Вот в это-то время и встретились на ферме комиссары партии примирения и партии насильственных действий. Если Гид де Невилль надеялся опутать первого консула благодаря сочувствию, которое он встречал у Жозефины, то Кадудаль и Сан-Режан решили убить его, если он не исполнит их требований. Им приходилось ждать результатов переговоров. Поэтому оба они направлялись теперь в Париж с решимостью не уезжать оттуда, пока они не достигнут благоприятных для их дела результатов.
Жорж, закалившийся в партизанской войне против войск республики, боялся только одного — как бы не наступило затишье. Сан-Режан также горел желанием отличиться. Происходя из знатной семьи, он отличался особой утончённостью и элегантностью, и ему хотелось бы сражаться в шёлке и в кружевах. Молодой человек обладал красивым лицом, нежным голосом, и привлекал к себе взоры женщин. Кадудаль, одарённый атлетической силой, с бычьей шеей, был земледельцем перед тем, как стать предводителем шуанов, и его друзья дали ему выразительную кличку «Круглая Голова».
Предводители роялистов, отправляя к Бонапарту Невилля и Кадудаля, рассчитывали поразить его, показав ему наиболее типичных представителей своих сторонников. Невилль, в качестве дипломата, должен был напевать Бонапарту всякие соблазнительные обещания и льстивые похвалы, которые могли склонить его к примирению. Кадудалю предстояло демонстрировать перед генералом мощь и упрямство шуанов и таким образом дать ему понять, как опасно бороться с ними.
Жозефина, постоянно выказывавшая особую симпатию к роялистским семьям и хлопотавшая для них о разрешении вернуться во Францию, была всецело на стороне проекта, который везли в Париж Кадудаль и Невилль. Она бралась устроить им свидание с консулом.
Фуше не получал от своих ловких шпионов никаких известий о прибытии в Нормандию роялистских эмиссаров, которые таким образом могли спать спокойно до тех пор, пока солнце не озарит верхушки буковых деревьев, которые окружали ферму.
Среди деревенской тишины раздалось пение петуха. Паркэн сейчас же постучал в дверь Сан-Режана и Кадудаля. Бретонец уже встал. Он сменил свою одежду на более простую. Рыжая борода, обрамлявшая его лицо, красное от постоянного пребывания на воздухе, делала его неузнаваемым. В руках у него была толстая палка. Не говоря ни слова, он двинулся за Паркэном. Во дворе его ожидала крепкая лошадёнка, привязанная к железному кольцу. Кадудаль осмотрел её с видом знатока, пожал руку Паркэну, вскочил в седло и тронулся мелкой рысью. Для сибаритов Невилля и Сан-Режана был приготовлен кабриолет на огромных колёсах.
— Вам нужно будет остановиться в Иветоте в гостинице «Чёрная Лошадь», — сказал Паркэн. — Если вы пожелаете ехать дальше в Руан, хозяин даст вам лучших лошадей и укажет гостиницу, где можно остановиться. Надеюсь, что кто-нибудь из вас умеет править.
Невилль взял свёртки, которые Паркэн перенёс на берег, и бережно положил их в кабриолет.
— Прощайте, товарищ, — сказал он, протягивая Паркэну руку.
Сан-Режан был уже в экипаже. Паркэн отпустил повод и сказал:
— Счастливого пути! Первый поворот налево, а там всё прямо....
Кабриолет, которым правил Невилль, выехал на луг, миновал границу фермы и покатил по указанной Паркэном дороге.
II
Гостиница «Чёрная Лошадь» была переполнена, когда Невилль и Сан-Режан вышли во дворе из экипажа. День был базарный, и все ехали в город. Обед только что начался. Когда путники вошли в гостиницу, служанка накрыла для них столик в углу и принесла им оставшиеся ещё кушанья. Сан-Режан принялся за еду, а Невилль решил прежде всего осмотреться.
Первым привлёк его внимание невысокий человек с острыми глазами, одетый в зелёный каррик[1] с металлическими пуговицами. Он так и сыпал словами, обращаясь главным образом к добродушного вида человеку в коричневом плаще и в суконных гетрах. Остальные были фермеры — лошадиные барышники, приказчики из города. На почётном месте сидел жандармский унтер-офицер, которому служанки прислуживали с особой почтительностью.
— Вы, может быть, не поверите мне, но я проехал всю Францию и нигде не было так спокойно, как в Нормандии, — говорил человек в зелёном плаще. — Тут может ехать даже женщина, не опасаясь дурных встреч...
— Женщина? Может быть, — возразил один из фермеров. — Эти господа с лилиями уж чересчур любезны с женщинами...
— Разве вы не слыхали, что ещё вчера четыре человека в масках остановили дилижанс около Малонэ, — вмешался жандарм. — Похитили 50 тысяч франков, которые везли из Диеппа.
— И все драгоценные вещи, принадлежавшие пассажирам, — добавил фермер.
— Чёрт возьми! — воскликнул человек в зелёном камзоле. — Неужели эти трусы не защищались?
— Они стреляли из пистолетов, по крайней мере те, которые были внутри дилижанса, — возразил незнакомец в плаще. — Но их пистолеты были, очевидно, разряжены кондуктором.
— Вот так история! Но что же сделали грабители?
— Они раскрыли чемоданы. Опорожнив их и карманы, они приказали кондуктору сесть на козлы и ехать дальше.
— Вы, гражданин, были, очевидно, из тех, которые защищались. Вы не испытывали никаких неприятностей оттого, что стреляли в разбойников?
— Никаких. Они вежливо поклонились мне и посоветовали другой раз не затруднять себя перевозкой огнестрельного оружия, которое на больших дорогах иной раз бывает совершенно бесполезно. Затем они пришпорили лошадей и исчезли. А самое-то драгоценное было у меня спрятано в гетрах...
— Гражданин, — перебил его жандарм. — Будет благоразумнее не рассказывать о таких вещах. Если бы среди присутствующих нашёлся товарищ тех разбойников, это могло бы обойтись вам дорого ещё сегодня вечером.
— Нет, они не решатся остановить второй раз дилижанс на той же самой дороге. Вероятно, они перебрались теперь на другой конец Нормандии.
— Опаснее всего между Руаном и Парижем, — возразил человек в коричневом плаще. — Вы можете считать себя в безопасности только тогда, когда доберётесь до Версаля.
— Вы пугаете меня, — сказал человек в коричневом плаще, бледнея. — Я возьму для себя отдельную карету. Один путник меньше рискует навлечь на себя внимание грабителей, чем омнибус.
— Стало быть, вы везёте с собой крупную сумму? — спросил, посмеиваясь, человек в каррике.
— Нет, только... некоторые товары...
И он вдруг замолчал. Но человек в каррике, по-видимому, решился принудить его к дальнейшим разъяснениям.
— Дело, должно быть, идёт о драгоценных камнях... В таком случае послушайтесь меня — возьмите провожатых, иначе вы сильно рискуете.
— В этом нет надобности, — вдруг сказал Сан-Режан. — Я и мой спутник также едем в Руан в экипаже, и я могу подвезти вас, гражданин.
Человек поднял глаза на Сан-Режана и, успокоенный его приятной наружностью, отвечал с жаром:
— С благодарностью принимаю ваше предложение. Но, может быть, я стесню вас?
— Мы немножко потеснимся. И так как ваши сокровища занимают немного места...
— Вам я могу сказать...
— Ни слова! Позвольте мне остаться в неведении. Может быть, вы везёте контрабанду, и это нас поссорило бы с правительством.
— Правительству страшна не контрабанда, а заговоры шуанов и якобинцев, — сказал жандарм. — Они хотят свергнуть или убить генерала Бонапарта. Но это не удастся! Я видел его в Арколе, где мы все могли оставить свои шкуры в руках австрийцев...
— А вы, значит, служили в итальянской армии? — спросил Невилль, нарушая своё молчание.
— Да, гражданин. И, стоя рядом с генералом, я получил сильный удар штыком. После этого я попросился в жандармерию.
Обед кончился, и все вышли из-за стола. Человек в зелёном каррике, оставшись с жандармом наедине, указал ему на Невилля и Сан-Режана и прошептал:
— Потребуйте у них их бумаги...
— Надо ещё доказать, что вы имеете право давать мне приказания, — недовольно отвечал жандарм.
Незнакомец вынул из-под полы бумажник, достал оттуда бумагу и сунул её под нос жандарму. На листке стояло: «Министерство полиции», и выдан он был за подписью Фуше на имя некоего Браконно.
Жандарм взял под козырёк:
— Виноват... Не признал... Слушаюсь.
Между тем Сан-Режан во дворе распоряжался закладкой экипажа. Жандарм хлопнул его по плечу и сказал:
— Я полагаю, что приезжий, которому так не хочется ссориться с правительством, исполнил все формальности как следует...
— Вы хотите взглянуть на мой паспорт? Как же! Он к вашим услугам...
Он порылся в своём плаще, достал оттуда бумагу, сложенную вчетверо, и передал её бригадиру. Там стояло: «Виктор Леклер, торговец шёлковыми товарами, жительствующий в Париже, по улице Прувер, № 7». Бригадир взглянул на подпись: всё было как следует.
— Хотите также видеть паспорт моего спутника? — спросил Сан-Режан. — Я сейчас его позову.
— Нет надобности. У вас всё в порядке.
— Пока мы добрались до Фекона, у нас требовали паспорта по крайней мере раз десять...
— Это всё из-за этого проклятого Фротте. К счастью, дня два тому назад он удалился из этой местности и теперь, говорят, он в окрестностях Аргентана.
Жандарм пересёк двор и подошёл к незнакомцу в каррике, который стоял, заложив руки в карманы.
— Вы напрасно их подозреваете, — сказал он, — это купец. Его имя Виктор Леклер, и он возвращается в Париж.
— Ну, платье ещё не делает монаха.
И он громко свистнул. Из конюшни появился мальчик, ведя осёдланную лошадь. Незнакомец ловко вскочил на неё, бросил мальчику монету и, жестом попрощавшись с хозяином, поехал сначала шагом, а затем рысью.
Сан-Режан, рассчитавшись с хозяином, хотел было сесть в кабриолет, как вдруг тот, потянув его за полу, тихо шепнул ему на ухо:
— Заметили вы человека в зелёном каррике? Жандарм мне сказал, что это полицейский и что он подозревает вас. В Руане остановитесь в гостинице «Великий Олень». Хозяин признает мою лошадь и не потребует от вас никаких объяснений.