ль: «Это место мне рекомендовал Джо Смит» или что-то вроде этого.
Мендоса знал, что будь он с женщиной, он не прошел бы от двери и трех шагов. Кто-нибудь преградил бы ему путь и вежливо сказал бы: «Извините, сэр, здесь частный клуб».
Сейчас же все на него лишь смотрели. Он подошел к изогнутой стойке из красного дерева, возле которой никого не было, и небрежно сказал бармену:
— Водки.
Бармен не спешил его обслужить.
— Вы здесь кого-нибудь знаете, мистер? У нас в некотором роде частный клуб.
— Это для меня не новость,— ответил Мендоса. На намек он не обиделся, ведь Арт прав: вопреки распространенному заблуждению, по внешности нельзя определить, что ты из себя представляешь. — Конечно, знаю. Джорджа Ардена и Майка Даррелла.
— А, да, — сказал бармен и налил водку.
Мендоса взял стакан и обернулся, облокотившись на стойку, чтобы осмотреть зал. Нет, черта с два их отличишь. Только одного из посетителей можно опознать с первого взгляда: худосочный юнец в голубых штанах и рубашке, с подкрашенными губами и наведенным румянцем, крашеные ногти. Ну а вон тот волосатый, похожий на шкаф парень в джинсах; угрюмый, с тяжелыми челюстями мужчина средних лет, сидящий рядом с худым приятелем не моложе его; человек в строгом костюме, лысый, румяный и с заметным животиком; вон тот мужественного вида парень в хорошо сшитых брюках для верховой езды, с белыми ровными зубами, улыбающийся человеку, похожему на преуспевавшего в прошлом, но опустившегося репортера,— совершенно обычные люди.
Мендоса повернулся обратно к бармену, который все еще поглядывал на него с сомнением. Может, у бармена, как более опытного, есть внутренний радар, который ему подсказывал — да или нет. В любом случае Мендоса ему не очень понравился, что лейтенанта как раз устраивало. Бармен с подозрением разглядывал сшитый на заказ костюм Мендосы и его дорогой элегантный галстук. Бармен — крупный мускулистый мужик лет пятидесяти, лысый и щекастый — больше всего был похож на быка. Только кольца в носу не хватало. Довольно странно, но бармены и (или) владельцы подобных заведений довольно часто оказываются обыкновенными людьми. По той или иной причине наркоманы, голубые начинают монополизировать определенное место и в конце концов, если бармен покладист и закрывает на все глаза, вытесняют оттуда всех остальных. Некоторые хозяева считают, что деньги новых клиентов так же хороши, как и всякие другие. Но как бы они вначале ни работали — честно или не очень,— рано или поздно они сворачивают с прямой дорожки, потому что часто клиенты подобного толка — настоящие преступники, и неизбежно начинаются громкие разборки, поножовщина и тому подобное.
— Несколько вопросов, — сказал Мендоса и достал удостоверение; голоса он не понизил. — Лейтенант, Отдел по расследованию убийств.
Если и был в зале небольшой шум, то он мгновенно стих. За спиной Мендоса почувствовал напряжение и тревогу.
Бармен положил обе руки на стойку.
— Так, полиция,— сказал он.— Я мог бы догадаться. Это облава?
— Какая облава, когда я один? Дружище, я, конечно, неплох, но ведь не настолько,— сказал Мендоса.— Даже для твоих клиентов. И я сказал — расследование убийств, а не полиция нравов. Один прямой ответ. Были ли здесь в субботу вечером Джордж Арден и Майк Даррелл и в какое время, как долго?
— Зачем вам это знать?
— Вопросы задаю только я. Были?
— Они сами так сказали?
— Ты меня слышал. Были?
— Послушайте, у меня есть права, у всех есть права. Вы не можете просто так прийти и начать меня стращать… Я имею право знать, что… Я ничего не скажу о моих друзьях, пока не узнаю…
Мендоса поставил стакан, дотянулся левой рукой до бармена и рванул его за узкий галстук к себе, наполовину вытащив из-за стойки. Влепил прямо по зубам звонкую затрещину.
— У тебя, друг, со слухом плохо, — сказал он мягко. — Я задал тебе вопрос. Ты на него отвечаешь, и тогда, может, я не буду задавать другие. Например, не числилось ли чего за тобой раньше? Или не оставил ли ты под стойкой несколько порций героина для особых клиентов? И как сильно ты разбавляешь благородный продукт?
— Черт вас подери — врываетесь тут и… Если кто настучал, будто здесь что-то было, то он брехло проклятое…— бармен трепыхался, как рыба на леске. Мендоса держал его крепко.
Сзади потихоньку нарастал шум, глухой злобный гул. Этот народ неуравновешенный, а он один. Мендоса спокойно взглянул на покрасневшее лицо бармена и еще раз сильно ударил. Обычно он не одобрял подобные методы, но двадцатилетний опыт работы говорил, что мелкий преступный элемент понимает только одно. С преступниками невозможно говорить на нормальном языке, потому что они сами не нормальные люди. И нужно им показать, что полицейские гораздо жестче, чем они сами, чтобы поддерживать к себе должное уважение.
— Порадуй меня, дружок, — проговорил Мендоса, — будь хорошим мальчиком. — («Если остальные набросятся…») Он отпустил галстук и слегка оттолкнул бармена; тот отшатнулся к полкам бара и стоял, облизывая губы.
— Хорошо, хорошо, — сказал бармен угрюмо. — Если они говорят, что были здесь, значит, были. Они почти каждую субботу по вечерам приходят. Точно. Какого черта весь этот шум? Конечно, они были, я вспомнил.
— Когда они сюда пришли?
— Я не помню! А они сказали — когда? Думаю, они лучше знают.
— Иди-ка сюда, дружок. Давай посмотрим, может, тебе память поправить.
— Нет! Я не… Ну, я думаю, где-то… примерно…
— Шевели мозгами.
— Д-девять часов, — сказал бармен, возвращая себе былую уверенность. — Да, где-то так. Они оставались здесь до закрытия. До двух ночи. Народу было тьма, я… А что они…
— Ну и чудненько,— сказал Мендоса.— Ты был хорошим мальчиком. — Он положил на стол долларовую бумажку. — Водку ты разбавляешь чересчур, но это не мое дело. В следующий раз, когда кто-нибудь задаст тебе вежливый вопрос, отвечай побыстрее и полегче. — Он повернулся и вышел. Все присутствующие тихо и напряженно проводили его взглядами до двери.
Шагая к «феррари», он думал, что Арт, наверное, не так уж и неправ, называя его дураком за то, что он редко берет с собой оружие, но Мендоса не одобрял полицейских старого склада, которые всегда лезут в драку и чуть что — сразу палят. Хотя, конечно, здесь он мог оказаться в дураках и по другой причине. Законность получения доказательств — не шутка.
Он поехал обратно в управление, где в дверях столкнулся с Хэкетом. Слушание закончилось. Время было за полдень. Они сели в «феррари» и поехали перекусить к Федерико. Мендоса изложил Хэкету сегодняшние события.
— Да, славно, — сказал Хэкет по поводу бармена. — Окружному прокурору это понравится, если дойдет до суда.
Но что, если они действительно там были? Позже? Как раз во время преступления.
— Да ладно, я знаю, — сказал Мендоса. — Это надо было сделать.
— Конечно. Только у меня есть такой смешной предрассудок — не сажать в тюрьму невиновных. Даже таких, как Арден и Даррелл. Значит, очевидно, словам бармена верить нельзя. Он скажет что угодно ради своих друзей — и хороших клиентов. Или можно? Может, они там были весь вечер, а про «Голливуд боул» всем говорили просто для отвода глаз? А может, на самом деле пришли позже, а бармен всего лишь укрепляет их алиби. Однако же если они действительно пришли позже, а перед этим ездили в «Голливуд боул», то этому уже никто не поверит, если бармен изменит показания и станет утверждать, что они появились в одиннадцать.
— Ладно, в детский сад я уже ходил.
— И вляпываешься в истории, когда недолго схлопотать пару ударов кастетом, — добавил Хэкет неодобрительно. — Шайка этих ненормальных… Никогда не знаешь, что они выкинут. Мне, конечно, все равно, но твоя рыжая жена мне почему-то нравится. Хоть бы о ней подумал.
— Только добродетельные умирают молодыми, — сказал Мендоса, — разве ты не знаешь?
— В этом что-то есть. — После кофе они закурили; Хэкет взглянул на часы. — Начинаются похороны Маргарет. Час дня, в церкви Святой Анны… Знаешь что? Нам бы здорово помогло, если бы мы могли читать мысли всех тех, кто сейчас сидит и слушает речь священника про то, какой она была прекрасной девушкой.
— Даже если бы и смогли, — сказал Мендоса язвительно, — то самооговор в качестве доказательства не принимается. Они закончат примерно через час? Пойду-ка повидаю присутствующих на похоронах. Я применяю к Джорджу психологический метод — очень простой психологический метод.
Глава 11
— Мы ничего не приносим в этот мир, — нараспев говорил приходской священник из церкви Святой Анны, — и все здесь оставляем. Бог дал, Бог взял. Да святится Имя Господа.
Преподобному Клауду Мертону было жарко в его облачении, даже в этой самой большой в Форест-Лоун церкви, но он старательно придавал своему тренированному баритону торжественность. Он весьма гордился тем, как читает Писание. Священник сделал паузу и продолжил из псалма тридцать девятого: «Я сказал, Я буду заботиться о путях моих: что Я предлагаю, не в словах моих…»
«Господи, — думал Джордж Арден, — я должен осмотрительно с ними разговаривать. Приходят, спрашивают. Как будто… как будто они подозревают. Мы должны быть осторожны. Сохранять спокойствие, не терять головы. Боже милостивый, мы не можем быть одинаковыми. Как будто мы уроды какие-нибудь. Но Майку нельзя было, о Боже, ругаться на полицейского, нельзя было все это говорить… Надо быть осторожным. Как будто быть немного другим — преступление. Майк… его посадят в тюрьму… их обоих посадят в тюрьму… О Боже, только потому…
Маргарет. Проклятая Маргарет. Поделом ей. Мама. Она не понимала, никто не понимал. Разговаривали с ним. Окручивали. За его спиной договаривались о… Ужас! Даже подумать страшно! Никогда, никогда, никогда… Они не понимали. Майк говорил, просто так устроен мир. Нужно смириться, смириться с необходимостью прикрытия. Большинство людей еще не готовы понять, что некоторые из нас просто другие. Это верно. Но даже Майк не понимает, сколько он натерпелся от Маргарет, как он ее ненавидел и боялся. Она каким-то образом умела управлять событиями. Она его словно загипноти