Вэнс несколько раз обошел собаку кругом.
– Уимберли практикует в Бостоне, так что его сразу можно исключить. Макнаб трудится в собачьем клубе на Лонг-Айленде, и вообще, это не его рука. Долой, стало быть. Берк и Партон живут далеко от Нью-Йорка, хотя мы все же будем иметь их в виду.
Вэнс опустился на колени, погладил собаку по холке, взъерошил шерсть у нее на спине.
– Уильям Прентайс! – воскликнул он, поднимаясь. – Определенно. Оцените линию шеи и спины. Тут видна рука мастера, а второго такого, как Прентайс, в нашей стране не найти. И вдобавок он живет в пригороде Нью-Йорка. С него и начнем. Если он готовил к выставке нашу девочку, значит, он и о владельце что-нибудь знает. По крайней мере, я на это надеюсь.
Едва Маркхэм уехал, как мы поспешили в Нью-Джерси, в Хэйворт, в знаменитый клуб Барлэ, которым руководил Уильям Прентайс. Навстречу нам вышел мистер Прентайс собственной персоной – шотландец средних лет, с мрачным лицом и лукавыми искорками в голубых глазах. Внимание его сразу привлекла скотти.
– Доброе утро, мистер Вэнс, – поздоровался Прентайс. С Вэнсом он дружил много лет, подготовил к выставке не одну его собаку. – Славная сучка.
– Вы, похоже, видите ее не в первый раз, – с надеждой предположил Вэнс.
– Ну да.
– Вы готовили ее к выставке?
– Верно.
– Когда же это было?
– Число не помню, но точно после первого сентября.
– А кто хозяин?
– Понятия не имею. Скотти привезли на машине леди и джентльмен. Спросили, могу ли я ее подготовить прямо при них. Я согласился – ну и подготовил.
Вэнс сник.
– Что еще они говорили?
– Джентльмен сказал, что хочет привести собаку в надлежащий для выставки вид.
– Вот как! А вы видели ее на выставке?
Прентайс покачал головой:
– Нет, нынешней осенью я выставлял главным образом кернтерьеров.
– Вас не затруднит описать джентльмена, который привез собаку?
– Не затруднит. Крупный мужчина лет пятидесяти, очень немногословный.
– А женщина?
– Молодая. Недурна собой.
– Блондинка?
– Да.
– Наверное, это были отец и дочь?
Шотландец сверкнул глазами, но произнес только одно слово:
– Сомневаюсь.
Мы пробыли у Прентайса еще минут тридцать, говорили о собаках. На обратном пути Вэнс демонстрировал оптимизм.
– В любом случае, друг мой, – сказал он, – шансов на успех заметно прибавилось. Если бы Прентайс знал фамилию и адрес владельца скотти, дело разрешилось бы уже сегодня.
Вернувшись домой, Вэнс позвонил в Американский собачий питомник и выяснил имена всех судей, что оценивали шотландских терьеров в шести выставках, где, как он считал, могла засветиться наша скотти. Вот эти судьи: Маргерит Кирмс, Карл Б. Смит, Эдвин Мегарджи, Уильям Макбайн, Морган Стайнмец и Роберт Д. Хартшорн.
– Посмотрим, посмотрим, – бормотал Вэнс, проглядывая список. – Пожалуй, почти все эти господа сейчас в городе. Мистер Хартшорн и мистер Смит наверняка в своих конторах, даром что сегодня – День Колумба. Миссис Коул[49], как правило, осенью не покидает Нью-Йорк. Мистер Мегарджи, конечно, у себя в студии. Мистер Макбайн где-нибудь на Уолл-стрит, а у мистера Стайнмеца должен быть офис и в Нью-Йорке… Попробуем что-нибудь разузнать.
Не менее получаса Вэнс провисел на телефоне. Наконец поднялся, обнял скотти.
– Ну, друг мой Ван, – сказал он мне, – в путь!
Через несколько минут мы уже направлялись в деловой район Нью-Йорка.
Пришлось подождать, пока мистер Хартшорн вернется в контору с Биржи. Он проявил большой интерес к собаке, долго смотрел на нее, а потом заверил, что в той выставке, которую он судил, скотти не участвовала. Уж такую замечательную собаку он бы запомнил.
Мистер Макбайн был в отпуске. Мистера Карла Смита мы нашли в клубе «Новый космополит». Впрочем, и он видел нашу скотти впервые. Поэтому мы направились на Юнион-сквер, к мистеру Мегарджи.
Мы застали его в студии, у мольберта. На холсте были изображены двенадцать знаменитых кернов-чемпионов. Увы, нас поджидало очередное разочарование, ибо и в той выставке, которую судил мистер Мегарджи, наша скотти не участвовала.
– А жаль, – констатировал мистер Мегарджи. – Я отлично помню всех кобелей и сук, что в тот день участвовали в выставке. Этой крошки среди них не было, иначе она обязательно заняла бы первое место либо среди щенков, либо среди юниоров.
Очередное фиаско повлияло на настроение Вэнса. Казалось, мой друг начал терять надежду. По пути к миссис Маргерит Кирмс Коул, чья зимняя студия находится в восточной части города, он был мрачнее тучи.
Мистер и миссис Коул, известные заводчики, встретили нас очень приветливо и сделали все возможное для того, чтобы нам помочь. К сожалению, миссис Коул с полной уверенностью заявила, что впервые видит нашу скотти.
Некоторое время мы любовались холстами и гравюрами работы миссис Коул (все они изображали собак[50]), а затем поехали к Вэнсу домой – обедать. Мы и так уже запоздали с приемом пищи.
В Нью-Джерси, к мистеру Уильяму Макбайну, вице-президенту Клуба шотландских терьеров США, мы прибыли только в пятом часу. Мистер Макбайн возился со щенками и был польщен тем, что Вэнс обращается к нему за помощью. Скотти привлекла его живейшее внимание. Впрочем, и мистер Макбайн тоже впервые видел нашу собаку.
– Несомненно, в ее жилах течет кровь орнсеев, – изрек он, погладив скотти по голове.
Слишком опытный заводчик, Макбайн, уж конечно, запомнил бы такую собаку, попадись она ему на выставке. Когда он отрицательно покачал головой на вопрос Вэнса, стало ясно – мы снова потерпели неудачу.
Вэнсу удалось выяснить адрес офиса мистера Стайнмеца, однако по телефону ему сказали, что мистер Стайнмец сейчас в загородном доме.
От псарни мистера Макбайна до Оранжбурга, где находится имение мистера Стайнмеца, было всего несколько миль. Без особой надежды мы поехали туда. Солнце уже садилось за холмы Нью-Джерси, с юго-запада тянуло прохладой.
– Можно сказать, это наш последний шанс. – В голосе Вэнса слышалась печаль. – Если и Стайнмец не узнает скотти, останется одна надежда, – что малютку возили на выставку в Новую Англию или, наоборот, в южные штаты. Но тогда непонятно, как ее занесло в Нью-Йорк.
Вэнс был подавлен. Впервые я осознал, какие надежды возлагались им на приблудную собаку, как рассчитывал он с ее помощью раскрыть дело, столь сильно его занимавшее. Однако не зря говорят – самый темный час бывает перед рассветом. Именно мистер Стайнмец, последний из шести экспертов, предоставил нам необходимую информацию.
Мистера Стайнмеца мы застали за кормлением собак. Вэнс показал ему нашу скотти и задал привычный вопрос – не припомнит ли мистер Стайнмец ее по собачьей выставке. Тот оглядел скотти, затем взял на руки, поставил на специальный стол.
– Я не только судил эту собаку, – сказал Стайнмец после минутного осмотра. – Это была моя идея – выставить ее в Энглвуде, три недели назад. Она заняла второе место среди щенков-сук. Я бы ей первый приз назначил, но она себя недостаточно хорошо показала. Данные у нее отличные, просто дрессуры недостает. Ее бы в хорошие руки отдать – она бы все рекорды побила. На ринг эту малютку вывела молодая женщина, ничего в собаках не смыслящая. Неудивительно, что скотти ее не слушалась. Я пытался исправить дело, да без толку, и в итоге вынужден был присудить первый приз хорошо выдрессированной собаке, которая по статям сильно уступала этой скотти. Впрочем, и она не без изъяна – взгляните на прикус.
Мистер Стайнмец отвернул губы нашей скотти, демонстрируя зубы.
– Видите верхний резец? Он не на месте. Хотя это и мелочь. Сколько известно чемпионов, у которых зубы куда хуже.
Вэнс поблагодарил за помощь и спросил:
– Вы случайно не знаете имя владельца?
Мистер Стайнмец покачал головой:
– Не знаю. Раньше я эту собаку не видел. Должно быть, она из новичков. Каталог мне в руки тоже не попался, анализ выставки[51] на столе у судьи не обнаружился даже после мероприятия.
От Стайнмеца Вэнс уезжал заметно повеселевшим.
– Завтра, – сказал он по дороге, глядя на темное окно, – мы узнаем, кто владелец нашей малютки.
Оказавшись в Нью-Йорке, Вэнс первым делом позвонил домой Маркхэму. Конечно, без нас дело не продвинулось ни на йоту. Грасси вернулся к одиннадцати утра, в прескверном настроении. Он хотел переселиться в отель, но Маркхэм, употребив власть, убедил его оставаться в доме Коу до тех пор, пока на дело об убийстве не прольется хоть какой-то свет.
Рид весь день провел у себя в квартире. Дважды звонил Маркхэму, спрашивал, не может ли чем-нибудь помочь следствию.
Хильда Лейк ушла в десять утра, одетая в спортивный костюм. На вопрос Хиса, куда она направляется, мисс Лейк небрежно ответила, что намерена прокатиться за город.
Сержант Хис почти весь день оставался на посту, но его деятельность свелась в основном к ответам на телефонные звонки и усилиям сдержать взвод репортеров сообщением о «подвижках» – каковое сообщение являлось чистой воды экспромтом. Подоконник в гостиной был проверен на наличие отпечатков пальцев. Их не обнаружилось.
– У меня это дело уже в печенках сидит, – пожаловался Маркхэм за ужином. По его предложению, мы ужинали в «Стейвесант-клаб». – Я не вижу выхода. Если мы даже дознаемся, кто убил братьев Коу, мы не сможем объяснить, как убийце это удалось. Разве что он сам соблаговолит нам рассказать. А тут еще нападение на Грасси; оно только сильнее все запутало. У нас ни единой зацепки. Это ненормально. Есть же отработанные способы расследования – а тут их применить нельзя. Господь свидетель, потенциальных убийц хоть отбавляй. И мотивов тоже.
– Очень, очень печально, – вздохнул Вэнс. – Знали бы вы, милый Маркхэм, как я вам сочувствую. И однако есть некое совсем простое объяснение. Головоломку измыслил поистине дьявольский ум. Можно сказать, мы имеем дело с криптограммой, в которой зашифрованы изначально бессмысленные слова. Тем не менее, угадав ключевую букву, мы без труда разберем весь шифр. В нашем случае эта ключевая буква – скотти. И я не теряю надежды.