Меня заинтересовало, насколько полученные данные будут применимы к клиническому оформлению болезни пациента и к патологоанатомическому заключению профессора А. И. Абрикосова. Директор института мой интерес одобрил. Тема моего исследования была хоть и старая, но, во время бушевавших социальных ярких перемен начала 90-х годов, приковывала к себе внимание. В тот момент стало возможным обсуждать то, о чем раньше даже думать запрещалось. Так всегда бывает, что человеку запрещено знать, то и ему и интересно выяснить. Да и акт заключения, написанный выдающимся ученым и учителем, фактически создавшим современную патологическую анатомию, нес в себе ряд известных всем близким к теме проблем и загадок, которые оставались на тот момент не решенными, в силу закрытости истории болезни вождя пролетариата.
Директор НИИ мозга О. С. Адрианов, который в моей памяти останется очень мягким и тактичным человеком, прожил всю жизнь в СССР, и его не могло не интересовать и как ученого-нейрофизиолога и как гражданина, что же «не так» с темой болезни Ульянова. Макро- и микроуровни организации интеллекта и памяти его также интересовали и как ученого, и как руководителя одного из ведущих научных учреждений страны. Как мы помним из акта о вскрытии, у пациента В. И. Ульянова были настолько большие структурные поражения мозга, что у него не могло не возникнуть серьезнейших когнитивных нарушений. Конечно, было бы очень хорошо ознакомиться с медицинской документацией пациента, тем более, что доступ к ряду медицинских и архивных документов прочих научно-медицинских учреждений мне подписывал ученый секретарь, и я успешно с ними работал. Но в случае с Лениным никакого доступа мне не предоставили.
Следует отметить, что состояние изучения болезни В. И. Ульянова к моменту выхода этой книги не слишком отличается от ситуации в конце прошлого века. В те времена господствовали слухи и домыслы. Фоном им были безапелляционные и обильные высказывания как дилетантов, так и профессиональных историков, которые не могли и не могут составить правильное заключение по нашему вопросу, просто в силу того, что не имеют ни общих медицинских знаний, ни знаний по физиологии и патофизиологии мозга. История болезни В. И. Ульянова — это своеобразная tabula rasa, т. е. совершенно белый лист. Профессионалы могли бы прочитать редкие буквы, но те были здорово подчищены, а потом все оставшиеся запутанные следы убрали в гранитный сундук архива ЦК КПСС на Большой Дмитровке.
Можно ли было применить к данному клиническому случаю патологоанатомический диагноз «склероз от изнашивания»? Какими были механизмы формирования когнитивных расстройств? Об этом было интересно узнать и мне и самому директору НИИ мозга. Ближе к окончанию моей работы состоялся первый ученый совет, на котором были приоткрыты некоторые данные болезни В. И. Ульянова, и на котором я попытался высказаться, что при столь массированном поражении коры мозга множественными инфарктами, пациент, на определенной стадии болезни, уже не мог не иметь нарушения интеллектуально-мнестических функций.
И тут на сцену вышла тень отца всех народов. На том давнем ученом совете присутствовал единственный выживший из сотрудников О. Фогта, человек очень преклонных лет, восседавший за столом рядом с директором НИИ мозга. Его вид отражал процесс, происходивший в Стране Советов: увядание во всей красе. Я начал рассказывать свое представление о патофизиологии процесса у конкретного пациента: почему у него не было резко выраженного атеросклероза при массированных инфарктах коры мозга. В чертах старца внезапно проявилась жизнь, щеки покрылись краской, руки мелко задвигались. Он неожиданно и резко вскочил и без всякого вступления и приглашения выдал речь, смысл которой воспроизвожу по памяти: «… да как вы смеете так о вожде мирового пролетариата! Да тебя сейчас в черный воронок! Не сметь, не сметь!»
Вот вам и ответ на вопрос, почему во время существования Союза никто не поднимал тему болезни Ленина. На дворе 90-е, но один древний старик мог в этот момент заменить взвод спецназа. Он готов был пойти в бой, отдать остатки своей жизни, но показать всем аспирантам и ученым на территории бывшего СССР, что они не смеют, даже думать или что-либо обсуждать по этой теме.
Очевидно, на моем лице читалось удивление, типа: демократия же на дворе, журнал «Вопросы истории» даже печатает подробные публикации о болезни Ленина на основании дневников дежурных врачей и санитаров. В этот момент директор института решил вмешаться и, придав ладони горизонтальное положение, начал махать мне: быстро садись. Накал страстей, не соответствующий научному собранию, говорил только о том, что я случайно задел в душе старика какие-то религиозные струны. Да, тогда время явно еще не пришло… Тем не менее, с вершины прожитых лет я могу посоветовать молодым коллегам: не надо бояться высказывать свое мнение, нигде и никогда.
О том, что у пациента Ульянова были множественные инсульты в обоих полушариях, все, кто интересовался вопросом, хорошо знают из заключения о смерти. Внезапное начало, временная связь начала болезни, ее обострений с острыми нарушениями кровообращения мозга говорило населению о том, что врачи имели дело с сосудистым заболеванием мозга, для которого характерно волнообразное течение с определенными улучшениями и ухудшениями. Это подтверждалось высказыванием ряда министров и наркомов здравоохранения СССР.
Сегодня в нашей стране каждый год регистрируется до 400 000 случаев инсультов, при этом часто возникает синдром деменции. Ее удельный вес оценивается разными авторами от 15 до 20 % среди всех случаев синдрома слабоумия. И хотя большинство людей, сидящих в очереди к невропатологу, сегодня с диагнозом энцефалопатия, скорее все-таки имеют болезнь Альцгеймера, значимость сосудистых поражений мозга весьма велика. Исторически сосудистым слабоумием в Москве занимались клиника нервных болезней им А. Я. Кожевникова и НИИ неврологии. Но, похоже, НИИ мозга, тоже решился включиться в исследования нейрофизиологии данной патологии. Именно моя работа и была таким научным исследованием.
Следует сказать, что и в наши дни механизмы формирования синдрома слабоумия, без понимания которых невозможна разработка методов и средств борьбы с когнитивными расстройствами, также не до конца известны, и многие методы, включая работу со стволовыми клетками, так и не дают нужного результата. Т. е. синдром деменции, в том числе и при ишемическом поражении мозга, мы не можем излечить даже в XXI веке.
Итак, изучение механизмов мультиинфарктной деменции логично и закономерно привело меня к изучению болезни В. И. Ульянова.
К тому времени мне было известно, что первые явные признаки болезни у Ленина появились в мае 1922 года, а в январе 1924 года он уже умер, т. е. заболевание длилось 1 год и 8 месяцев. За этот период произошло как минимум четыре острых нарушения кровообращения. На вскрытии обнаружились множественные инфаркты в обоих полушариях, как в коре, так и в подкорковых образованиях. Также было известно, что у пациента довольно странный патологоанатомический диагноз и (конечно, со слов сотрудников института) что пациента профилактически лечили сальварсаном. Тут тоже странность, но не в факте применения сальварсана, а в словосочетании «профилактическое лечение». Какая-то загадка, которая пространно объяснялась тем, что у великих людей, даже болезни развиваются не так как у простых обывателей.
Незадолго до Первой мировой войны была разработана холестериновая теория морфогенеза атеросклероза. Ученые Халатов и Аничков показали на модельных животных, что если их содержать на диете, богатой холестерином, то у них развивается атеросклероз, который и является причиной инфарктов сердца, мозга, почек, кишечника и т. д. Именно Н. Н. Аничков, открыл холестериновый патогенез заболевания и уже в 1924 году, была сформулирована вторая более полная комбинационная теория данного заболевания.
Итак, необычная и скоротечная болезнь пациента Ульянова исторически совпала во времени со становлением теории атеросклероза, который даже поменял название «артериосклероз» на современный «атеросклероз» и в которой знаковую роль сыграли российские ученые питерской школы. Поэтому, логично было представлено мнение, что у пациента с наследственной предрасположенностью к атеросклерозу, имевшему очень серьезную психоэмоциональную нагрузку на высшую нервную деятельность и, вероятно, высокохолестериновую диету, развилось заболевание атеросклероз, широко представленное в нашей популяции даже сегодня.
Тема сифилиса, которая прошла красной линией через судьбу В. И. Ульянова, обсуждалась в то время, как в прочем и в наши дни, только на уровне слухов. Все врачи того времени ясно понимали, что тромбозы возникали не только от артериосклероза, но очень часто встречались и при сифилитическом страдании. Наблюдения показывали, что под влиянием сифилиса в артериальных стенках развивались крайне характерные изменения. Прежде всего, происходило разрастание в толще внутренней оболочки артерии, что вело за собой сужение просвета сосуда и приводило в конце концов к его полной непроходимости.
Итак, говоря словами современного врача, в начале XX века наиболее частыми заболеваниями, приводящими к непроходимости кровотока в сосудах головного мозга и в результате к смерти пациентов были атеросклероз и нейросифилис.
Хочу сказать, что тема довольно сложная. Она требует не только высшего медицинского образования, знаний патофизиологии атеросклероза и сифилиса, но и понимания всей истории медицины до начала ХХ века, до этапа, который во многом можно назвать экспериментальным.
Я не даю каких-либо оценок Ульянову, не обсуждаю его политическое наследие и не участвую в спорах вокруг личности В. И. Ленина. Для меня это только пациент, 1870 г. р., умерший, якобы, от болезни с необычным течением и оформлением, которого, судя по всему, неудачно лечило множество светил медицины того времени, целый синклит, как говорил сам Владимир Ильич, для которого был сформулирован диагноз, более никогда не использовавшийся. Поэтому, мое повествование закончится 22 января 1924 года, на следующий день после смерти и в день вскрытия тела пациента.