае ваза из такого фарфора сделает честь любой коллекции.
Фрагмент фарфора отправился к Вэнсу в карман, а сам Вэнс заговорил с китайцем, который во время его краткой, но познавательной лекции сидел подобно изваянию и даже ни разу не моргнул.
– Скажите, мистер Лян, у мистера Коу была ваза дин-яо эпохи Сун высотою примерно с этот вот, извините за выражение, горшок?
– Да, была. – Китаец говорил ровным тоном, без намека на интонации. – Хотя, как вы предположили, эта ваза могла относиться и к династии Юань. Как вам известно, разница несущественна.
– Когда вы в последний раз видели вазу дин-яо?
– Не помню.
Вэнс попытался пригвоздить китайца взглядом к креслу.
– Допустим. А когда вы, мистер Лян, в последний раз видели эту имитацию, датируемую девятнадцатым веком? – Вэнс указал на белую вазу, что стояла на столике.
Лян долго медлил, прежде чем ответить. Добрых полминуты он взирал на вазу, затем перевел взгляд на Вэнса.
– Никогда прежде я не видел этой вазы, – выдал наконец Лян.
– Поразительно! – Вэнс вернул монокль в карман. – И тем не менее вот она, красуется на почетном месте, словно кичась собственной дешевизной перед каждым, кто входит в комнату… Крайне любопытно.
Маркхэм, который до сих пор едва сдерживал досаду на неуместные, по его мнению, экскурсы в историю китайского фарфора, теперь заговорил:
– Может, вы, Вэнс, и находите удовольствие в этой дискуссии, но лично меня всякие китайские штучки не интересуют. Какое отношение ваза может иметь к убийству братьев Коу?
– Именно это, милый Маркхэм, – вкрадчиво ответил Вэнс, – я и пытаюсь выяснить. Видите ли, какое дело – Арчер Коу никогда не включил бы в свою ценнейшую коллекцию такую вещь, как ваза эпохи Даогуан. Тогда откуда она тут взялась? Не понимаю. Совсем не понимаю. С другой стороны, мы имеем фрагмент некоего восхитительного сосуда эпохи Сун. И я вполне могу представить Арчера Коу, замирающего от гордости и восторга над этим сосудом.
– Все равно не вижу связи, – возразил Маркхэм.
– И я не вижу, милый Маркхэм, и я тоже! – Вэнс вдруг посерьезнел. – А связь между тем наличествует. И имеет огромное значение. Ключевое, я бы сказал. Это, Маркхэм, очередной элемент нашей головоломки, которому мы пока не нашли места.
– Почему вы так говорите?
– Потому что фрагмент вазы дин-яо обнаружился как раз там, где вчера сидел Арчер Коу. Более того, фрагмент был спрятан под керамическим изделием, которого Арчер Коу не потерпел бы в своей библиотеке.
Вэнс помолчал и мрачно добавил:
– А еще, Маркхэм, на этом осколке фарфора застыла кровь.
Глава 9. Под угрозой ареста
(Четверг, 11 октября 12.45)
Лян был отпущен с условием не выходить из дому. Дожидаясь доктора Доремуса, мы подискутировали насчет происхождения крови на фарфоровом осколке и насчет отношения Ляна к двойному убийству. Дискуссия, хоть и краткая, выявила, что Вэнсу понятно не больше нашего, и, пока патологоанатом не вынес заключение, нам остается только строить догадки.
Хис проникся к китайцу неприязнью. Вэнсу он так и сказал: найдись хоть малейшее доказательства того, что Лян накануне возвращался в дом между половиной третьего и полуночью, он, Хис, отправил бы его в участок. Уж мои ребята, заявил Хис, выколотили бы правду из узкоглазого.
Вэнс такой поспешности не одобрил:
– Мы только время на этом потеряем, сержант. Жесткими методами из Ляна ничего не выколотить, как вы изволили выразиться. Китайцы – это вам не европейцы и не американцы. Если уж китаец решил молчать, его никакими известными человечеству пытками не расколешь. Эта нация веками воспитывалась на принципах буддизма; стойкость у них в крови. Лян на вашем допросе с пристрастием и бровью не повел бы. Нет, к данной проблеме надо подходить иначе.
– Мистер Вэнс, вы же сами уверены, что узкоглазый появился в доме раньше полуночи и знает что-то важное.
– Совершенно уверен.
– Может, это Лян напялил на мертвого Коу халат.
– Я не только не исключаю подобную вероятность – я ее всесторонне обдумываю, – кивнул Вэнс.
В дверях появился Берк.
– Там узкоглазый наверх пошел, – доложил он сержанту. – Задержать его?
Хис напрягся, сердито посмотрел на Вэнса, буркнул:
– Ну и что вы на это скажете?
Тут из столовой в холл шагнул Гэмбл, и Вэнс заговорил с ним:
– Что вашему повару понадобилось на верхнем этаже, Гэмбл?
Дворецкий смутился и ответил подобострастным тоном: