Когда Н. А. Семашко, отвечая на вопросы о здоровье Ленина, говорит: «Речь его настолько улучшилась, что он почти свободно говорит… Ильич рвется к работе», на 402 странице дневника за 20–22 октября 1923 года отмечено, что врачи Ф. А. Гетье, В. П. Осипов, С. М. Доброгаев подписали обращение о том, что сообщения в газетах не соответствуют желаемому и возможность быстрого выздоровления В. И. Ульянова отсутствует.
В дневниках зафиксировано мнение академика Бехтерева, хотя он только два раза консультировал пациента в мае и ноябре 1923 года. Но ни на одной странице мы не увидим каких-то выводов немецкого врача Отфрида Ферстера, который на протяжении почти всего периода болезни находился при Ленине (впрочем, есть один лист на немецком языке в конце дневника, на котором полностью дублируется мнение советских врачей). Доктор, как бы, есть, но мнения его мы не знаем.
Именно профессор Ферстер, единственный представитель зарубежных врачей, присутствовал на вскрытии тела и подписал акт патологоанатомического исследования. Ему пора домой в Германию, длительная командировка, длящаяся с перерывами почти два года, закончилась, его работа очень хорошо оплачена. У него впереди 17 лет жизни и плодотворной работы. В газетах от 22 января 1924 года, лозунги Московского комитета — «Ленин — солнце будущего», «Дело Ленина переживет столетия», «Могила Ленина — колыбель свободы всего человечества». Быстрее подписать бумаги и уехать из революционной страны — вот его главное желание.
Присутствие большой группы зарубежных врачей — это верификация именно официального сценария болезни, который был предложен гражданам государства, возникшего на территориях бывшей Российской империи. Иностранное участие требовалось, как «знак качества проведенного лечения», дополнительное подтверждение того, что у великих людей все течет необычно, даже болезни. Поэтому в патологоанатомическом заключении, написанном по-русски, в результативной части стоит уникальный диковинный диагноз: немецкое «Abnutzungssderose».
Кто Вы, доктор Кожевников?
«В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного»
Вести дневник болезни пациента В. И. Ульянова был назначен неизвестный нам доктор. Напомню, дневник — довольно необычный документ для врача (если только он не писатель), как минимум, не относящийся к стандартной медицинской документации, очень странный факт: пациент, глава государства, известен всему миру, а врача выбирают ему настолько неизвестного, что никто ничего о нем не знает и сегодня. Но, именно приват-доцент, невролог и специалист по нейросифилису Алексей Михайлович Кожевников начинает дневник с самого начала и ведет его почти целый год до 7 мая 1923 года.
Фамилия его известна благодаря основателю отечественной неврологии Алексею Яковлевичу Кожевникову, имя которого носит клиника нервных болезней на ул. Россолимо, но наш молодой, по современным меркам, а тогда, скорее, сформировавшийся и зрелый сорокалетний доктор, просто его однофамилец. Он однозначно упоминается в мемуарах профессора А. И. Абрикосова наряду с еще несколькими десятками известных в медицинских кругах фамилий.
Итак, вот, что мы знаем. В 1922 году доктору Алексею Михайловичу Кожевникову ровно сорок лет, он специалист по нейролюэсу. Поле деятельности для такого специалиста огромное. В психиатрических учреждениях по всей стране пациентов с этой болезнью было от 10 % до 40 % (по данным разных авторов). Если учесть, что часть больных лечилась дома, или не доживала до паралитической стадии, и добавить сюда табес и наследственный нейросифилис, то можно представить, что это была проблема в рамках не только России, но всей Европы.
Вот что пишет Ю. М. Лопухин: «29 мая на консультацию был приглашен профессор А. М. Кожевников — невропатолог, специально исследовавший сифилитические поражения мозга (еще в 1913 году он опубликовал статью «К казуистике детских и семейных паралюэтических заболеваний нервной системы» в журнале «Невропатология и психиатрия им. С. С. Корсакова», 1913)».
Назначен доктор был, несомненно, Политбюро, по рекомендации наркомов здравоохранения, а именно Н. А. Семашко и В. П. Осипова. Полагаю, что его знал и рекомендовал для ведения пациента Ф. А. Гетье, личный доктор семьи Ульяновых, у которого Кожевников писал диссертацию в Солдатенковской больнице. В воспоминаниях патологоанатома А. И. Абрикосова читаем: «Прозектура Солдатенковской больницы, несмотря на малый объем ее, была с самого начала прекрасно оборудована, снабжена самыми совершенными микроскопами, микрофотографическим аппаратом и т. д. Это обстоятельство, а также то, что материал прозектуры представлял большое разнообразие и интерес, привлекала в прозектуру большое количество врачей-экстернов; некоторые из них работали над специальными научными темами, готовили докторские диссертации, другие совершенствовались в патологической анатомии. Хорошо помню работавших над диссертациями В. К. Хорошко,
B. П. Воскресенского, С. М. Рубашева, А. М. Кожевникова, ставших в дальнейшем профессорами И. В. Давыдовского,
C. С. Вайля, которые начала работать по патологической анатомии в прозектории Солдатенковской больницы. Количество врачей, желающих работать (там) в начале 1914 года стало настолько большим, что некоторым из них приходилось отказывать за недостатком места». Это доказывает, что доктор Ф. А. Гетье знал доктора А. М. Кожевникова, как минимум, с 1914 года. Как семейный врач Ленина, он мог прекрасно понять характер заболевания вождя. Врач не моралист, его задача лечить или передать пациента профильному специалисту. Поэтому Гетье вполне мог порекомендовать именно того доктора, которого счел нужным пригласить в данной ситуации.
Мог ли рекомендовать Кожевникова кто-то другой, например, Россолимо, Даркшевич либо Крамер? Конечно, могли, поскольку медицинское сообщество было в те годы более узким, чем сегодня. Все лучшие специалисты Москвы близко знали друг друга. Например, именно доктор Г. И. Россолимо убедил А. И. Абрикосова в 1916 году участвовать в конкурсе на заведование кафедрой патологической анатомии Московского университета.
9 марта 1923 года в дневнике отмечено, что «Владимир Ильич очень не любит, когда приезжают новые врачи и это летом его расстраивало в особенности, если эти врачи неспециалисты по основному заболеванию». Доктор Кожевников, разумеется, не относился к этой категории.
Молчание на протяжении всей оставшейся короткой жизни доктора Кожевникова, как научное, так и клиническое, после отстранения его от ведения пациента В. И. Ульянова, можно объяснить только тем, что фактически этот медицинский случай поставил крест на его карьере. Кроме того, ему, весьма вероятно, порекомендовали не публиковаться даже на профессиональные темы. Любая статья дежурного врача Ленина подтверждала бы слухи, о том, что его пациент страдал от сифилитического поражения мозга.
Умер доктор рано, в 53 года, в 1935 году, не оставив после себя ничего, кроме памятника на забытой могиле. Из истории медицины известно, что врачам часто приходилось платить за участие в лечении первых лиц государства высокую цену, теряя здоровье и даже жизнь. Это и известное «дело врачей», и печальная судьба доктора царской семьи Е. С. Боткина, и, что вероятно, часть врачей, участвовавших в лечении пациента В. И. Ульянова…
Доктор Гетье
«Мы дети страшных лет России,
Забыть не в силах ничего»
Всем известна одна из последних фотографий Ленина в кресле-каталке, сделанная в саду. По левую руку от пациента стоит его личный доктор Федор Александрович Гетье, единственный среди врачей, имевший дружественные отношения с семьей Ульянова. Человек, который нашел в себе личное и профессиональное мужество и не подписал патологоанатомическое заключение с нелепейшим диагнозом «Abnutzungssderose”.
Напротив храма в самом конце Большой Филевской улицы на высоком берегу Москвы-реки стоит почти полностью разрушенная усадьба Нарышкиных. Мало кто из филевских и кунцевских жителей знает, что это усадьба мецената Козьмы Терентьевича Солдатенкова, на деньги которого доктор терапевт Федор Александрович Гетье построил в 1910 году больницу для бедных. Впоследствии в 1918 году больнице было дано имя Петра Сергеевича Боткина, сына которого, Евгения Сергеевича, расстреляли вместе с царской семьей.
Когда доктор Гетье “строил” больницу, он обратился к доктору А. И. Абрикосову, который в дальнейшем стал основателем отечественной школы патологической анатомии и академиком, за помощью, чтобы тот нарисовал план прозекторской (прозектория в терминологии тех лет) так, как он её видит. Вот как об этом пишет в своих воспоминаниях, изданных в 1939 году, сам академик Абрикосов: «Еще летом 1909 года Ф. А. Гетье обратился ко мне с просьбой просмотреть план прозектория при строящейся новой больнице. В плане я нашел ряд существенных недостатков (слишком малая площадь, всего один вход общий для персонала, врачей, трупов, родных оформление в виде одного здания с часовней и др.), и была созвана комиссия во главе с архитектором И. А. Ивановым-Шицем, которая вполне согласилась с моими указаниями».
Доктор Гетье знал Абрикосова с тех времен, когда Алексей Иванович еще студентом работал у него в терапевтическом отделении Старо-Екатерининской больницы (в последствии МОКИ, а сегодня МОНИКИ). Возможно, Гетье, ставший с 1919 года личным врачом семьи Ульяновых, и рекомендовал профессора Абрикосова для вскрытия тела Ленина и написания патологоанатомического акта. Напомню, сам Ф. А. Гетье акт так и не подписал, поскольку видел клиническую картину и однозначное расхождение патологоанатомического описания с результативной частью, за что, я уверен, поплатился своим единственным сыном.
Александр Федорович Гетье, альпинист и тренер по боксу, был включен в сталинский список на расстрел 3 января 1938 года. Судебное слушание по таким спискам производилось без участия сторон, без вызова свидетелей, кассационные жалобы и ходатайства о помиловании не допускались. Рассмотрение дел по спискам требовало обязательной предварительной санкции Политбюро ЦК ВКП(б), оформленной специальным решением. 8 января Александра расстреляли. Федор Гетье, которому было уже 75 лет не переживет этого и умрет 16 апреля 1938 года. Он много сделал для отечества, для больных, но режиму он больше не был нужен. А сколько еще судеб в истории нашей страны, когда за, вроде бы, естественной смертью стоит огромное человеческое горе.