Смерть майора Черила. Роковой триместр — страница 33 из 34

ТРИМЕСТР СВЯТОЙ ТРОИЦЫ

ГЛАВА 2

Этот летний триместр в Корстон-колледже начался в самом конце апреля. Был серенький дождливый день. Часов с десяти утра и до шести вечера машины то и дело въезжали в кованые ворота и по длинной окаймленной деревьями дорожке развозили учеников по коттеджам — их было шесть: три для мальчиков и три для девочек, — разбросанным по территории школы. Дети, шумные, веселые, нагруженные чемоданами и спортивными принадлежностями, приезжали поездом в Оксфорд и Коламбери, а там их встречали. Корстон, как бы замерший на несколько коротких весенних недель, ожил вновь.

Все ученики, если не имели специального разрешения прибыть позже, должны были явиться в школу до пяти тридцати. Наставники, заведовавшие пансионами — в четырех коттеджах это были женатые мужчины, в двух — незамужние женщины, — жили, разумеется, там, где работали, то есть в домах, за которые несли ответственность. Вместе с имевшейся в их распоряжении прислугой они были заняты в этот день, что называется, от зари до зари: встречали воспитанников, приветствовали всех родителей, оказывавшихся в их поле зрения, отдельных избранных сопровождали к директору. Но в половине девятого на территории воцарилось относительное спокойствие. Ужин был позади, и младшие дети укладывались спать. Старшие удалились в свои комнаты для занятий. По крайней мере, так полагалось. В теории.

Поскольку это была первая после каникул ночь в колледже, некоторые послабления допускались. Долго не утихало хождение между спальнями и гостиными, время от времени поднимался вдруг шум, вспыхивали неистовые сцены, кончавшиеся иной раз для кого-нибудь печально. Однако персонал не вмешивался, и старшие ученики, обязанные следить за дисциплиной, — префекты, — временно теряли ясность зрения. К завтрашнему дню возбуждение от встречи после пасхальных каникул старых друзей и старых врагов уляжется само собой. Триместр начнется всерьез.

Хью Ройстоун, став директором, завел обычай приглашать к себе в этот первый вечер триместра старший персонал колледжа — главным образом, наставников шести коттеджей с женами — на кофе с ликером. Это было самое подходящее время, чтобы немного расслабиться после тяжелого дня. Было приятно — а иногда и полезно — посидеть вот так, запросто, болтая о покупках и обмениваясь слухами. На этот раз приглашение директора было для наставников особенно заманчиво: всем хотелось поглядеть на молодую новобрачную — жену директора.

Квартира директора Корстон-колледжа находилась в левом крыле здания, именовавшегося Колледж-хаус. Детей здесь не селили, но это был центр всей жизни школы, где в основном и велось преподавание. Колледж-хаус — когда-то известный как Користон-холл, громадный особняк в георгианском стиле, — принадлежал некогда роду Користонов, давно угасшему. Квартира директора, небольшая, но элегантная, была недавно отремонтирована. В этот вечер гостиная выглядела особенно мило, шторы из-за ненастной погоды были задернуты, светильники включены, в камине пылали дрова.

Хелен Кворри, жена заместителя директора и старшего наставника пансиона, пересекла гостиную и подошла к своему мужу, который непринужденно болтал с Фрэнсис Белл, секретаршей директора. Хелен и Фрэнсис были давнишние приятельницы, хотя ничем друг на друга не походили. Обеим только-только перевалило на пятый десяток, но Хелен была крупная, добрая и по-матерински ласковая — идеальная жена наставника пансиона для девочек, тогда как Фрэнсис была маленькая черноволосая особа, обладавшая высокой квалификацией администратора и язвительным язычком. Когда Хелен подошла к ней сзади, она моментально умолкла.

Джон Кворри засмеялся.

— Все в порядке, Фрэнсис. Это всего лишь Хелен.

— Слава Богу. — Фрэнсис Белл смущенно улыбнулась, что ей было вовсе не свойственно. — Я была ужасно немилосердна. Но, право же, Хелен, если нашему глубокоуважаемому директору понадобилось жениться на особе вдвое моложе себя, он мог бы, по крайней мере, выбрать какую-нибудь… ну, какую-нибудь более подходящую…

Все трое старательно не смотрели на Сильвию Ройстоун, которая стояла у камина и слушала Марка Джойнера, самого молодого из наставников. Новоиспеченная — совсем новенькая — миссис Ройстоун, очаровательная девушка, белокурая, голубоглазая, гибкая, совершенно явно чувствовала себя не в своей тарелке. Прежде всего, она была по меньшей мере на десять лет моложе любого из присутствовавших в гостиной. Затем, она выглядела чересчур нарядно в своем черном шелковом платье, с жемчугами в ушах и на шее, тогда как остальные, сбросив парадные мантии и форменную одежду, в которых днем встречали родителей и учеников, пришли, одетые более буднично. Вероятно, она недооценивала свою внешность — хотя и совершенно напрасно.

— Ну, почему ты говоришь, что она его вдвое моложе… Ей, наверно, больше лет… — слабо возразила Хелен.

— Разница между ними семнадцать лет, — твердо объявила Фрэнсис. — И она такая простушка, так не уверена в себе.

— По-моему, она просто стесняется, — сказала Хелен. — Легко ли ей — сразу вдруг оказаться не где-нибудь, а в Корстоне, да еще на такой вечеринке. Пострашней, чем в первый раз с родственниками мужа встретиться.

Фрэнсис пожала плечами.

— А по-моему, она вообще не подходит для жены директора.

— Увы, директоров не всегда выбирают по их женам… А впрочем, Бог знает по каким соображениям их выбирают иной раз… — В интонации Джона Кворри слышалась горечь. Он взглянул на Сильвию Ройстоун. — Пойду, пожалуй, поболтаю с ней. Бедный Марк уже довольно давно выполняет этот долг. Похоже, он малость выдохся.

Кивнув жене и Фрэнсис Белл, Кворри не торопясь подошел к столу с напитками, налил себе еще стаканчик бренди и на миг задержался, оглядывая собрание. Это был высокий, с приятной внешностью мужчина — не будь он таким сухопарым, вполне мог бы считаться красивым; на лице его застыло сардоническое выражение. Наконец, пожав плечами, он подошел к Сильвии Ройстоун и Марку Джойнеру.

Джойнер откровенно ему обрадовался.

— А, Джон! Я тут как раз говорил миссис Ройстоун, что в моем пансионе до сих пор еще не хватает двоих. Вы, конечно, догадываетесь, кого именно?

— Пирсона и Грея?

— Правильно! Будь это кто другой — какая-нибудь другая пара, — я уже звонил бы их родителям, от души надеясь, что никакой беды не стряслось. Но эти двое — иное дело. Они ведь убеждены, что правила для того и существуют, чтобы их ниспровергать или нарушать. — Марк Джойнер радостно улыбнулся. — Их не изменило даже то, что мы назначили их префектами, хотя с младшими ребятишками, должен признать, они держатся прекрасно.

— Педерастам следует загодя дубить свои зады, — заметил Джон Кворри.

— Гм… да. — Джойнер бросил тревожный взгляд на стоявшую с ними юную даму, не уверенный, как еще она примет эту реплику. И поспешил, воспользовавшись случаем, улизнуть: — Если разрешите, я…

— Надеюсь, я вас не слишком шокировал, миссис Ройстоун? — сказал Кворри, когда Джойнер отошел. — Я порядком устал от наших приятелей Пирсона и Грея.

Сильвия Ройстоун вспыхнула.

— Нет, нет… — И после неловкой паузы добавила быстро: — Кажется, Хью говорил как-то, что в Користоне телесные наказания отменены.

— В Корстоне! — поправил ее Кворри с чрезмерной резкостью. — Пишется Користон, но произносится Корстон.

Сильвия покраснела еще отчаянней.

— О, конечно. Я знаю, просто забыла. Прошу прощения.

Кворри улыбнулся, как бы не заметив ее извинений, словно она была какой-нибудь из его не слишком сообразительных учениц.

— Вы совершенно правы. Ваш муж отменил телесные наказания, как только здесь появился. Я уверен, вы согласитесь, что его решение было правильным. В самом деле, когда я учился, голые задницы пробуждали самые низменные инстинкты как у учителей, так и у учеников.

— Джон! — прервала его Хелен.

В ее тоне предостережение звучало едва заметно, но жест, каким она взяла мужа за руку, был достаточно красноречив. Джон улыбнулся еще шире, мило извинился и поспешил прочь, увидев, что к ним приближаются Хью Ройстоун и Лин Джойнер.

Ласково улыбнувшись своей молодой жене, Ройстоун сказал:

— Дорогая, Лин только что обещала потренировать тебя в теннис. Как это мило с ее стороны, не правда ли? Я сказал ей, что ты будешь вполне на высоте, если поработаешь немного, хотя победить ее, боюсь, тебе будет нелегко. Ведь Лин играет за графство. — Он потрепал жену по плечу и оставил трех женщин одних.

— Вы очень любезны, но… — неуверенно проговорила Сильвия.

— Ах, мне это будет только приятно, уверяю вас. До того как выйти за Марка, я работала тренером. Вы, думаю, преподавать еще не успели?

— Нет. — Этот односложный ответ был таким вялым!

Лин Джойнер посмотрела на Сильвию с недоумением.

Сама она постоянно была полна энергии и энтузиазма, и сейчас ее как будто окатили ушатом воды — неприкрытая сдержанность Сильвии Ройстоун сбивала ее с толку.

— Чем вы занимались? — спросила она. — Университет, очевидно, уже окончили?

— Я никогда не училась в университете.

— Я тоже, — вставила слово Хелен Кворри. — Только чуть-чуть. Я встретила Джона, когда была на первом курсе, и дальше мое высшее образование не пошло. По правде сказать, меня исключили. Но я не жалею.

Лин подхватила:

— А кто бы пожалел, выйдя замуж за твоего Джона? — Она помахала рукой и отплыла.

В комнате уже стоял шум в несколько децибелов, голосок же у Сильвии был тихий. Хелен пришлось наклониться к ней, чтобы услышать, что она говорит.

— …в сущности, я… я бросила школу в шестнадцать лет. Мои родители разошлись и переженились вновь, а мне как-то не жилось ни в той, ни в другой семье. И я перебралась к моей тетушке. Она умерла перед самой Пасхой.

— В этом году? Только что?

— Да.

— Понимаю. — Хелен как могла старалась заполнить паузы в рассказе Сильвии. — И тогда вы вышли за Хью, — сказала она.

Лицо Сильвии просветлело.

— Да. Он такой замечательный. Со всем справился сам. — Она умолкла, смутившись, но Хелен Кворри ей улыбнулась, поощряя к откровенности. — Мы с тетей Рождество всегда проводили в каком-нибудь отеле, так я встретилась с Хью в прошлом году, в декабре. Потом мы много переписывались, и, когда он узнал, что моя тетушка умерла, он… приехал сразу же. Но, я думаю, он вам все это рассказывал.

Хелен уклонилась от прямого ответа. В действительности Хью рассказал им очень мало. Он проявил в этом случае необычную для него скрытность, так что его женитьба оказалась полной неожиданностью для его коллег и друзей. Никто из них не был приглашен на бракосочетание. Впервые имя Сильвии стало им известно из объявления в «Таймсе», меньше чем неделю назад, и в этот вечер старшему персоналу колледжа представился первый случай увидеть молоденькую жену директора. Естественно, что вокруг этого неожиданного романа было множество толков и домыслов. До тех пор все были убеждены, что сорокадвухлетний Хью Ройстоун закоренелый холостяк и исключение из общего для директоров колледжей правила — обычно ведь директоров предпочитают женатых.

— Дорогая моя, — сказала Хелен, — я надеюсь, вы будете очень счастливы. Если же… если возникнут какие-то сложности в школе — а без этого не обходится, — помните, что моя дочь лишь немногим моложе вас. — Внезапно она обняла одной рукой Сильвию и прижала ее к себе.

— Спасибо. Большое спасибо, — сказала Сильвия. Вдруг она вскинула голову. — Телефон, кажется? Я, пожалуй, возьму трубку.

Но Фрэнсис Белл уже спешила в кабинет директора, следующую за гостиной комнату, чтобы ответить на звонок. Энергичной секретарше колледжа даже в голову не пришло, что к телефону подойдет кто-то другой, не она. Разумеется, Хью теперь женат, она и не намерена без приглашения вторгаться в другие комнаты его квартиры — зазвонит ли там телефон или по иной какой-то причине, — но кабинет и примыкавшую к нему служебную приемную она считала своими владениями.

Когда Фрэнсис вернулась в гостиную, разговоры прервались. Она сказала:

— Звонили из твоего пансиона, Марк. Твои заблудшие овечки нашлись. Пирсон и Грей сейчас на станции Коламбери. Они помогали какой-то старушке донести вещи, поэтому поезд, каким они должны были приехать, ушел без них.

Ее сообщение было встречено общим ироническим смехом. Не смеялся только Марк Джойнер; во взгляде, которым он обменялся с женой, была покорность судьбе. Мальчики были из его пансиона, ответственность лежала на нем.

— И сейчас, я полагаю, они ждут, чтобы за ними приехали, — сказал он.

— Именно, — подтвердила Фрэнсис. — Они попытались было добраться автостопом, но, похоже, Корстон никому не по пути.

— Почему не разрешить им идти пешком, Марк? — предложил кто-то.

— Они не пойдут. Держу пари, они предпочтут прокутить ночь в «Боевых доспехах» — если в Коламбери вообще возможно прокутить где-то ночь, — а утром опять позвонят сюда. — Джойнер покачал головой, изо всех сил стараясь обратить досадную историю в шутку. — Ничего не поделаешь, я должен ехать и забрать этих паршивцев.

— Поеду я!

В гостиной сразу стало тихо. Все головы обернулись к Сильвии, гости улыбались, но на лицах было написано недоумение.

— Вы очень любезны, — пробормотал Марк, — но…

— Нет, нет, дорогая, тебе, конечно, не следует ехать, — сказал Хью Ройстоун.

— Ни в коем случае! Вы даже не знаете этих мальчиков. — Если возражение Ройстоуна прозвучало мягко, то Лин Джойнер была категорична, отметая самую возможность обсуждать это. — Ехать должен Марк.

— Чепуха! — Щеки Сильвии запылали. — Все вы много работали, целый день трудились, а я ничего не делала. Позвольте мне, по крайней мере, помочь в том, в чем могу. У меня немного болит голова, и я с удовольствием прокачусь. Где находится станция в Коламбери, я знаю и уверена, что найду мальчиков. Как их фамилии? Пирсон и Грей?

— Тони Пирсон и Питер Грей. — Джойнер колебался. — Ужасно мило с вашей стороны. Я и правда устал, все так, но… это же моя работа. — Он вопросительно посмотрел на Ройстоуна: решать должен был директор.

— Сильвия, погода сегодня, знаешь ли, не из приятных. Ты действительно хочешь поехать? Может, я поеду с тобой? — проговорил Ройстоун.

— Нет, как же ты оставишь своих гостей? А мне хочется прокатиться. Свежий воздух пойдет мне на пользу. Я только надену пальто. Но, конечно, трудно сказать, как долго я там пробуду. Так что, на всякий случай, желаю всем спокойной ночи.

Сопровождаемая хором голосов — «спокойной ночи», «спасибо, спасибо», — Сильвия вышла. Все поняли: ее решение было fait accompli[2].

Хью Ройстоун проводил жену до двери квартиры. Он взял ее за плечи и внимательно посмотрел на нее, вдруг встревоженный.

— Дорогая, ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты делаешь это не затем, чтобы избавиться от вечеринки? — спросил он нежно. — Ты же понимаешь, они скоро разойдутся, не засидятся долго. Завтра рабочий день… А мы сразу же пошли бы в постельку, и я принес бы тебе молока и аспирин или еще что-нибудь. Горничные завтра все приберут.

— Хью, я ни от чего не хочу избавиться. Я же сказала, что просто хочу освежиться. Со мной все будет в порядке, и я долго не задержусь. Мы скоро увидимся, милый.

Сильвия говорила быстро, может быть, слишком быстро.

— Ну что ж, пусть так. Будь осторожна. — Губы Хью пощекотали ее губы. — Не забывай, я люблю тебя.

Улыбаясь про себя, Ройстоун вернулся к своим коллегам. Я всем доволен, думал он, я самый счастливый человек на свете.

ГЛАВА 3

Сильвия быстро прошла по коридору, спустилась по лестнице. Это был уже собственно Колледж-хаус. Холл внизу был хорошо освещен, но выглядел пустынным, внушая какое-то суеверное чувство; Сильвия плотнее запахнула пальто. Ее шаги гулко отдавались под сводами. Она забыла сменить туфли и осталась в легких открытых босоножках на высоком каблуке.

— Послушайте… Эй!

Сильвия испуганно обернулась, чуть не споткнувшись на нижней ступеньке, и, наверно, упала бы, если бы не ухватилась за перила. Сверху, размахивая зонтиком, за ней бежал незнакомый мужчина. Когда он догнал ее, она увидела, что он молод, вероятно, ее лет, высокий, с разлетающимися волосами и приятным открытым лицом. Он широко ей улыбнулся.

— Прошу прощения, я не хотел напугать вас.

— Ничего, — улыбнулась ему в ответ Сильвия. — Просто я не ожидала в такое время встретить кого-нибудь в этой части здания.

— Пожалуй, мне и не следовало здесь находиться. Но я только сегодня приехал и хотел, не дожидаясь завтрашнего дня, заглянуть в лингафонный кабинет. Дорогу туда я нашел, но, когда собрался уходить, обнаружил, что дверь, в которую я вошел, заперта, понимаете? Должно быть, кто-то запер ее, пока я знакомился с оборудованием. Я вышел через другую дверь, но потом совершенно запутался. Надеюсь, вы мне покажете, как отсюда выбраться. Очень не хочется провести здесь всю ночь. Это было бы чертовски неуютно…

Молодой человек говорил все жалобней, глядя на Сильвию с шутливой мольбой.

— Конечно, покажу. Здесь легко запутаться, я знаю.

Они пошли рядом по широкому коридору. Сильвия понимала, что должна держаться солидно, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не ответить на его шутливый взгляд тем же.

— Я должен представиться, — объявил он наконец. — Стив Лейтон, новый помощник преподавателя английского языка. Очень новый и очень так себе помощник. Честно говоря, это первая моя работа, в данный момент я всего лишь на испытательном сроке. Останусь ли здесь, будет зависеть от того, как хорошо я буду работать. Это несколько обескураживает, не правда ли? Во всяком случае, так мне кажется, — сам же ответил он на свой вопрос. Ну а вы? Давно вы здесь? Вряд ли. Вы слишком молоды. Что вы преподаете? Еще важнее — в каком доме живете? Я — в доме Джойнера.

Веселый нрав и сам стиль разговора Стива Лейтона были заразительны, и Сильвия не стала скрывать, что и ей с ним весело. Она повернулась к нему и засмеялась.

— Я постараюсь ответить на все ваши вопросы, специально для вас. Ни в чьем доме я не живу. Ничего не преподаю. Здесь, в Корстоне, я всего две недели, так что почти такая же новенькая, как и вы.

— Порядок! Больше ничего мне не говорите! Я знаю сам, — прервал ее Лейтон. — Вы, верно, помощница экономки колледжа, миссис Коул… или какая-нибудь сногсшибательная кулинарка, ну так далее в том же роде, и собираетесь как-то справиться с нашей кормежкой.

— Нет, ничего похожего. Я — Сильвия Ройстоун.

В первый момент до него не дошло. И вдруг он воскликнул:

— О Господи! Молоденькая жена нашего дира! А я-то… я-то разболтался, как будто…

— Что за важность! — возразила Сильвия. — Право же, это все равно.

— Вовсе не все равно, миссис Ройстоун, если вы простите меня за то, что осмеливаюсь вам возражать.

Стив Лейтон отвесил легкий поклон. Он замолчал, поняв, что держался слишком вольно, пришлось замолчать и Сильвии. Они постояли, глядя друг на друга. Наконец он сказал:

— Увы, человеку столь низкого положения непозволительно быть в приятельских отношениях с супругой директора, и я, разумеется, не вправе просить ее о свидании.

Сильвия с сомнением взглянула на него, не уверенная, говорит он серьезно или нет. Она уже открыла рот, собираясь ответить, однако стук хлопнувшей двери и голоса в боковом коридоре остановили ее. Из-за угла показалась приятная пара, обоим было немного за тридцать; мужчина был среднего роста, в очках, прикрывавших умное и интересное лицо, женщина хорошо смотрелась в узкой юбке и свитере, выигрышно обрисовывавших ее фигуру.

— Привет, Стив, — сказал мужчина. — Что вы здесь делаете?

— Миссис Ройстоун любезно согласилась показать мне, как выбраться отсюда, — поспешил он объясниться. — Э-э… вы ведь знакомы с миссис Ройстоун.

— Нет. Мы еще не встречались, — отозвалась женщина. — Но, разумеется, слышали радостную весть.

Лейтон, поведя рукой в их сторону, представил пару:

— Паула Дарби, преподаватель английского языка, и Саймон Форд, математик. Я познакомился с ними обоими сегодня.

— Так вы миссис Ройстоун? — Форд даже не потрудился скрыть свое любопытство. Он внимательно и, пожалуй, чуть иронически оглядел лицо и фигуру Сильвии. — У нашего директора отличный вкус, позвольте заметить, миссис Ройстоун. Его следует поздравить.

— Благодарю вас, — с улыбкой сказала Сильвия. — Я думаю, мне тоже очень повезло.

— Вы в пальто. Собираетесь выйти? Недалеко, я надеюсь. Ужасная ночь.

— Я собираюсь привезти мальчиков со станции Коламбери. Предыдущий поезд они пропустили.

— Вот как? Вы? — Форд не скрыл своего удивления.

Сильвия еще раз попыталась объяснить ситуацию:

— Мне просто хотелось немного проветриться… это ведь совсем недалеко.

— Я вам не завидую, — сказала Паула Дарби. — Наш мини-бус идет как танк, а по мокрому шоссе да в темноте это не шутка.

Сильвия нахмурилась.

— О мини-бусе не было речи. Я собиралась ехать на своей машине. Да у меня и ключей от него нет.

— Ключ не проблема, — сказал Форд. Его всегда оставляют в замке зажигания. Все мы втайне надеемся, что кто-нибудь украдет у нас нашу малютку. Но все-таки это же абсурдно, чтобы вы… Конечно, поехать должен кто-то другой…

— Да, да, разумеется. Поеду я! — сразу откликнулся Лейтон. — Сколько там мальчиков и где мне их искать?

Сильвия решительно качнула головой.

— Благодарю вас, но — нет. Я сказала, что поеду, и я поеду. Их там всего двое, так что мини-бус мне ни к чему, поеду на своей машине.

— У них будут чемоданы, теннисные ракетки, всякая там аппаратура, — предупредила ее Паула. — Конечно, если вы возьмете большую машину, тогда все это пустяки. Так что я бы все-таки посоветовала, миссис Ройстоун, воспользоваться мини-бусом, какое ни кошмарное это чудище.

— А лучше примите предложение Стива. Это мой вам совет. Либо позвольте ему поехать с вами, — сказал Форд.

— Нет. Я поеду одна, как сказала. Но не в своей машине. Она новая. Хью подарил мне ее к свадьбе, и мне не хотелось бы испачкать обивку.

— Как это мило! — В голосе Паулы Дарби явно звучала ирония.

— Да, коль скоро вы решились выйти замуж за школьного учителя, то вам еще повезло, что нашелся такой с собственным капитальцем, — сказал Форд. В его тоне сквозила злость, хотя он и улыбался. — Ну что ж, если вы действительно намерены ехать, быть по сему. Но позвольте, мы вам, по крайней мере, покажем, где он, наш мини-бус. А Стив подержит зонтик.

Когда они вышли, дождь как будто бы прекратился, так что они спокойно обошли Колледж-хаус — за ним, на заднем дворе, находилось строение, некогда бывшее конюшней. Там и стоял мини-бус.

Все трое — Паула Дарби, Форд и Лейтон — с сомнением наблюдали, как Сильвия забралась в мини-бус, включила мотор и без видимых затруднений тронулась с места. Вообще-то она была прекрасным шофером. Она выполняла роль «личного шофера» у своей тетушки, а эта придирчивая особа — старшая сестра матери Сильвии, — прежде чем доверить себя племяннице, позаботилась о том, чтобы девушка прошла строжайший экзамен. Это было одно из немногих благих свершений тетушки, за которое Сильвия имела все основания испытывать к ней благодарность.

Мини-бус был старый, сиденье неудобное, рулевое управление тяжелое, а коробка передач — сущее наказание, но Сильвия со всем этим справилась. Она вырулила со двора и уверенно покатила вниз по главной аллее. Когда она подъехала к главным воротам, дождь припустил опять, сперва потихоньку, потом полил вовсю. Сильвия взглянула на часы. Погода, конечно, может задержать ее, но шоссе до Коламбери хорошее, да и движение в эту пору, по-видимому, небольшое. До станции она доберется минут за тридцать.

Часом позже Тони Пирсон опять позвонил в школу, на этот раз он говорил с самим наставником своего пансиона. Тони пожаловался, что за ними так никто и не приехал. Оба они — Питер Грей и он, Тони, — замерзли и проголодались. Они хотели бы знать, как им поступить. Марк Джойнер не проявил сочувствия. Он сказал, что миссис Ройстоун давно уже за ними выехала. Где они болтались все это время? Как это они ее не заметили?

— Мы не уходили со станции, сэр, клянусь вам, — сказал Пирсон. — И мы ждали машину, любую машину, потому что не могли знать, кто за нами приедет. Новую жену директора мы, конечно, еще не видели, но, честное слово, сэр, если бы она приехала, мы никак не могли бы ее пропустить.

— Ну что ж, я вам верю.

— Вы не допускаете, что с ней мог бы произойти несчастный случай?

— Боже избавь! — Марк Джойнер быстро принял решение. — Тони, оставайтесь с Питером на месте. Я выеду через пять минут. Если миссис Ройстоун появится раньше, поезжайте с ней и по дороге смотрите внимательно, не пропустите меня. Мою машину вы знаете. Договорились?

— Договорились, сэр. Мы очень огорчены, что все так вышло.

— Есть с чего, черт вас возьми.

Джойнер, в трусах и рубашке, положил трубку стоявшего возле кровати телефона и повернулся к жене, которая сидела за туалетным столиком.

— Догадалась, в чем дело?

— Да. Но как ты думаешь, что случилось с миссис Ройстоун?

— О, скорее всего она сбилась с пути, — раздраженно ответил Джойнер. — Это моя вина. Я должен был ехать сам, но она так настаивала…

— Пожалуйста, не вини себя в этом, милый. Она действительно хотела поехать, и Хью не очень старался удержать ее. Кстати, надо ему сказать.

— Н-да, я тоже так думаю. Проклятье! — Марк Джойнер кончил сражение с брюками и с надеждой посмотрел на Лин. — Может быть, ты сама позвонишь ему?

— Хорошо, — неохотно согласилась она.

— Благослови тебя Бог. — Джойнер быстро чмокнул ее в губы и выскочил из спальни.

Лин Джойнер времени терять не стала. По внутреннему телефону она тотчас набрала номер директорской квартиры и, когда Ройстоун отозвался, сказала ему, что Марк выехал за мальчиками, так как миссис Ройстоун на станции не появлялась. Да, конечно, Марк будет внимательно смотреть по сторонам, может, увидит ее. Лин старалась держаться как можно непринужденнее, сказала, что уверена: беспокоиться нет причины.

— Возможно, она свернула не там, где надо, и заплуталась, — добавила Лин. — Или спустила шина. Скоро мы обо всем узнаем.

— Да, конечно, — согласился Ройстоун. — Спасибо, Лин.

Ройстоун медленно положил трубку и сдвинул брови. Легко сказать — не беспокоиться. А как он может не беспокоиться? Сильвия водила машину как настоящий профессионал, и шоссе между Корстоном и Коламбери прямое как стрела. Она давным-давно должна уже быть на станции. Что-то случилось.

Ройстоун отошел от телефона, соображая, что делать, как вдруг он зазвонил опять. Хью схватил трубку.

— Хью Ройстоун слушает, — сказал он быстро.

— Хью, это я… Сильвия.

— Слава Богу! Где ты, дорогая? У тебя все в порядке?

— Я в Коламбери, в полиции. Пожалуйста, приезжай, Хью. Я… у меня несчастный случай.

— Несчастный случай?! Ты ушиблась?.. Поранилась?!

— Нет. Но я… — Прерывистый вдох над мембраной прозвучал как рыдание.

— Сильвия, ради всех святых, что?..

— Приезжай, Хью! Пожалуйста!

Хью Ройстоун нашел свою жену в маленькой унылой комнатушке полицейского участка Коламбери — единственной во всем здании, так называемой комнате для свиданий. Она сидела за простым голым столом, по-видимому совершенно забыв о молодой женщине в полицейской форме, устроившейся в углу. Сильвия обеими руками обхватила себя, как будто старалась унять дрожь. Она была очень бледна. Когда Хью вошел, она подняла глаза, но не сделала ни малейшего приветственного жеста.

— Сильвия, дорогая, все в порядке, я уже здесь. Я приехал, чтобы забрать тебя домой. Все в порядке.

— Нет.

Сильвия покачала головой, по ее щекам заструились слезы. Хью бросился к ней.

— Это лучше, если она поплачет, сэр. — Девушка-полицейский встала и дружелюбно ему улыбнулась. — Заставьте ее рассказать вам, что случилось, и дайте поплакать. Я приготовлю вам чашку чая и еще одну для миссис Ройстоун. Может, теперь, когда вы здесь, она выпьет чаю. Это ей будет на пользу.

— Спасибо, — ответил Ройстоун рассеянно, желая только одного: чтобы девушка вышла и оставила их наедине. — Вы очень любезны.

Как только дверь за нею закрылась, он стал возле Сильвии на колени и обеими руками прижал ее к себе, словно ребенка. Он мягко покачивал ее, шептал на ухо ободряющие слова, пока она не сдалась наконец и не разрыдалась неудержимо, цепляясь за него со всей силой отчаяния. Он вынул свой платок и вытер ее лицо. Когда девушка вернулась с двумя большими керамическими кружками, он заставил жену отпить немного чая.

— Это ужасно, Хью, — сказала она. — Это ужасно.

— Дорогая, каждый, кто долго сидит за рулем, рано или поздно попадает в переделку. Самое главное, что ты не ранена. О машине не думай — вообще ни о чем. Сейчас я отвезу тебя домой и уложу в постель. У тебя шок. Мы попросим доктора дать тебе чего-нибудь, если нужно.

— Это была не моя машина, Хью. Я взяла школьный мини-бус, потому что у мальчиков был багаж. Может быть, если бы я поехала на своей машине и если бы сменила туфли… А в этих… нога соскользнула с тормоза, и… и… — Сильвия не могла продолжать.

— Ты поехала на мини-бусе? — Ройстоун едва успел проглотить удивление. Но Сильвия закрыла лицо руками, и он опять обнял ее, помогая встать на ноги. — Пойдем, дорогая, мы во всем разберемся завтра. А сейчас поедем домой.

— Извините, сэр, задержитесь, пожалуйста, на минутку, — вмешалась вдруг девушка-полицейский.

Ройстоун совершенно забыл о ее присутствии.

— Зачем? — спросил он.

— Заявление, сэр. Его перепечатывают. Оно сейчас будет готово, и, если бы миссис Ройстоун могла подписать его прежде чем уехать, она…

— Заявление? Какое заявление? Миссис Ройстоун не в состоянии делать какие-либо заявления. Разве вы сами не видите? — Ройстоун рассвирепел. — Если она и заявила о чем-то, а вы записали, можете об этом заявлении забыть. Сегодня она ничего не подпишет.

— Но… — Девушка отступила, ошеломленная его горячностью. К счастью, в этот момент дверь комнаты для свиданий отворилась и вошел сержант, держа в руке несколько машинописных страниц. — Сэр, — проговорила девушка, — это сержант Корт.

— Сержанта Корта я знаю. — Ройстоун кивнул ему. Примерно год назад на территории колледжа произошла дикая потасовка, и Корту тогда поручено было задержать виновных. — Я его видел, когда вошел в участок, но он ничего не сказал мне о заявлении. Сержант, что за чушь? Почему мою жену заставляют делать какие-то заявления?

— Ее никто не заставлял. Она сделала его совершенно добровольно, и, по-моему, это очень разумно. В конце концов, когда речь идет о ребенке… да так…

— Какой еще ребенок? Вы же мне ничего не сказали ни о каком ребенке, ни о заявлении!

Сержант Корт воздержался от замечания, что у него не было возможности хоть что-нибудь сказать Ройстоуну — директор вихрем влетел в полицейский участок и потребовал, чтобы его немедленно провели к жене. Он явно не был готов слушать какие бы то ни было и чьи бы то ни было объяснения. Корт молча протянул ему текст.

Заявление было совсем коротким, и Ройстоун прочитал его мгновенно. «Я ехала со скоростью тридцать миль в час… Шел дождь… блики уличных фонарей в лужах на асфальте… Внезапно прямо передо мной на дорогу выбежал мальчик… Я изо всех сил нажала на тормоза, но я не водила этот мини-бус раньше, совсем не знала его, а на мне были босоножки на высоком каблуке… Нога соскользнула. Я не сумела остановиться вовремя. Я почувствовала, как колесо переехало его… Это было как удар… удар по тормозам…»

— Ребенок пострадал сильно? — тусклым голосом спросил Ройстоун.

— Боюсь, что так, сэр, но насколько сильно, мы еще не знаем. «Скорая помощь» увезла его в Оксфорд. К счастью для миссис Ройстоун, там был свидетель, который подтвердил, что малыш выбежал прямо под машину. Так что все кончится благополучно, если…

— …если он не умрет, — проговорила Сильвия. — А если… значит, я убила его.

ГЛАВА 4

Закрытый школьный бассейн — результат забот бывших корстонцев — был совсем новый и помещался в одном из зданий на территории колледжа. В семь часов утра тут всегда было пусто, и Хью Ройстоун любил приходить сюда именно в это время. Полчаса спустя бассейн будет весь вибрировать от голоса инструктора, призывающего к новым достижениям тех, кто жаждал попасть в школьную команду. Но сейчас все было здесь покойно и тихо, не считая плеска воды о кафель, когда Ройстоун повернулся в дальнем конце бассейна, чтобы свою последнюю дорожку пройти стремительным кролем.

Ройстоун достиг финиша и сильным рывком выскочил из воды. Оставляя на кафеле мокрые следы, он пошел под душ. Пускал то горячую, то ледяную воду, подставляясь под упругие струи, иголками коловшие тело. Затем натянул спортивный костюм и направился к выходу как раз в тот момент, когда юные пловцы, «надежда школы», явились на занятия. Кивнув в ответ на их дружное «доброе утро, сэр», он мерной трусцой побежал к Колледж-хаусу.

Прежде в этот час его охватывало ощущение покоя и бодрости одновременно. Он всегда любил поплавать перед завтраком. Но за три недели, прошедшие после несчастного случая с Сильвией, все изменилось, словно какая-то отрава разлилась повсюду, даже в колледже. Чаще чем обычно совершали проступки, а то и что-нибудь похуже, малыши; старшие, для которых этот триместр был последним, просто с цепи сорвались — отчаянно врали, хулиганили, учителя постоянно на них жаловались — короче говоря, такое поведение иначе как «переходящим все границы» не назовешь. Словом, триместр Святой Троицы начинался неважно.

Хью Ройстоун со вздохом открыл дверь Колледж-хауса. Ведь самой главной его тревогой, и он отдавал себе в этом отчет, была Сильвия. Она уверяла, что с ней все в порядке, но оставалась апатичной и подавленной. Она отказывалась принимать хоть какое-нибудь участие в жизни колледжа, попросту уходила на долгие одинокие прогулки или сидела в маленьком огороженном садике, предназначавшемся специально для директора. Остальное время Сильвия не покидала квартиры. Она много читала и каждый день звонила в больницу.

В состоянии мальчика никаких улучшений не было, но о нем самом они знали теперь очень много. Его звали Билли Мортон, и ему было шесть лет. В тот вечер он шел домой от своей тетушки вместе с мамой и старшим братом Грегом, как вдруг малыш увидел на противоположной стороне главной улицы Коламбери отца, только что вышедшего из «Боевых доспехов». Вырвав ручонку из руки матери, он бросился ему навстречу. И вот — несчастный случай. С тех пор мальчик находится в состоянии комы.

Если Сильвию спрашивали о Билли, она отвечала коротко: «Улучшений нет», — но сама о нем почти не заговаривала. Хью даже казалось, что она вообще ни о чем не говорит последнее время, и в это утро, плавая взад-вперед в бассейне, он принял решение. Хелен и Джон Кворри пригласили их вечером пообедать — только их двоих, никаких званых гостей. Он еще не сказал об этом Сильвии, но решил, что они должны пойти.

Когда он уходил в бассейн, жена еще спала. Теперь он взял для нее с кухни чашку чая и присел к ней на край постели. Она стала пить, послушно, как ребенок, но явно без всякого удовольствия.

— Послушай, дорогая, сегодня мы обедаем у Хелен и Джона. Я знаю, ты скажешь, что идти не хочешь, но мы все же пойдем. Это необходимо. Нас будет только четверо, они наши друзья.

— Твои друзья.

— И твои. Особенно Хелен. Ты должна признать: невозможно быть добрее, тактичнее, чем она, во всей этой истории.

— Добрее? Тактичнее? Ты хочешь сказать, что Хелен славная женщина и потому мне сочувствует. Но в душе она винит меня, как и все остальные. И разве может быть иначе? Я сама себя виню.

— Сильвия, дорогая, мы все время топчемся на одном месте. Это же был несчастный случай. Ты сама это знаешь.

— Но его могло не быть, Хью! Я могла не ехать на этом мини-бусе, я могла взять свою машину, а багаж мальчиков привезли бы в крайнем случае утром. Если бы я ехала в своей машине, если бы сменила туфли, если бы реакция у меня была получше, если бы… тогда маленький Билли… — Ее голос пресекся.

— Но, черт побери!.. — Хью Ройстоун чертыхался редко. — Будет ли конец всем этим «если»? Не твоя вина, что мальчик бросился через дорогу…

— Моя вина, что я не успела затормозить.

Ройстоун в отчаянии замотал головой.

— Ну что ж, Сильвия, думай, как хочешь, — сказал он. — Но сегодня вечером мы все-таки обедаем у Кворри.

— Я бы на твоем месте не слишком старался, Хелен, — сказал Джон Кворри. — Держу пари, в последнюю минуту они найдут какую-нибудь отговорку.

— Нет. Хью обещал совершенно твердо. Они придут. И мы не можем угощать их обычной пансионской снедью.

— Ладно, только не устраивай ничего необыкновенного. — Джон набросил черную мантию, взял под мышку груду бумаг и учебники. — Увидимся позже, родная.

Хелен Кворри, улыбаясь, прошла на свою маленькую кухню. Она обожала стряпать и была рада любому поводу приготовить что-нибудь особенное. Часом позже она, упакованная в полосатый бело-голубой передник, с головой погрузилась в работу, что-то напевая про себя под неистовый вой электромиксера. Она не услышала стука в обитую зеленым сукном дверь, отделявшую личную квартиру наставника от остальных помещений пансиона.

Хелен и Джон никогда не запирали эту зеленую дверь, которая вела из коридора прямо в их гостиную. Они считали свою квартиру неотъемлемой частью дома, но все, персонал и ученики, уважали их обособленность. Однако на этот раз дверь тихонько приотворилась, в проеме показалась голова, огляделась, слабый голос произнес чуть слышно:

— Миссис Кворри?

Ответа не последовало, шум доносился только из кухни. До этих пор посетитель вел себя совершенно естественно. Ничто не давало повода думать, будто он желает войти незамеченным. Но так как громкие звуки из кухни слышались по-прежнему, а миссис Кворри все не появлялась, незваный гость решился проскользнуть в комнату и, схватив со столика для напитков бутылку джина, исчез. Хелен Кворри спокойно продолжала работать на кухне. Она не слышала, как бутылка со звоном разбилась о лестничные перила, однако, войдя в гостиную несколько минут спустя, услышала визг.

Не медля ни секунды, она кинулась в коридор и побежала к лестнице. Первое, на что она обратила внимание, был сильный запах джина. Затем увидела разбитую бутылку и внизу пролета, двенадцатью ступеньками ниже, группу девочек и Паулу Дарби, склонившуюся над кем-то. Хелен сбежала вниз.

— Что случилось? Кто-нибудь поранился?

Девочки перед ней расступились, и Паула Дарби сказала:

— Бетти поскользнулась на мокрой лестнице, но, к счастью, она не слишком расшиблась.

— Нет, я расшиблась, мисс Дарби. Я ударилась плечом, и очень болит колено. Наверно, это перелом. И еще вот, посмотрите, я поранила руку о стекло.

— А что ты вообще здесь делала с бутылкой джина? — грозно спросила Хелен. Она старалась быть всегда беспристрастной, но Бетти Фэрроу, которая вечно подымала шум из-за пустяков, к числу ее любимиц не относилась. — Итак? — добавила она, поскольку Бетти, которой Паула Дарби помогла встать на ноги, ответила не сразу.

— Это не Бетти, миссис Кворри, — сказала одна из девочек. — Мы пришли все вместе, а здесь так и было, ну, беспорядок этот. Но поскользнулась, конечно же, Бетти.

Юный голосок выражал презрение к неловкой растяпе.

— Ясно.

— Тайный алкоголик, — пискнул кто-то.

Сказано это было шепотом, но Хелен расслышала.

— Кто это сказал? Что ты имела в виду?

Девочки захихикали, переглядываясь между собой. Паула Дарби сказала резко:

— Ну, хватит болтать глупости! Кто-нибудь — ты и ты — помогите Бетти добраться до изолятора. Остальные — немедленно в Колледж-хаус, по классам.

Хихиканье сразу смолкло. Девочки разбежались. Бетти Фэрроу доказывала своим невольным помощницам, что ей очень больно и они должны нести ее на руках. Паула Дарби стала ногой отбрасывать осколки бутылочного стекла к стене.

— Я найду того, кто… Я разберусь в этой истории…

— Паула! — перебила ее Хелен, нахмурясь. — Ведь то была просто глупая шутка, насчет тайного алкоголика, правда? Мне кажется, ты слишком сурова.

— О Господи! — Паула провела рукой по своим пышным светлым кудрям. — Ты хочешь сказать, будто не знаешь, какие слухи бродят по всей школе?

— Какие слухи?

Паула Дарби колебалась, огорченно глядя на старшую приятельницу.

— Слухи о… о Сильвии Ройстоун… что она слишком много пьет и что она… была не слишком трезвой в ту ночь, когда произошло несчастье.

— Какой кошмар! И совершенно неправда! — с ужасом воскликнула Хелен. — Господи, ну как могла возникнуть эта сплетня? Хью будет в ярости, когда слух дойдет до него.

— Знаю, но что мы можем поделать? И что может поделать Хью? Вряд ли он найдет убедительные доводы, чтобы опровергнуть это… Мне кажется, слух умрет сам собой и все забудется.

— Ну, хорошо, мы можем, по крайней мере, выяснить таинственную историю с этой бутылкой джина, — сказала Хелен решительно. — И чем скорее, тем лучше. Я разыщу Джона.

Распутать таинственную историю оказалось не так просто, как предполагала Хелен Кворри. Вернувшись в свою гостиную, она сразу заметила, что на столике нет бутылки джина. Однако сам по себе этот факт ничего не объяснял.

— Тебе что-нибудь удалось? — спросила она вечером мужа.

— Ничего. На всех лицах — святая невинность. Мне это не нравится, Хелен. И почему-то кажется, тут не о шалости речь.

— А вдруг тайный алкоголик — кто-нибудь из девочек? Это бы все объяснило.

— Да нет, вряд ли, — покачал головой Джон. — Ведь ей было бы чертовски трудно скрывать это, и я не убежден, что остальные согласились бы покрывать ее… ну и так далее. Впрочем, может быть, кто-то из прислуги… или из учителей… или из другого дома кто-нибудь… или…

— Не Сильвия Ройстоун?

— Нет. Зачем ей красть наш джин, с какой стати? Хью в состоянии покупать столько, сколько ей угодно.

Хелен не улыбнулась.

— Они скоро будут здесь. Ты собираешься рассказать им?

— Про джин? Да, хотя Хью скажет, что надо следить за дисциплиной в доме, и препоручит это мне. Но вот слух о Сильвии — дело иное. Нет и снова нет. Не наше дело распространять слухи. Мы этого не слышали. Пусть кто-нибудь посмелее меня принесет ему эту дурную весть.

— Джон! — протестующе воскликнула Хелен.

Стук в дверь помешал ей продолжить. Пришли Ройстоуны — пришли оба, несмотря на предсказания Джона. Вечер получился приятный. Разговор был общим — погода, кулинарное искусство Хелен, угрозы правительства внести новые изменения в экзаменационную систему, перспективы школы на различных летних спортивных состязаниях. Сильвия была спокойна, но как будто погружена в себя.

Историю об украденном джине Джон Кворри приберег к тому времени, когда они пили кофе. Он дошел до середины рассказа, как вдруг зазвонил телефон. Хелен сняла трубку.

— Хью, это вас. Сержант Корт из полиции Коламбери.

Ройстоун взял у нее трубку.

— Спасибо.

Он назвал себя, выслушал сообщение, опять сказал «спасибо» и медленно опустил трубку. Остальные разом замолчали. Ройстоун повернулся к ним.

— Дурные новости, — сказал он мрачно. — Маленький Билли Мортон скончался час назад. Будет следствие.

ГЛАВА 5

— «…поступление, как вы знаете, зависит от результатов экзаменов, но у нас есть все основания полагать, что Питер сдаст выпускные экзамены достойно. С наилучшими пожеланиями, и т. д. и т. п.».

Хью Ройстоун прервал диктовку. Отодвинув стул, он встал и подошел к окну. Погода была чудесная, он чувствовал на лице тепло утреннего солнца. Днем, вероятно, будет просто жарко. Ройстоун сунул палец за воротник и провел им вокруг шеи, досадуя, что пришлось надеть темный костюм и мрачный галстук. Все его мысли были о жене, на лице застыла угрюмая гримаса.

Издали до него донесся хор голосов. В утренней тишине он различал каждое слово. Это был один из гимнов, который всем нравился, и питомцы школы пели его с особенным удовольствием:

Пусть приблизится ко мне тот,

Кто узрит доблесть истинную…

В Корстоне не было своей часовни, но каждое утро на общем сборе — ассамблее — в актовом зале читалась молитва и звучал гимн; лишь после того приступали к обсуждению важных вопросов и делали необходимые сообщения и распоряжения. Обычно на этом действе присутствовал директор. Но на этот раз было иначе. На этот раз ассамблею вел Джон Кворри.

Фрэнсис Белл тихонько кашлянула за спиной Ройстоуна, и он обернулся к своей секретарше.

— Простите, — проговорил он хмуро. — Что там у нас еще?

Фрэнсис перебирала бумаги на столе, давая директору время собраться с мыслями.

— Жалоба от миссис Эвелон. Ральф забыл взять с собой в школу свои таблетки, и почему никто не обратил внимания, что он их не принимает. Вчера они прислали таблетки с шофером, и я тут же передала их Лин Джойнер, так что все в порядке, но миссис Эвелон, вероятно, желала бы получить от вас извинения.

— Напишите ей сами, Фрэнсис. Я потом подпишу. — Ройстоун посмотрел на часы. Это пение действовало ему на нервы. Пора бы уже ассамблее кончиться. — А что слышно нового об украденном джине? — спросил он.

— Ничего. Никто не признался. — Фрэнсис Белл опустила глаза. Она не собиралась сообщать Хью Ройстоуну об этих ужасных слухах, которые ходят среди учителей, обслуги и, конечно же, среди учащихся. Она поспешила сменить тему: — Ничего такого, что не терпит отлагательства, нет, но Паула Дарби просила меня напомнить вам о рекомендации, которую вы ей обещали.

— Я не забыл.

— Совершенно не понимаю, с чего вдруг она решила покинуть Корстон и едет преподавать в Австралию. Вы же знаете, с тех пор как Паула стала здесь работать, мы с ней дружим, но она какая-то очень уж скрытная и, в сущности, никогда не была со мной по-настоящему откровенной. — В голосе Фрэнсис слышался оттенок горечи.

Ройстоун быстро покончил с этим вопросом.

— Она уже довольно долго здесь проработала. Вакансий на должность наставницы не предвидится, а в Сиднее у нее родственники — брат, кажется, не так ли? Не все преданы Корстону, как… как вы, Фрэнсис.

Фрэнсис Белл никак не откликнулась на комплимент. Сказала только:

— Что касается меня, то мне все здесь подходит. Я вполне довольна.

— Вот и прекрасно. Мы все вам признательны, — сказал Ройстоун. Он опять взглянул на часы. — Мне пора. Полагаю, что к следователю принято являться вовремя. Взгляните на карточку Паулы, Фрэнсис, и набросайте для меня черновик, хорошо? Расхвалите ее как только можете.

— Хорошо. — Фрэнсис, поколебавшись, пожелала ему удачи.

— Спасибо, — сказал Ройстоун. — Они так говорят, что никаких сложностей уже не возникнет, но ведь как знать… — Махнув рукой в знак покорности судьбе, он вышел из кабинета к себе.

Фрэнсис разбирала бумаги. В ее комнате зазвонил телефон, она поспешила туда. Директор колледжа из Йоркшира желал говорить с мистером Ройстоуном — это, пояснил его секретарь, в связи с заявлением мистера Саймона Форда, который желает в следующем учебном году получить у них должность старшего преподавателя математики. Фрэнсис сказала, что мистера Ройстоуна в настоящее время нет в колледже, когда он вернется, то позвонит сам.

Еще один уход, подумала Фрэнсис, хотя случай не столь прискорбный, как уход Паулы Дарби, и к тому же вполне объяснимый. Форд не любил упреков по поводу своей работы, а Ройстоун вынужден был сделать ему замечание в начале года. Замечание было вполне заслуженно, так как Форд, хотя педагог и математик он был первоклассный, отличался безнадежной ленью. Он обожал заниматься со способными учениками и легко с ними сходился, но до менее одаренных ему просто не было дела. В целом его уход — не слишком большая потеря.

Занятая этими мыслями, Фрэнсис Белл возвратилась в кабинет директора и взяла со стола вазу с увядшими цветами. В начале этого триместра она перестала, как раньше, менять их, ожидая, что эту заботу примет на себя миссис Ройстоун. Но, убедившись, что Сильвия не проявила никакого интереса и директору раз-другой пришлось самому выкинуть увядший букет в мусорную корзину, Фрэнсис снова вернулась к ежедневному утреннему ритуалу. Она даже любила заниматься столь домашним делом, хотя теперь это приносило ей меньше удовольствия, чем прежде.

— Ну, вот видите, мистер Ройстоун, все обошлось и в самом деле без каких-либо осложнений, — сказал адвокат. — Я, пожалуй, и не заслужил своего гонорара.

Ройстоун не без облегчения рассмеялся.

— Какие-то непредвиденные трудности могли же возникнуть, — сказал он. — Но все прошло вполне удовлетворительно.

— В самом деле. «Смерть, наступившая вследствие несчастного случая». Никаких обвинений. Словом, именно то, чего мы и ожидали.

Сильвия резко прервала их взаимные поздравления.

— Зачем Мортоны привели с собой другого мальчика? — спросила она внезапно. — Ему ведь следовало быть в школе… Его зовут Грег… Я все думаю про Билли. Он, когда вырос бы, стал бы таким, как Грег… если бы я… если бы он не погиб. — В ее голосе слышались слезы.

Адвокат открыл было рот, но, увидев лицо Ройстоуна, отступил и поспешно распрощался. Хью обхватил рукой Сильвию за плечи и повел прочь из помещения, занимаемого коронером.

— Дорогая, — сказал он нежно, — ты же знаешь, ничто не поможет вернуть Билли, но теперь, когда все это кончилось, обещаю тебе, я поеду к Мортонам, и, если смогу в чем бы то ни было помочь им, я это сделаю. Я не мог вступать с ними в какие-либо отношения раньше, пока шло следствие, но теперь это вполне возможно.

— Спасибо тебе.

— Послушай, Сильвия, милая, я понимаю, забыть такое нелегко. Положимся на время. Но все это окончено, действительно окончено, и ты должна постараться не думать об этом постоянно. Прошу тебя, дорогая, ради меня.

— Хорошо, Хью. Я постараюсь.

— Вот и прекрасно. А теперь пойдем. Мы устроим себе отличный ланч по дороге домой. Но сперва выпьем что-нибудь у «Рендольфа». Это всегда напоминает мне беззаботные студенческие годы — ты тогда еще ходила под стол пешком, дорогая.

— Что ж, очень хорошо… если тебе не нужно возвращаться в Корстон.

— Пусть Корстон на некоторое время сам о себе позаботится. В конце концов, если что-то вдруг и случится, там Джон Кворри. Давай позабудем на час-другой о Корстоне.

Однако эта надежда развеялась почти мгновенно. Едва они вошли в бар, Ройстоун сразу узнал миссис Фэрроу, мать Бетти, которая сидела за угловым столиком одна. Она тоже их увидела, ретироваться было поздно. Хью представил Сильвию и, на минуту оставив женщин вдвоем, отошел, чтобы выбрать напитки.

— Я жду моего сына, — объявила миссис Фэрроу. — Дэвид читает историю в Пембруке. Он тоже учился в Корстоне, но, конечно, это было еще до вас, миссис Ройстоун. — Она разглядывала жену директора с откровенным любопытством и, разумеется, заметила все — ее простое платье из серого полотна, дорогую сумочку, соответствующие туфли, большой бриллиант на ее левой руке. Удовлетворенная сделанными наблюдениями, она вдруг спросила: — Кстати, как там коленка у Бетти?

— Коленка у Бетти? — Сильвия смотрела на нее с недоумением.

— Да. Бетти. Бетти Фэрроу. Моя дочь. Девочка, которая поскользнулась из-за разбитой бутылки джина и скатилась со ступенек в пансионе, где она живет. Вы, разумеется, знали об этом, миссис Ройстоун? — спросила она укоризненно. — Весьма странный случай.

— С Бетти все превосходно, миссис Фэрроу. — Подходя со стаканами к столику, Ройстоун поймал конец ее реплики и поспешил исправить дело, ответив вместо Сильвии. — Доктор сказал, что это очень легкое растяжение. Через несколько дней она о нем и не вспомнит.

— Это хорошо. — Миссис Фэрроу одарила Ройстоуна самой теплой улыбкой. Вдруг выражение ее лица изменилось. — Но вы уже выяснили, как могла оказаться на лестнице бутылка с джином?

— Боюсь, пока еще нет.

— Но вы должны разобраться в этом, мистер Ройстоун! — Она решительно наклонилась вперед, направив всю силу своего пронзительного взгляда на Ройстоуна и не замечая более Сильвию. — Ничто не губит так быстро репутацию школы в наши дни, как слухи о пьянстве и наркотиках среди детей или… или среди тех, кто за них несет ответственность. Я как раз накануне говорила то же самое лорду Пенмерету во время званого обеда. Он совершенно со мной согласился.

— Не сомневаюсь, что с вами согласился бы каждый, миссис Фэрроу. — Ройстоун был сама любезность. — Но я не думаю, что вам следует беспокоиться за Корстон по любому из этих поводов.

Миссис Фэрроу бросила значительный взгляд на стакан Сильвии: желая как можно скорее положить конец этой встрече, Сильвия осушила его залпом.

— Очень рада была услышать ваши заверения, мистер Ройстоун, — сказала миссис Фэрроу. И тут же взглянула на часы за стойкой бара. — О Боже! Ума не приложу, что такое с моим сыном. Негодный мальчишка! Он должен был встретить меня здесь полчаса назад. Пойду позвоню. Извините меня, пожалуйста…

Едва она отошла, так что уже не могла их слышать, Ройстоун воскликнул:

— Чертова ведьма! Я думаю, старый Пенмерет уже мне названивает.

— Кто такой Пенмерет? — спросила Сильвия.

— Председатель попечительского совета Корстона, всего-навсего, — сообщил Ройстоун. — В общем-то славный, только немного напыщенный. И я узнал случайно, что он предпочитал назначить директором Джона Кворри, а не меня. Он тогда остался в меньшинстве, и это место получил я. Не думаю, чтобы он когда-нибудь простил мне это.

— Алкоголь, наркотики и секс всего лишь современные эквиваленты вина, женщин и песен, — ораторствовал Тони Пирсон. — И поскольку наши родители находили удовольствие в вине, женщинах и пении…

— Только не мои родители, — твердо заявил Питер Грей. — Вино — возможно… и немало, правду сказать. Но женщины и пение — никогда. Они даже оперу не любят.

— Не придирайся к словам, Питер, — мягко пожурил приятеля Пирсон. — Ну что скажешь об этой травке, которую мы курим? Меня заверили, что марихуана здесь отличного качества, но, сдается мне, сигаретки-то неодинаковы.

— Приходится верить тебе на слово. Мой опыт, увы, невелик… Как и в отношении алкоголя… и секса тоже, — уныло добавил Питер Грей.

Тони Пирсон рассмеялся.

— Не вешай нос, старик. У нас будет все, как только свалим этот хлам. Еще несколько недель, потом летние каникулы, а там и Оксфорд. Дремлющие шпили, сколько угодно девочек, да взрослых, не то что эти, здешние… Медленно скользить по Айзис вниз по течению… А ежегодные балы в честь Оксфорда…

— Ты забыл кое о чем, — прервал его Грей. — Нам еще предстоят выпускные экзамены. Возможно, сигаретки — превосходное удовольствие в летний день, да только это не поможет нам сдать эти чертовы экзамены.

Оба юнца сидели на крохотном клочке земли, позади заброшенного сарайчика, о стену которого они опирались спинами, вытянув перед собой ноги. Они оставались на территории Корстона, но вдали от оживленной его части, за огородами. Строго говоря, им не полагалось бы здесь находиться, но они уже заканчивали шестой класс, сами были префектами в пансионе, так что никому не пришло бы в голову оспаривать их право избрать для занятий уединенное местечко — вокруг них и в самом деле лежали учебники. Но в этот день они не слишком утруждали себя, решив полениться, поболтать — и покурить.

Молодые люди как раз принялись за одну из своих излюбленных тем — воображаемые способы сексуального общения директора и его совсем еще молодой жены, — как вдруг Пирсон на полуслове умолк. Смяв свою сигарету, он знаком порекомендовал Грею последовать его примеру. Оба мгновенно раскрыли учебники и сделали вид, что читают. Сперва было тихо, потом послышался сдавленный кашель.

Пирсон приложил палец к губам. Он положил книгу, которую держал в руках, и осторожно поднялся на ноги. Держась у самой стены, он подкрался к углу сарая.

— Ты пойман! — объявил он.

Раздался короткий вскрик и протестующий возглас:

— Нет, нет, Пирсон! Пожалуйста, не трогай меня.

Пирсон вернулся, ведя перед собой маленького мальчугана.

— Угадай, что я там нашел? — вопросил он.

— Червяка? — высказал предположение Грей. — Или это крот? — Он сурово нахмурился. — Ах, нет. Теперь вижу. Это Ральф Эвелон.

Пирсон отпустил своего пленника.

— Вам ни в коем случае не полагалось находиться в этой части территории колледжа, юный Эвелон. Вам это прекрасно известно. Что вам угодно было замыслить? И как долго вы здесь обретались?

— Меня отпустили со спортивных занятий. А миссис Коул сказала, чтобы я погулял вместо этого, я услышал ваши голоса. — Эвелон потянул носом. — Вы курили, — объявил он. — Я чую запах.

Старшие мальчики обменялись взглядом.

— А ведь это и вправду крот, — сказал Пирсон. — Из рассказа о шпионах. Так вот, юный Эвелон, вам как будто уже рассказывали о трех мудрых обезьянах, которые умели не слышать ничего дурного, не видеть ничего дурного и не говорить ни о чем дурном. Хорошо бы и вам, сэр, стать таким, как эти три обезьяны вместе взятые. Понял, Ральф? Ты ничего не видел, ничего не слышал — и ничего не учуял! И если ты посмеешь хоть кому-нибудь заикнуться об этом…

— Ни за что, Пирсон. Клянусь. — Большие карие глаза Эвелона смотрели на Пирсона восторженно. — Из-за меня вы никогда не попадете в беду. Вы же знаете.

— О’кей. Я тебе верю. Так что можешь идти.

Тони Пирсон не слишком энергично пнул ногой воздух, якобы метя в задницу Эвелона, который, впрочем, не теряя времени, удирал с явным облегчением. А Тони опять опустился на траву, вынул из кармана недокуренную сигарету, прикурил и перекинул спички Грею.

— Докурим, и на сегодня наша норма выполнена, — сказал он.

Грей зевнул.

— Этот малыш Эвелон становится чертовски надоедлив. Конечно, мило с его стороны обожать тебя издали, но если он вздумает повсюду за тобой бегать — дело другое.

— Из-за него не тревожься. Он будет нем как рыба. — Пирсон лениво раскинулся на траве.

Они вернулись к прежнему своему разговору. Расслабившись от конопляного зелья и пережитого из-за Эвелона страха, они оказались абсолютно не готовы встретить еще одно вторжение. Лейтон застукал их на месте преступления.

У Стива Лейтона в конце дня было «окно», и он также решил прогуляться. Совершенно случайно он направился через огороды к заброшенному сараю. Он шел, ничего не замечая вокруг, погруженный в свои мысли. Ему нравился Корстон, нравились педагоги, нравились воспитанники, но он был далеко не уверен, что ему нравится быть учителем. Беда была в том, что, решив этот вопрос отрицательно, он окажется безработным. И эту временную работу, к которой он был не совсем подготовлен, Стив получил только потому, что его мать приходилась родственницей одному из попечителей. Если Ройстоун сочтет, что он не подходит, проблема решится сама собой, но — хотел ли Стив, чтобы она решилась именно так?

Завернув за угол сарайчика, он столь же мало ожидал увидеть Пирсона и Грея, как и они — его. После секундного замешательства юноши медленно встали на ноги. Пирсон бросил окурок на землю и весьма неуверенно сделал попытку раздавить его каблуком. Грей последовал его примеру с еще меньшим энтузиазмом.

— Что, стараемся избавиться от вещественных доказательств? — приветливо осведомился Лейтон.

— Нет, что вы, сэр, — улыбнулся и Пирсон, но улыбка вышла кривая. — Похоже на то, что это было бы бесполезно, так я говорю, сэр?

— Так, — односложно ответил Лейтон. И добавил: — Лихо попались, верно?

Опять последовала пауза. Потом Пирсон сказал:

— Полагаю, вы не захотите забыть это, сэр? — Он постарался, чтобы в его голосе звучала надежда. — Ведь это был просто эксперимент, уверяю вас. Мы же не курим. Пару раз, может быть, во время каникул, ну и в этом семестре раз-другой.

— Откуда они у вас?

— Мой приятель — к нашей школе он отношения не имеет — на Пасху дал мне несколько штук, — объяснил Пирсон.

— И вы, разумеется, поделились с Греем. Давали кому-нибудь еще?

— Нет, сэр.

— О’кей. Сколько их было? Сколько осталось?

Пирсон неохотно достал из кармана блейзера довольно помятый жестяной коробок и вручил его Лейтону. В коробке оказалось шесть темно-коричневых сигарет, явные самокрутки с завернутыми концами; в коробке могло быть изначально штук двадцать.

— И это все, больше нет? Может, где-нибудь еще?

— Это все, сэр. Я же сказал, мы не курим.

— Пожалуйста, мистер Лейтон, вы не могли бы забыть всю эту историю? Если вы расскажете директору, он разозлится и сообщит нашим родителям. Одному Богу известно, как на это посмотрит мой папаша. Он прямо из себя выходит из-за наркотиков и вообще всякого такого…

Стив Лейтон колебался. Школьные правила он знал. Знал, что обязан доложить об этих двоих директору. Но вместе с тем они уже были не дети: еще несколько недель, и они будут в университете, а что станут делать там, школы более не касается. Да и сам он, еще совсем недавно, провел точно такой же эксперимент с марихуаной. И это не нанесло ему никакого вреда. Пожалуй, просто глупо подымать из-за этого шум, дело ведь яйца выеденного не стоит. Он принял решение.

— Ну что ж, хорошо. Дайте мне слово, вы оба: пока вы в Корстоне, никакой конопли или чего-либо в этом роде, и я готов считать, что мы сегодня не встречались. Это честная сделка?

— Да, сэр. Спасибо.

— Спасибо, сэр.

— Не стоит благодарности. — Лейтон вдруг осознал, что независимо от своей воли улыбается им. — Убедитесь только, прежде чем вернетесь домой, что ваши волосы и одежда не пропитались конопляным духом — его ни с чем не спутаешь… Иначе мистер Джойнер непременно догадается.

ГЛАВА 6

В следующую субботу между преподавательским составом колледжа и его питомцами состоялся традиционный матч в крикет. В последние годы в команды включали и кого-нибудь из наставниц или одну-двух девочек, но обычно играли только мужчины и мальчики. Предметом особой гордости тщеславных корстонцев было то, что в день этого матча неизменно стояла отличная погода, — не подкачала она и на этот раз. Небо было голубое, по нему плыли белые пушистые облака. Температура поднялась до двадцати двух — двадцати пяти градусов. Легкий ветерок развевал волосы игроков, находившихся в дальней части поля, и освежал зрителей, сидевших на деревянных скамьях перед беседкой или растянувшихся прямо на траве вдоль межи.

Бросили жребий, мальчики подавали первыми и сразу заработали сто восемьдесят пять очков. Полсотни из них сделал Тони Пирсон. Затем Стив Лейтон в команде воспитателей эффектно перехватил мяч, а директор, стоявший на подаче, взял сразу двое воротец; одним словом, обе команды не посрамили себя.

На этот раз учительская команда имела основания надеяться на успех. Противники были слабее, чем в предыдущие годы, а сила их собственной команды укрепилась благодаря Лейтону, игравшему совсем недавно за оксфордских «синих». Стив был действительно ценным приобретением, благодаря ему вполне можно было рассчитывать на крупный счет. Марк Джойнер, упорный и надежный игрок, открыл счет в паре с Джоном Кворри, и им уже удалось сделать пятнадцать очков.

— Джон великолепен, конечно, только рассеян, — сказала его жена, когда Кворри выбил четыре очка от первой подачи и совершенно пропустил вторую.

— Это потому, что он не принимает матч всерьез, — посетовал Хью Ройстоун.

— А разве это нужно? — безучастно спросила Сильвия. — Разве это так серьезно? — Она почти или вовсе ничего не понимала в крикете, ей просто было скучно смотреть на игру, но Хью настоял, чтобы она пришла и «болела».

— Конечно, это серьезно, — резко ответил Ройстоун. — Иначе в игре не было бы смысла, не так ли?

Лин Джойнер, сидевшая с ними, вдруг ахнула, тем избавив Сильвию от ответа на вопрос, ответа не имевший.

— Марк вышел из игры! — воскликнула Лин. — Выбит начисто! Ох, милый мой, он будет просто в отчаянии.

Хью Ройстоун, уже взвинченный, подхватил биту, вскочил на ноги и поспешил к своим воротцам. Вслед ему отовсюду неслось:

— Удачи, сэр!.. Удачи, господин директор!..

Мимо него прошел Джойнер, выглядевший огорченным, как и предсказывала Лин, — сейчас его встретят у беседки вежливые аплодисменты.

Саймон Форд, сидевший несколько в стороне на стуле, мирно протирал очки, но вдруг оживился:

— Если наш высокочтимый директор промажет по первому мячу, с радостью выложу пять фунтов мальчишке, который принесет мяч из аута, — сказал он.

Паула Дарби рассмеялась, но Стив Лейтон быстро возразил:

— Не надо так говорить. Следующим иду я, и мне нужно время, чтобы собраться, я ужасно нервничаю. Кажется, нынче я натворю тут дел.

— Чепуха, — сказала Паула. — Вы сыграете отлично, Стив.

— Цельтесь вон туда, на юного Грея, — заметил Форд. — По-моему, он совсем сонный, будто накурился. Он любой мяч сейчас пропустит.

Лейтон буквально подскочил.

— Как?! Нет-нет! Этого не может быть. Не может быть, чтоб накурился. — Стив смотрел туда, где стоял Питер Грей. — Нет-нет, я думаю, ты ошибся. Они же обещали…

— Стив, Саймон не имел в виду, что Грей накурился в буквальном смысле слова, — мягко сказала Паула.

Форд ухмылялся.

— Ты так думаешь? — сказал он. — А что они — вероятно, речь идет о Грее и Пирсоне — обещали тебе, Стив? Ну же, выкладывай.

— Не могу.

— Может, я угадаю? Ты их застукал… Допустим, ребята курили травку… и они пообещали тебе, что никогда больше…

Лейтон с несчастным видом кивнул головой.

— Что ж… Так и было.

— А вы не доложили об этом?! — возмутилась Паула. — Здесь, в Корстоне, Стив, это считается серьезным проступком.

— Я знаю, но… — Стив коротко рассказал, как все было, не замечая града ударов по мячу: Джон Кворри продолжал увеличивать счет. — Как бы то ни было, я заключил с ними честную сделку. Я не могу теперь втянуть их в историю.

— Не втянув в нее и себя, — отметил Форд. — Ну, что сделано, то сделано. Я не скажу, если Паула согласна.

— Ладно, Стив, ради вас, — сказала Паула.

— Спасибо вам обоим. — Стив облегченно вздохнул. И тут же переключил внимание на крикет. — О, вот директор получил наконец мяч! — воскликнул он.

Они наблюдали, как директор, капитан команды, подал первый мяч первого сета. Это произошло мгновенно, мяч отбросило в выбоину на подаче. Ройстоуну все же удалось дотянуться битой до него. Мяч пролетел позади него под углом, и Хью не сразу понял, куда он ушел.

— Бегите же! — заорал Джон Кворри, видя, что Ройстоун колеблется.

Ройстоун побежал. Но пробежал не более двух ярдов, как услыхал позади крик: «Как же так!» Он обернулся и не поверил своим глазам. С его воротцами было покончено. Он оказался вне игры — выбежал из-за дурацкого крика Кворри.

— Дорогой мой… дорогой директор… я очень огорчен… — подбежал Кворри, едва переводя дух.

— Как же вы не видели… — начал было Ройстоун, но тут же оборвал себя: не захотелось, чтобы Кворри порадовался, видя, как он зол. Ему даже удалось улыбнуться. — Главное, не повторите того же со Стивом Лейтоном, — закончил он.

— О, ни в коем случае, — сказал Джон. — Мне такое и в голову не пришло бы…

Последней фразы Кворри Ройстоун не слышал — он уже покидал поле с битой под мышкой. Проходя мимо Лейтона, он пожелал ему удачи. При двух сбитых воротцах команда и в самом деле нуждалась в удаче.

Боясь за свою оксфордскую репутацию и несколько ошарашенный неудачей директора, Лейтон нервничал. Он вошел в игру осторожно. Затем получил короткий пас, подарок для любого игрока, и с силой ударил по мячу. Но удар почему-то не получился. Вместо того чтобы сразу улететь в аут, мяч взвился свечой — перехватить такой мяч под силу ребенку. Однако Тони Пирсон пропустил его буквально между пальцев.

Позднее, когда учительская команда выиграла матч, обставив противника на двое воротец, главным образом благодаря подачам Лейтона, Тони Пирсон оправдывался перед своими тем, что солнце било ему прямо в глаза. И только Питеру Грею сказал еще кое-что:

— Мы ведь в долгу у Стива Лейтона, верно? Да и, в конце концов, что за важность — крикет?

Директор навряд ли одобрил бы подобное отношение к крикету.

Были и другие разговоры после матча, когда обсуждалось поведение игроков. Хелен Кворри, например, вполне разделяла мнение Пирсона относительно важности матча, но ей не понравилось поведение собственного мужа.

— Ведь ты сделал это нарочно, Джон. Ты сам знаешь, что это так, и Хью знает тоже. Все было так явно. Зачем?

— Зачем, дорогая? А затем, что я и вправду хотел разозлить его. Просто не мог не воспользоваться случаем, чтобы вывести его из игры. Этот великий человек иногда начинает мне действовать на нервы. Тут он опять приставал с этой проклятой бутылкой джина. Можно подумать, мы ее выставили нарочно, сами, чтобы Бетти Фэрроу поскользнулась на лестнице.

— Должно быть, миссис Фэрроу пожаловалась и лорд Пенмерет.

— Ну и что? Это его обязанность вести подобные переговоры, — раздраженно ответил Джон Кворри.

В обитую зеленым сукном дверь квартиры негромко постучали, и тут же показалась голова Фрэнсис Белл.

— Можно?

— Конечно, входи, — сказала Хелен. — Я как раз поставила кофе, но Джон говорит, сперва следовало бы выпить чего-нибудь покрепче.

— Отличная идея. С удовольствием присоединяюсь. — Фрэнсис со вздохом упала в кресло. Ужасная была нервотрепка всю неделю. Слава Богу, это проклятое следствие окончилось.

— И очень хорошо окончилось, — сказала Хелен.

— Только не для Мортонов, — буркнул Кворри, разливая в стаканы напитки. — Такое решение почти не оставляет им надежды хоть чего-то добиться, предъявив претензии. Так что потеряли сына — и никакой компенсации.

— Да, но Сильвия-то не виновата, и ее должны были оправдать, — возразила Хелен. — Хорошо бы только утихли эти проклятые слухи, будто она алкоголичка.

Фрэнсис с ней согласилась, и разговор перешел на другие темы: о двух сыновьях Кворри, обучавшихся в Кембридже, об их замужней дочери, школьных сплетнях и предстоявших коротких вакациях в середине триместра.

— Вы куда-нибудь уедете? — спросила Фрэнсис.

— Нет, на этот раз нет, — мгновенно отозвалась Хелен. — Не может же все руководство колледжа одновременно покинуть Корстон… И мы подумали, что это только справедливо — дать возможность Хью и Сильвии уехать на несколько дней. У них ведь и не было по-настоящему медового месяца, а этот триместр, со всеми его бедами, с тем несчастным случаем, был, надо думать, чересчур тяжек для них обоих, особенно для Сильвии. У Хью есть хотя бы его работа, но Сильвия — она с тех пор ни за что не хочет садиться за руль, — Сильвия просто прикована к колледжу. Даже в Оксфорд съездить на час-другой для нее теперь трудно.

— Да. Бедняжки. — В тоне Кворри отчетливо сквозила ирония.

Женщины быстро обменялись понимающим взглядом, и Фрэнсис весело подхватила:

— А что, в самом деле! Они-то на Пасху не таскались по Северной Америке, как вы!

— Таскались! — Джон Кворри засмеялся.

Фрэнсис, почувствовав, что ее реплика прозвучала как-то неудачно, переменила тему.

— А я проведу эти вакации в Фэйерфилде, у Паулы Дарби. — Поколебавшись, она сообщила: — По правде сказать, я собираюсь купить ее коттедж, когда она уедет в Австралию.

— Понятно, — сказала Хелен. — А мы как раз думали, что она собирается делать со своим коттеджем.

— Может быть, вас он тоже интересует? Я-то еще не уверена… не знаю, сколько она за него запросит, вдруг это окажется мне не по карману. Но домик очень мил.

— Домик, может, и мил, но не слишком это практично, Фрэнсис, — сказал Джон Кворри. — Слишком он далеко, чтобы ездить туда ежедневно. Вы, как и Паула, можете пользоваться им только во время вакаций, праздников, изредка выезжать туда на уик-энд. А все эти заботы по содержанию и ремонту…

— Все это я понимаю, Джон. Но я подумала — если приобрету его сейчас, у меня, когда выйду на пенсию, будет крыша над головой. Конечно, до этого еще далеко, но зато я смогу тем временем выплатить закладную… — Она на полуслове оборвала фразу: в коридоре раздался гулкий топот и сразу же — отчаянный стук в дверь. — Господи, что там такое?!

Джон Кворри встал и отворил дверь.

— Что случилось? — спросил он.

— Идемте скорее, мистер Кворри, пожалуйста. Там Джейн… Джейн Хилмен. — Бетти Фэрроу с трудом переводила дух. — Мы думаем, она утонула! Она ушла в ванную и не приходит ужас как долго и не отвечает нам. Мы не знаем, что делать.

Джон Кворри не стал задавать вопросов. Он побежал со всех ног, две женщины и девочка бежали следом. В коридоре у двери одной из ванных комнат столпилась группа девочек, почти все были в халатиках — явно собирались ложиться спать. В тот момент, когда Кворри появился в коридоре, две из них, старшие по пансиону, пытались вышибить дверь. Дверь дрожала, но не поддавалась.

— А ну-ка, дайте я, — сразу же распорядился Кворри.

То ли запор был уже расшатан, то ли Джон Кворри был тяжелее, но дверь распахнулась после первого же удара. Он влетел в жаркую, полную пара ванную комнату. Джейн Хилмен, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка, лежала в ванне, ее длинные белокурые волосы плавали вокруг нее, глаза были закрыты. По счастливой случайности она не вся ушла в воду, нос и рот остались над водой, и ее грудь то подымалась, то опадала. Джейн дышала, в этом не было сомнения.

С помощью Хелен Джон Кворри поднял девушку из ванны и обернул широкой махровой простыней. Он отнес ее в комнату, которую Джейн делила с Бетти Фэрроу. Фрэнсис Белл заставила взволнованных девочек разойтись, заверив их, что с Джейн все будет хорошо, а двух старших отправила за миссис Коул, экономкой пансиона, которая была дипломированной медицинской сестрой.

В ожидании миссис Коул Хелен и Фрэнсис стояли и смотрели на Джейн, не зная, что предпринять. Кворри и Бетти Фэрроу стояли в дверях.

— Как вы думаете, может, послать за доктором? — спросил он.

— Нет… пожалуйста, не надо! — Джейн Хилмен открыла глаза и ответила сама. — Я совсем хорошо себя чувствую. Право, я, наверно… наверно, потеряла сознание. Может, вода была слишком горячая.

— Посмотрим, что скажет миссис Коул, — твердо сказала Хелен. — Она сейчас придет. Лежи спокойно, Джейн.

— Я прошу прощения, миссис Кворри… и все. Я не хотела всех взбудоражить… испугать.

— Не думай об этом, детка, не беспокойся о нас, — возразила миссис Кворри. — Мы просто рады, что не случилось беды.

— Ты бы уже утонула… была бы сейчас мертвая, если бы не я… если б я не вышла посмотреть, где ты, — внезапно вмешалась Бетти Фэрроу. — Я спасла тебе жизнь!

— Спасибо. Я тебе очень благодарна, Бетти, — не слишком уверенно произнесла Джейн, но все же попыталась слабо улыбнуться.

— Ты была бы мертвая! — повторила Бетти и сама же заплакала.

ГЛАВА 7

Ройстоуны воспользовались несколькими днями вакаций посреди триместра и отправились в Париж. Путешествие удалось, оба были им довольны. Хью и в самом деле казалось, что Сильвия начала приходить в себя; они вернулись в Корстон счастливее, чем были за все время, минувшее со дня смерти Билли Мортона.

Вторая половина триместра Святой Троицы всегда бывала чрезвычайно загружена. На эту пору приходились, разумеется, публичные экзамены, а также полный набор спортивных мероприятий и, в довершение всего, День учредителя, когда попечители являлись в Корстон с ежегодным официальным визитом и школа была en fête[3], открытая для родителей ее нынешних и будущих питомцев. Хью Ройстоун любил эту пору по многим причинам. В этом же году, надеясь, что праздничная суета еще больше развлечет его жену, он радовался предстоящему особенно.

На третий день после вакаций директор, спеша, как обычно, поплавать перед завтраком, распахнул двери здания, где находился бассейн, и был удивлен и весьма раздосадован, услышав женские голоса. Правда, он немного запоздал, но все же недоумевал: кто бы это опередил его? Через стеклянную створку двери, которая открывалась прямо в бассейн, он увидел в воде Маргарет Сеймур, одну из преподавательниц — спортивных тренеров. Она была в воде с Бетти Фэрроу.

Пожав плечами, он свернул направо, в раздевалку для мальчиков, быстро разделся и вышел.

— Доброе утро, — сказал он весело, сел на бортик бассейна и поболтал ногами в воде.

— Доброе утро, господин директор. Простите, мы… мы тут задержались, — сочла необходимым объясниться Маргарет Сеймур, так как всем в школе было известно пристрастие директора к одиноким заплывам по утрам. — Я надеялась, что мы кончим гораздо раньше, но, увы, по-прежнему никаких успехов. — И она бросила безнадежный взгляд на Бетти в форменном корстонском купальнике. Ройстоун отметил про себя, что губы Бетти упрямо сжаты.

Бетти тотчас попыталась воспользоваться случаем.

— Так я могу идти, мисс Сеймур? Не будем мешать господину директору. — И она уже поплыла к ступенькам на боковом бортике бассейна, старательно держа голову над водой.

— Ты мне не мешаешь, Бетти, — тотчас отозвался Ройстоун и вопросительно посмотрел на Маргарет. — В чем затруднения?

— Да просто глупости, господин директор. Бетти прекрасная пловчиха, но она ни за что не хочет опускать голову в воду. Она вполне могла бы войти в команду колледжа, если бы… — Маргарет Сеймур прервала себя. — Я подумала, если приду с ней сюда рано утром, когда вокруг никого нет, то, может быть…

— Ну, разумеется. — Ройстоун сразу понял ее. — Могу я помочь вам? Плыви-ка сюда, Бетти. Мисс Сеймур и я станем рядом с тобой с двух сторон, а ты нырнешь. Разок-другой, и ты сама увидишь, как это легко. Тебе понравится.

Бетти Фэрроу повернулась и медленно поплыла назад, к директору. Пожелание, исходившее от него, было уже не просто пожеланием. Это был приказ, и ослушаться она не могла. Однако лицо ее выражало возмущение и протест.

Но Ройстоун недооценил ее страха. Ему казалось, что нет ничего проще — нужно только подбросить ее над водой. Он не ожидал, что Бетти станет сопротивляться, ухватится за него, будет бороться изо всех сил. Его рука соскользнула, попала ей между ног, и она, падая в воду, инстинктивно ударила его ногой.

С помощью мисс Сеймур Бетти вынырнула, задыхаясь и отплевываясь. Ройстоун смеялся — пинок был не слишком силен.

— Бетти, дорогая моя, извини. Повторим?

— Нет! Нет! Это было ужасно!

— Я думаю, господин директор, мы, пожалуй… — тактично вступилась Маргарет Сеймур.

— Да, полагаю, вы правы. Ну что ж. На сегодня достаточно, Бетти, — согласился Ройстоун и, чтобы не показаться нелюбезным, спросил: — Кстати, как себя чувствует Джейн, твоя соседка по комнате? Надеюсь, с ней больше не случалось обмороков?

— Я не знаю, как она себя чувствует, мистер Ройстоун. Мы с ней больше не дружим. Она меня ругает за то, что пошли слухи, будто она хотела тогда утопиться в ванне, а это вовсе не я начала — не я, честное слово. — Бетти уже пришла в себя после ныряния и была отчаянно разобижена. — Простите, могу я пойти переодеться? Мне холодно.

— Конечно. Ступай. Прими теплый душ.

Ройстоун обменялся взглядом с Маргарет Сеймур, которая вслед за девочкой вышла из воды. Его встревожило замечание Бетти, но, конечно, было не время и не место обсуждать это. Он постарался на время отключиться и сконцентрировать внимание на плавании.

Однако позднее он, встретясь с Джоном Кворри в Колледж-хаусе, пригласил его заглянуть к нему вместе с Хелен вечерком после ужина. «Мне хотелось бы кое-что обсудить — это по вашему дому», — сказал он и ушел, оставив Кворри гадать, в чем тут дело.

— Как ты думаешь, он опять собирается говорить об этой чертовой бутылке джина? — спросил он Хелен, когда они шли теплым летним вечером к Ройстоунам. — Что может быть еще? Не считая обычной предэкзаменационной трясучки, все идет совершенно гладко.

Хелен хмурилась. Обычно уравновешенная, она была сегодня не в своей тарелке: целый день, с самого утра, побаливала голова, ей было решительно не по себе. Она предпочла бы сейчас лечь в постель, чем идти к Ройстоунам, но знала: директор часто пользуется такими как бы случайными приглашениями, чтобы обсудить беспокоящие его вопросы.

На этот раз Хью быстро перешел к делу. Он рассказал в шутливом тоне, как помогал учить Бетти Фэрроу нырять. Потом, вдруг став серьезным, спросил, не кажется ли им, что Джейн Хилмен несчастна.

На вопрос ответила Хелен.

— Да, — сказала она, — думаю, это так… до известной степени, во всяком случае. Она говорит, что боится, как бы родители не запретили ей приехать сюда на следующий триместр. Похоже, они считают: сдаст переходные экзамены, и с нее достаточно.

— Но это же просто смешно! — возмутился Ройстоун. — Что они собираются делать с бедняжкой? — Повернувшись к Сильвии, он пояснил: — Хилмены живут в Глостершире, в самой глуши, там на много миль вокруг нет ничего и никого. Ее отец какой-то отшельник. Они никогда не выезжают оттуда, и к ним никто не ездит, разве что иногда какие-нибудь родственники. Для молодой девушки это же кошмар, а не жизнь!

— Но тогда как же им пришло в голову отправить ее сюда, в лучший колледж? — спросила Сильвия.

— Родственница уговорила, она знакома с одним из наших попечителей, — ответил Кворри. — До этого Джейн обучалась дома, и, я полагаю, местный уполномоченный по образованию был не удовлетворен результатами; он сказал, что ей необходимо учиться в школе. Никто из нас в глаза не видел ее родителей. Они ни разу не приезжали в Корстон, но Хью и я постоянно переписываемся с ними, и, судя по всему, они ужасны. Их даже викторианцами не назовешь — так старомодны, что просто не верится. Я иногда думаю: вряд ли они сознают, что в Корстоне совместное обучение.

— А Джейн славная девушка, — сказала Хелен.

— И головка отлично работает, — добавил Кворри.

— Действительно, особенно по математике. Такое впечатление, что среди этих новых компьютеров она чувствует себя как рыба в воде. — Ройстоун помолчал. — Сравнение, пожалуй, не слишком удачное, — добавил он. — Сегодня я был просто в ужасе, когда Бетти сболтнула про слухи, будто Джейн хотела утопиться в ванне, ну, тогда, в начале триместра.

— Еще один слух, вот проклятье! — сердито воскликнула Хелен. — В нем не больше правды, чем в слухах о… — Она оборвала фразу, внезапно осознав, какую готова была произнести бестактность.

— В слухах о чем? — спросил Ройстоун. — Только не говорите мне, что по школе носятся еще слухи, о которых я ничего не знаю.

— Нет, нет, простите, — быстро возразила Хелен. — Я просто так сказала. У меня немного голова болит.

— В подобных заведениях каких только слухов не бродит. Обычное дело для любого замкнутого общества. Уверен, женский монастырь — истинный рассадник всяческих слухов. — Кворри усердно старался отвлечь внимание от смущенной своей промашкой жены.

Сильвия пришла им на помощь.

— Простите, — неожиданно вмешалась она. — Я, конечно, догадываюсь, о чем хотела сказать Хелен. — Она посмотрела на супругов Кворри, потом на мужа. Ее лицо вспыхнуло. — Несколько дней назад я сидела в нашем саду, читала и вдруг услышала по ту сторону забора голоса двух мальчиков. Кто они, не знаю, но разговор шел обо мне. Они сказали, что мне повезло, так как на следствии не спросили о моем… о том, что я имею обыкновение пить… Только они выразились несколько иначе. И сказано об этом было как бы мимоходом, словно всем давно известно, что я — алкоголичка.

Хью Ройстоун слушал со все возраставшим гневом. Наконец он не выдержал:

— Когда это было? — спросил он требовательно жену. — Почему, Бога ради, ты ничего не сказала мне сразу? — И он повернулся к Джону Кворри. — Вы знали? Почему не рассказали мне? Это же возмутительно, чтобы такое ходило по школе, а я ни о чем даже не подозреваю. Мы должны немедленно что-то предпринять.

— Но что? — воскликнул Джон. — Вот в чем вопрос, Хью. Отрицания, расследования… Все это только усложнит ситуацию, и Джейн — Сильвия тоже — будет выглядеть глупо. Единственный тут ответ — тот, что дал некий американец по совершенно другому поводу: «Милостиво пренебречь».

Такое решение Хью Ройстоуну было совсем не по душе. Но у него не оказалось времени толком поразмышлять об этом, так как на следующий же день он столкнулся с проблемой гораздо более серьезной и неотложной, чем задача притушить неприятные слухи. Юный Ральф Эвелон исчез.

До замужества миссис Эвелон мечтала об оперной сцене. Ее профессионально поставленный голос был все еще красив, и она, если ее хоть немного уговаривали, охотно соглашалась петь для своих друзей. Она решила, что и Ральф должен обожать музыку, даже если он не станет впоследствии профессиональным музыкантом, а потому договорилась в Корстоне, что мальчику будут давать уроки музыки за отдельную плату. К сожалению, — хотя, по мнению миссис Эвелон, это не имело никакого значения, — Ральф, как и его отец, был начисто лишен музыкального слуха и ненавидел уроки музыки, которые мешали ему предаваться куда более интересным занятиям. Миссис Эвелон была непоколебима.

Таким же непоколебимым, хотя и по-своему, был Ральф. Он пользовался каждым случаем, чтобы увернуться от ненавистных уроков, и, когда ему, в сотый раз, удавалось улизнуть, учитель музыки только вздыхал с облегчением и брался за какую-нибудь книгу, пока не истекало назначенное Ральфу время.

До самостоятельных занятий Ральфа никто не хватился. Даже тогда кто-то предположил, что он направился к экономке и кастелянше колледжа миссис Коул и тем самым его отсутствие узаконено. После ужина, правда, возникло некоторое беспокойство, но даже тогда особо никто не встревожился. Однако Саймон Форд, который был в этот вечер дежурным, порасспросил кое-кого и около девяти часов вечера, поскольку Ральф так и не объявился, сообщил об этом Марку Джойнеру, наставнику его пансиона.

— То есть как — юного Эвелона нет? Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказал. — Форд снял очки и принялся протирать стекла. — После ланча его никто не видел. Он прогулял урок музыки и…

— Но почему вы не сказали мне раньше?

— По той простой причине, что я сам узнал об этом только что. — Форд водрузил очки на нос. — Я счел за лучшее, прежде чем дать сигнал тревоги, убедиться, не прячется ли он в изоляторе или еще где-нибудь. Вы полагаете, он сбежал домой?

— Понятия не имею. И не собираюсь больше терять время на догадки, — ответил Джойнер, сдерживаясь. — Я сообщу об этом директору и подозреваю, что он прикажет обыскать все помещения, всю территорию, прежде чем мы примем более решительные меры.

Ройстоун действовал быстро. Весь наличный персонал колледжа и несколько префектов постарше были разбиты на пары и каждой паре определен свой участок. Директор знал: если поиски ничего на дадут, он вынужден будет позвонить миссис Эвелон и заявить в полицию. И ему, вероятно, будет сказано, что он и так уже упустил много времени.

Какая досада, что негодного мальчишку не хватились раньше, думал Ройстоун, меряя шагами гостиную. Пожалуй, старомодные школы с их ежедневными перекличками после окончания занятий имеют свои преимущества. Он повернулся к окну и, остановившись, смотрел, как сумерки уступают место густеющей темноте. Сильвия сидела в кресле, неподвижно уставясь в книгу. Оба решительно ничем не могли заняться — они просто ждали вестей. Когда (если) Ральф Эвелон будет найден, его немедленно доставят в изолятор: миссис Коул уже должна была вызвать школьного врача.

Каждый раз, как звонил телефон, Ройстоун поспешно брал трубку, но все сообщали одно: нет, нет, нигде нет. В действительности же Ральф Эвелон был найден более часа назад, в сарайчике позади огородов, том самом, что служил опорою спинам Пирсона и Грея две-три недели назад, когда они курили там травку.

В маленьком закрытом помещении владычествовал тот же конопляный запах, и Марк Джойнер с отвращением наморщил нос, водя вокруг своим фонариком.

— О Господи! — выдохнул он, когда луч света упал сперва на лужу блевотины, затем на тело Ральфа Эвелона, распростертое на земле; голова его покоилась под стеллажами полок. — Он здесь, подержи-ка! — Марк Джойнер сунул фонарик Питеру Грею, своему напарнику, и опустился на колени рядом с Эвелоном. — Увы, он умер для мира, — добавил он.

— Умер? Ох, нет, от этого он не мог умереть! — тонким от потрясения голосом вскрикнул Грей.

— Не будь идиотом, Грей, — резко оборвал его Джойнер. — Парень, слава Богу, живехонек. Просто вырубился, потерял сознание. Да что с тобой, о Господи! Держи фонарь прямо!

— Простите, сэр.

Дрожащий луч скользнул на мгновение в сторону и осветил наполовину выкуренную темно-коричневую самокрутку, валявшуюся возле откинутой руки Эвелона. Снова направив свет туда, куда приказал наставник, Грей наклонился. Он уже дотянулся до сигареты, но в этот миг Джойнер резко спросил:

— Что там такое? А, ты нашел зелье, которое курил этот маленький дуралей?

— Я… я думаю, да, сэр.

— Отлично. Положи себе в карман. А теперь помоги мне забросить его на плечо. Думаю, так будет легче его нести. Благо он такой маленький.

— Позвольте мне нести его, сэр. Пожалуйста!

Джойнер взглянул на Грея. В свои восемнадцать Питер Грей был на голову выше наставника и гораздо шире в плечах. Предложение было вполне резонно, однако сделано как-то очень уж суетливо. Да и вообще, с той минуты, как они нашли Эвелона, старший мальчик странно разнервничался. Марк Джойнер отогнал подозрения.

— Ладно, — сказал он. — Но давай поторопимся. Чем скорее мы доставим его в изолятор и сообщим директору, тем лучше.

ГЛАВА 8

Следующий день надолго запомнился в Корстоне. Уже во второй раз за этот триместр ассамблею проводил Джон Кворри. Прежде чем отпустить учащихся, он сказал:

— Я должен сделать важное сообщение. Прошу слушать внимательно.

По рядам собравшихся в актовом зале учеников пробежал трепет — так волнуется кукурузное поле под внезапным порывом ветра. Послышалось шарканье ног, скрип стульев, кто-то кашлянул, тут же постаравшись подавить кашель. На сцене, за спиной заместителя директора, беспокойно задвигались учителя. Затем все сразу смолкло. Лишь очень немногие еще ничего не слышали о случае с Ральфом Эвелоном, хотя сведения у всех были весьма разные и зачастую далекие от действительности. Но все догадывались, о чем пойдет речь.

Кворри не разочаровал собравшихся.

— Вчера, как вы, быть может, знаете, Ральф Эвелон исчез. — Он сделал паузу, оглядел поднятые к нему юные лица. — Ральф был обнаружен в сарае за огородами, без сознания. Он курил коноплю, возможно, с добавками или примесью какого-либо другого опасного наркотика. Мальчик он очень слабый. А теперь слушайте меня внимательно. Если кто-то из вас знает или подозревает, где Эвелон мог раздобыть это… этот наркотик, если кто-нибудь из вас знает или подозревает, где этот наркотик может быть еще и сейчас, в школе или вне ее, вы обязаны доложить о том, что вы знаете или подозреваете, директору колледжа или вашему наставнику либо наставнице. Немедленно. Повторяю, немедленно. Если кто-либо из вас в силах помочь как-то иначе, ваш долг это сделать. Забудьте о вашем ребяческом кодексе чести. Это действительно серьезный случай — он вполне мог бы стать роковым… Этот случай может бросить тень на доброе имя нашей школы и всех, кто здесь находится. Если вы что-нибудь знаете, посоветуйтесь с вашими наставниками и наставницами сразу же. В конечном счете так будет лучше для нас всех.

Кворри сделал паузу. Его высокая фигура в черной мантии была чрезвычайно внушительна; он сознательно длил паузу, давая время всем присутствующим — мальчикам, девочкам, учителям и наставникам — почувствовать себя неуютно. Затем он продолжил:

— Директор просил меня добавить еще, что он надеется получить полное разъяснение случившегося не далее как к концу дня. Он сожалеет, что не может быть здесь в это утро и лично довести до вашего сознания всю важность того, что произошло, но в эти минуты он ожидает приезда матери Ральфа Эвелона.

Это была безусловно верная нота, ею Кворри и завершил ассамблею.

* * *

Собрание распустили, и теперь вся школа обсуждала одну-единственную тему. Для большинства это был предмет волнующий, но в общем просто лакомый кусочек для пересудов и различных предположений. Для некоторых — ввиду их собственных подвигов во время вакаций — повод для беспокойных размышлений, впрочем, второстепенный по значимости. Но кое для кого это был момент кризиса — кризиса совести и пароксизма тревоги.

— Так что же, черт возьми, нам теперь делать? — спросил Питер Грей, когда они с Пирсоном, отделившись от остальных, зашагали на урок математики.

— Ничего.

— Ничего? Но ведь дело-то серьезное! Мы по уши в беде.

— Мы должны сохранить хладнокровие, Питер. Вести себя так, как будто мы совершенно ни при чем. В конце концов, нас это действительно не касается.

— Но мы при чем и нас касается! — Питер даже вспотел. — Совершенно ясно, что произошло. Эвелон подглядел, когда мы курили. Ты его идеал, и он решил подражать нам. Наверно, он как-то заполучил травку во время вакаций — плохого качества, невесть с какой смесью цигарки — и привез с собой в колледж. — Он вдруг запнулся и пристально посмотрел на Пирсона. — Если только у тебя не осталось сколько-то там еще и ты…

— Об этом пусть у тебя голова не болит, Питер. Я Эвелону ничего не давал. И ни ты, ни я не отвечаем за то, что он делал либо не делал во время вакаций.

— Ты так уверен? Попробуй-ка рассказать это Ройстоуну или Джойнеру. А как насчет примера, который должны подавать младшим префекты и прочее в этом роде? Неужто ты думаешь, Лейтон и теперь нас не выдаст — ты как себе это представляешь? С его стороны и так-то уж было чересчур порядочно не соваться ни к кому до сих пор с этой нашей историей… но теперь как можем мы ожидать…

— Заткнись! Легок на помине…

Своей стремительной походкой навстречу им шагал Стив Лейтон. Его обычно радостная физиономия была сумрачной. Он, как и все, принимал участие в поисках Ральфа Эвелона накануне вечером, но до начала ассамблеи уведомить всех преподавателей об обстоятельствах, при которых был найден мальчик, не успели. Сообщение Джона Кворри оказалось для Лейтона полнейшей неожиданностью и весьма неприятного свойства.

Сейчас, занятый своими мыслями, широко шагая с опущенной головой и высоко поднятыми бровями, погруженный в собственные проблемы, Лейтон мог проскочить мимо Пирсона и Грея, не заметив их, но Пирсон сказал громко:

— Доброе утро, сэр.

Лейтон сразу остановился и вскинул голову.

— Доброе? Вы и в самом деле так считаете?

Пирсон даже не пытался притвориться непонимающим.

— Сэр, — сказал он прямо, — это не имеет никакого отношения к нам. Мы ничем не можем помочь. Мы не знаем, где Эвелон раздобыл сигареты.

— Вы в этом уверены? — сурово спросил Лейтон. — Я оказался из-за вас в совершенно чудовищной ситуации, и, если вы имеете какое-либо — любое! — касательство к этому случаю, клянусь, я сделаю все, чтобы увидеть, как директор расправится с вами. И в суде, и здесь, в Корстоне. Распространять наркотики — преступление, как сказал мистер Кворри.

Тони Пирсон сказал, открыто глядя ему в глаза:

— Честное слово, сэр, мы не давали Эвелону никаких наркотиков и не продавали ему ничего. Да у нас и нет этих сигарет. Вы тогда все у нас отобрали, и мы больше ни к чему не имеем отношения. Мы сдержали слово, которое вам дали. Вы собираетесь рассказать директору?

Этот прямой вопрос заставил Лейтона заколебаться.

— Не знаю. Я принимаю ваши объяснения… о том, что ваш случай к этому происшествию не относится… но я не уверен, что директор со мной согласился бы. И не уверен, что ему следовало бы согласиться. Я на его месте хотел бы располагать всеми фактами, имеющими отношение к инциденту, прямое или косвенное.

— Сэр, — сказал Грей, — не может ли Эвелон сказать, откуда он взял травку?

— Когда он будет в состоянии отвечать на вопросы, то, без сомнения, скажет, но… — Стив Лейтон бросил взгляд на часы. — Сейчас мне уже некогда обсуждать все это. Я и так опоздал на урок. Зайду к вам в шесть вечера. Может быть, к тому времени подозрения с вас будут сняты.

— Будем надеяться, сэр, — сказал Пирсон, когда Лейтон чуть ли не бегом умчался. Он с ухмылкой глянул на Грея, однако ухмылка получилась вымученная.

У Паулы Дарби в это утро было «окно»: класс, в котором она должна была вести урок, писал экзаменационную работу по ее предмету, так что ей присутствовать там не полагалось. Однако не ассамблее она присутствовала и после ее окончания успела переговорить с Саймоном Фордом.

Разговор получился неудачный. Форд сказал:

— Дорогая, я был увлечен крикетом. Помню, Стив бормотал там о чем-то тебе и мне, это правда, но будь я проклят, если помню хоть слово. Матч был захватывающий. Он поглотил все мое внимание. И если ты хоть немного соображаешь, Паула, матч точно так же увлек и тебя.

— Однако надо же поставить Ройстоуна в известность. Если у нас в школе завелись делишки с наркотиками, то по отношению к нему просто нечестно…

— При чем тут честно-нечестно! Если ты собираешься соваться в чужие дела, то уж меня-то уволь, Паула. И пожалуйста, не упоминай моего имени. Я не желаю ввязываться в эту историю. И нет решительно никакой причины, по которой я бы должен был в нее ввязаться.

Форд повернулся и ушел. Обиженная его поведением, Паула отправилась на поиски Стива Лейтона, но нашла его, когда он был уже в классе, — через стеклянную дверь она увидела, что он ведет урок. Примирившись с необходимостью подождать, она пошла в одну из учительских, где всегда было можно рассчитывать на чашку кофе.

В этот час — первый час занятий после ассамблеи — комната была пуста: по расписанию «окна» приходились обычно на более позднее время дня. Паула была неспокойна. Она рассеянно полистала иллюстрированный журнал. Проглядела свои заметки для следующего урока. Подошла к окну — оно выходило на главный вход Колледж-хауса. И оказалась свидетельницей прибытия миссис Эвелон.

Серебристо-серый «роллс» мягко подкатил к подъезду, гравий едва слышно зашуршал под его колесами. Выскочил шофер в ливрее и открыл дверцу перед миссис Эвелон. Она выбиралась из машины медленно — за последние месяцы явно прибавив в весе — и с подчеркнутой важностью. На ней было чрезвычайно простое дорогое белое платье, красная соломенная шляпка, красные перчатки, туфли. Выглядела миссис Эвелон так, как будто собиралась на загородный пикник, и даже больше — готовилась открыть благотворительный праздник.

Вслед за ней из машины вылез кто-то еще. В первый миг Паула решила, что это сам мистер Эвелон, ради столь критического случая бросивший свои дела, которые в прошлом неизменно препятствовали ему посещать Корстон. Но тут она разглядела характерный черный чемоданчик, и сомнения отпали. Миссис Эвелон привезла своего личного доктора. Пауле стало жалко Хью Ройстоуна.

Прибытие миссис Эвелон заставило Паулу принять решение. Минуту-две спустя она покинула учительскую и прошла в приемную Фрэнсис Белл. Дверь директорского кабинета была прикрыта неплотно, и, входя в приемную, Паула отчетливо услышала звучный — почти оперный — голос миссис Эвелон.

— Нет, мистер Ройстоун, это вы меня послушайте! Я поручила моего Ральфа вашим заботам. Я его вам доверила. И неплохо заплатила, чтобы его учили и чтобы я могла быть уверена, что ничего дурного с ним не случится. Вы, конечно, должны были слышать выражение — in loco parentis[4]. Но вы обманули мое доверие. Вы допустили, чтобы моего мальчика развратили. Приучили к наркотикам. Наркотикам!

— Миссис Эвелон, это не так. Ральф…

Миссис Эвелон не пожелала услышать протестующий голос директора. Фрэнсис Белл, сидя за своим столом и откровенно подслушивая, улыбнулась Пауле Дарби. Паула дружески улыбнулась ей в ответ, и они затихли, продолжая уже вместе слушать тираду миссис Эвелон.

— … собираюсь проинформировать попечителей о том, что Корстон более не заслуживает доброй своей славы, славы надежного прибежища для юных созданий. Но прежде всего я намерена забрать моего Ральфа. Я привезла с собой моего доктора, и, если вы покажете мне, как пройти в ваш изолятор, — и если доктор Робертсон скажет, что переезд не представляет опасности для мальчика, — я освобожу вас от забот о моем сыне. Коим, позволю себе добавить, вы уделяли слишком мало сил.

— Очень хорошо, миссис Эвелон. Если такова ваша воля, — Ройстоун сдерживался из последних сил, — пойдемте со мной.

Ройстоун отворил дверь своего кабинета и повел миссис Эвелон, сопровождаемую молчаливым доктором, через приемную. Он посмотрел на Паулу невидящим взглядом и сказал:

— Фрэнсис, будьте добры, позвоните миссис Коул и предупредите, что мы сейчас будем у нее — миссис Эвелон, я и… доктор Робертсон.

— Хорошо, господин директор, — сказала Фрэнсис и, едва дверь приемной за ними закрылась, присвистнула, спеша к телефону. — Бедный Хью!

— Ты думаешь, она и правда пожалуется попечителям? — спросила Паула. — И что тогда?

Фрэнсис покачала головой: телефон изолятора уже ответил.

— Хэлло, миссис Коул, — сказала она. — К вам посетители. — Она быстро объяснила ситуацию и с улыбкой выслушала не слишком лестные комментарии экономки-кастелянши.

Повесив трубку, Фрэнсис опять повернулась к Пауле.

— А тебе чем могу быть полезна? Надеюсь, новых неприятностей нет?

— Неприятности все те же, Фрэнсис. Видишь ли, незадолго до коротких вакаций Стив Лейтон застукал Пирсона и Грея, куривших марихуану. Он сделал им внушение и отпустил, но не доложил об этом, что, конечно, ужасная глупость с его стороны. Когда же я про это услышала, то уже не могла ничего поделать, не запутав беднягу Стива, ну, я и махнула рукой. Знаю, так поступать не следовало, но так уж получилось. — Она вызывающе пожала плечами. — Сейчас, конечно, все несколько изменилось.

— Эти два случая могут быть как-то связаны?

— Почему бы нет? Маленький Эвелон — один из самых ярых фанатов Пирсона. Впрочем, я ничего больше не знаю. — Паула посмотрела на стенные часы. — Фрэнсис, у меня сейчас урок. Надо идти. Понимаю, остается множество вопросов, но, если можешь, передай ему все, что я сказала, — вместе с самыми искренними извинениями. Мне ужасно не по себе из-за всего этого.

— Да, конечно, я передам. И не беспокойся. Директор поймет, — улыбаясь Пауле, сказала Фрэнсис, но, когда дверь за Дарби затворилась, договорила другим тоном: — …надеюсь.

В этот момент, однако, Хью Ройстоуну было не до того, чтобы проявлять понимание и входить в положение кого бы то ни было. Прикрываемый с фланга разгневанной миссис Эвелон, он только что наблюдал, как доктор Робертсон просовывал завернутого в шерстяное одеяло Ральфа Эвелона на заднее сиденье «роллса», укладывая его так, чтобы голова мальчика легла на колени его матери. Затем доктор с нервной гримасой на лице сел впереди, шофер закрыл дверцы, и машина умчалась — метафорически выражаясь, навсегда отряхнув со своих шин гравий Корстона. Миссис Эвелон не пожелала заметить прощальное «доброго пути» Ройстоуна.

— Экая грубиянка! — воскликнула миссис Коул.

— Мне очень жаль, что она была с вами так агрессивна.

— Да я не о себе, господин директор, но с вами-то говорить в таком тоне — нет, это непростительно! — Миссис Коул никогда не стеснялась высказываться напрямик. — Нет уж, я никому не спущу, кто б ни заикнулся, будто где-нибудь в другом месте за детьми смотрят лучше, чем у нас.

Ройстоуну хотелось надеяться, что попечители будут того же мнения. Но он в этом сомневался. Корстон в значительной мере держался именно на своей репутации заведения, где об учащихся заботятся индивидуально, и внезапное изъятие Ральфа Эвелона при столь несчастных обстоятельствах не могло не нанести этой репутации весьма ощутимый урон. Миссис Эвелон без сомнения — и это наименьшее, чего можно от нее ожидать, — тотчас же разнесет скандальную новость своим приятельницам, и история будет обрастать новыми подробностями с каждым следующим пересказом. Он должен действовать быстро и решительно, должен убедиться, что в школе наркотиков больше нет.

Крепко сжав губы, Ройстоун вернулся в свой кабинет. Фрэнсис Белл ставила свежие цветы на его стол. Прежде чем она успела что-либо сказать, Ройстоун спросил сам:

— Для каких-нибудь новых сведений, я полагаю, еще рано?

— Не совсем так, господин директор. Приходила Паула Дарби.

— Да, я же видел ее… Вы хотите сказать, это по поводу Эвелона?

— Косвенно.

Память у Фрэнсис была прекрасная, и она повторила сообщение Паулы почти слово в слово.

— Разумеется, тут может и не быть никакой связи, — сказала она в заключение.

Ройстоун выругался.

— Держу пари, связь есть. Расспросить юного Эвелона по-настоящему не было возможности, но, кажется, он сказал миссис Коул, что конверт с этими проклятыми сигаретами обнаружил в кармане своего блейзера. Сначала она ему не поверила, но он стоял на своем. Это как раз такая сказка, какую он рассказал бы, если сигареты дал ему Пирсон. Жалкий маленький щенок, сейчас он воображает себя защитником своего кумира. — Хью Ройстоун невесело покачал головой. — Невольно думаешь, что за всем этим так или иначе может оказаться Энтони Пирсон — Пирсон или Грей или они оба. Где бы что ни стряслось, без них почти никогда не обходится. Взять хотя бы их возвращение после вакаций… Не опоздай они тогда на поезд, не было бы несчастного случая у Сильвии…

На это Фрэнсис Белл никак не откликнулась. Только спросила:

— Послать за ними?

— Нет. То есть не сейчас. — Секунду Ройстоун не видя смотрел на розы, стоявшие на его столе. Он никак не мог собраться с духом и сказать Фрэнсис, что здесь ему цветы не нужны, что они только мешают. — Сперва вызовите ко мне Стива Лейтона. Любопытно знать, что он намерен сказать по этому поводу. А затем я хочу повидать Марка Джойнера.

ГЛАВА 9

— Ваша педагогическая неопытность никак вас не извиняет, Лейтон. Вы продемонстрировали полное отсутствие обыкновенного здравого смысла, — уничтожающим тоном проговорил Хью Ройстоун. — Неужели вы не могли сообразить, что доложить мне о Пирсоне и Грее ваш прямой долг? О Господи, послушайте, даже сегодня вы не пришли ко мне сразу же после ассамблеи!

— Я… я… — заикаясь пробормотал Лейтон.

Ройстоун, наклонившись над столом, смотрел на него в упор.

— Поразмыслите о последствиях, к каким привело ваше поведение, Лейтон. Если бы вы рассказали мне сразу же после того, как увидели Пирсона и Грея с марихуаной, я незамедлительно приструнил бы остальных на их примере. И тогда никто, а менее всего это дитя, Ральф Эвелон, не поддался бы искушению подражать им — или не имел бы такой возможности. Всей этой нынешней чертовщины не было бы в помине.

— Я сказал уже, я виноват, сэр. — Лейтон неловко поерзал в кресле. — Я отобрал у Пирсона и Грея сигареты, и они поклялись мне, что марихуаны у них больше нет. Я им поверил и решил, что не стоит подымать из-за этого шум. Вы не считаете вероятным, что Эвелон добыл их из другого источника?

— Вероятно? Полагаю, да. Но возможно? Нет. Если вы не считаете, конечно, подобно миссис Эвелон, что наркотики имеют свободное хождение в Корстоне.

Стив Лейтон молчал. Ему было совершенно ясно, что поступил он глупо, но он полюбил Пирсона и Грея и все еще не мог поверить, что они так нагло ему солгали. Он мужественно слушал, как Ройстоун описывает весь тот урон и вред, какой он, Стив, нанес репутации Корстона.

Когда стало ясно, что собеседование окончено, Лейтон встал. Он не успел еще подойти к двери, как директор уже открыл досье, лежавшие у него на столе. Лейтон сделал глубокий вдох и обернулся.

— Сэр, — сказал он, — должен ли я понимать так, что вы не собираетесь рекомендовать меня на постоянную работу в Корстоне? Другими словами, в следующем триместре я уже здесь не работаю?

— Да, — без колебаний ответил Ройстоун и даже не поднял глаза от бумаг. — Мне очень жаль, но разве вы можете рассчитывать на иное?

На физиономии Стива Лейтона появилась несколько загадочная улыбка.

— Благодарю вас, господин директор.

Проходя через приемную, он кивнул сидевшей за машинкой Фрэнсис, но ничего не сказал ей. Не сказал ни слова и Марку Джойнеру, который стоял, отвернувшись к окну, в ожидании приема. Джойнер был встревожен. Против обыкновения Фрэнсис отказалась хотя бы намекнуть, по какой причине его вызывают, — впрочем, догадаться было нетрудно.

— Теперь можете войти, — спокойно проговорила Фрэнсис.

— Благодарю.

Инстинктивно расправив плечи, Марк Джойнер вошел в кабинет и опустился на стул, на который жестом указал ему директор. Он выслушал Ройстоуна молча, но, едва тот закончил, нахмурившись, заявил:

— Что касается Пирсона и Грея, то, должен признаться, меня их выходка не удивляет. В некотором смысле ни одна проказа без них тут не обходится… И все-таки, право же, странно, чтобы они вот так прямо соврали Лейтону и отрицали свою ответственность за Эвелона. Что про них ни говори, но я никогда не замечал в них каких-либо действительно дурных наклонностей. В сущности, я всегда считал их… гм… достойными доверия: они коль уж попались, то не врут. Иначе мы не назначили бы их префектами.

— Но они никогда и не попадались так… круто. Курить марихуану запрещено, в конце концов! — Хью Ройстоун пожал плечами. — А уж подначивать маленького мальчика делать то же самое — безнравственно, непростительно.

— Но, сэр, мы еще не можем сказать с уверенностью, что…

— Не можем. Сейчас я пошлю за ними. И, пока они будут здесь, Марк, прошу вас тщательно обыскать их комнату, взяв с собой другого преподавателя в качестве свидетеля. Если у них есть хоть капля ума, они, конечно, уже избавились от наркотиков, сколько б их там ни оставалось, но мы должны убедиться…

Джойнер кивнул. Ему совсем не улыбалось устраивать обыск в комнате своих двух префектов, но другого выхода не было.

— Позвольте спросить, господин директор, — сказал он, — если они все-таки дали Эвелону наркотик… а я согласен, это выглядит весьма вероятным… что в таком случае вы собираетесь предпринять? Через несколько дней у них выпускной экзамен… и оба уходят от нас в конце триместра.

— Знаю, знаю. Но прежде всего я обязан думать о Корстоне. — Ройстоун вздохнул. — Во всяком случае, сейчас необходимо поговорить с ними… Увидим, что они скажут в свое оправдание.

Говорил, как всегда, Тони Пирсон, но Питер Грей тут же подтверждал все сообщенное его другом. Их рассказ не претерпел никаких изменений. Оба категорически отрицали, что давали Эвелону или кому-либо еще в Корстоне марихуану или другие какие-либо наркотики.

— Эвелон знал, что вы курите марихуану?

— Вы говорите так, словно мы вообще курим наркотики, сэр. Но это неверно.

— Отвечайте на вопрос, Пирсон.

— Однажды он увидел нас, когда мы курили, да, сэр. Но я не уверен даже, что он знал, какие это сигареты. Было это в тот самый день, когда нас увидел мистер Лейтон. Мистер Лейтон пришел полчаса спустя.

Ройстоун поднял глаза от своего стола.

— Похоже, вы были слишком уж неосторожны, — проговорил он саркастически.

— Ведь Ральф Эвелон и не говорил, что Питер или я давали ему наркотики, правда же, сэр?

Фраза была сформулирована как вопрос, но в тоне Пирсона слышалась уверенность, которая превращала вопрос в утверждение. Ройстоун несколько мгновений смотрел ему в глаза, и Пирсон отвечал ему таким же прямым взглядом. Даже сейчас, при этих обстоятельствах, Пирсон держался с нестерпимо высокомерным видом.

Ройстоун уже собрался ему ответить, как вдруг зазвонил внутренний телефон у него на столе. Голос Фрэнсис произнес:

— Простите, господин директор, не могли бы вы выйти ко мне на минутку. Это важно.

— Иду, — сказал Ройстоун. И, направляясь к двери, добавил: — К вашему сведению, Эвелон говорит, что нашел сигареты в кармане своего блейзера. На мой взгляд, поверить в это крайне трудно. Может быть, он старается кого-то выгородить?

Если Ройстоун этим последним своим замечанием намеревался дать двум юношам пищу для размышлений, то у них на это не было времени. Директор вернулся в кабинет почти мгновенно. В руке у него была маленькая картонная коробка. Не произнеся ни слова, он вытряхнул ее содержимое на стол — полдюжины коричневых явно самодельных сигарет.

— Вы пара лгунов, — сказал он коротко. Он был зол на себя, зол на них: ведь он уже почти им поверил! — Вы сказали мистеру Лейтону, что у вас их больше нет. Вы сказали мне, что у вас их больше нет. А это что такое? Они были обнаружены в вашей комнате, за книгами на полке. Вы даже не потрудились как следует их припрятать. Вам на все наплевать, не так ли? На Эвелона, на репутацию колледжа, на все. — Голос Хью Ройстоуна звучал презрительно. — Вам лишь бы только поразвлечься.

— Это неправда, сэр, — то, что вы сейчас сказали. — Пирсон стал белым как мел, но ярость директора нисколько его не испугала. — Эти сигареты не наши. — Он повторил: — Еще раз говорю, эти сигареты не наши. Не могут быть наши. Разве не так, Питер?

Грей покачал головой. Проглотив ком в горле, он словно завороженный уставился на коричневые сигареты, раскатившиеся по столу.

— Тогда как, по-вашему, они могли очутиться на вашей книжной полке?

— Понятия не имею, сэр.

— Кто-то ведь положил их туда, не так ли?

— Понятия не имею, сэр. Мы оба понятия не имеем.

Хью Ройстоун настаивал, но безуспешно. Юноши продолжали отрицать все, кроме того, что они несколько раз тайком курили марихуану. Однако косвенные улики свидетельствовали против них независимо от их репутации.

— Я вам просто не верю, — сказал Ройстоун.

— Это ваше право, сэр.

— Не дерзите, Пирсон. Это вам не поможет.

— Сэр, все, что мы сделали, — выкурили по паре сигарет на территории школы. Мы…

— Все, что вы сделали? Но уже одно это преступление. Вы понимаете?

— Я понимаю, сэр. Но ведь это не самое большое преступление за все эти дни, сэр, правда? Не торговля же это героином, не ограбление банка, не похищение детей, не…

На стук в дверь, которая вела в личные апартаменты Ройстоунов, юноши оглянулись и увидели, что в кабинет заглянула жена директора. Но Тони Пирсон, подхваченный инерцией начатой фразы и, быть может, подсознательно подстегнутый появлением Сильвии, закончил:

— …не пристрастие к выпивке и не то, что задавить человека насмерть.

Слова прозвучали прежде, чем Пирсон сообразил, что он говорит. Но было уже поздно. Минуту длилось мучительное молчание.

Его нарушила Сильвия.

— Прошу прошения, что прерываю… — сказала она, не глядя на Пирсона. — Я хочу съездить в Оксфорд. Мне нужно там кое-что купить, и Хелен собирается подвезти меня. Мы… мы хотели там и перекусить, — добавила она, чуть-чуть улыбнувшись.

— Прекрасно.

Хью Ройстоун сам услышал, как напряженно прозвучал его голос, но сумел ответить жене улыбкой. Руки он спрятал под столом. Кулаки сжались так, что побелели косточки пальцев. Он был рад, что не мог бы дотянуться до Пирсона, — иначе он ударил бы его. Дверь затворилась. Сильвия ушла.

Легкомысленных слов Пирсона было уже не вернуть, и никак невозможно было исправить то, что он, вовсе того не желая, сотворил сам. Тони стоял и молча слушал директора.

— Я поставлю вопрос о немедленном исключении вас обоих из Корстона. Я позвоню вашему отцу, Пирсон, и поставлю его в известность. Что касается вас, Грей, то, поскольку на время пребывания ваших родителей за границей вас опекает бригадир Пирсон, он возьмет на себя ответственность и за вас в этой кризисной ситуации… Впрочем я, разумеется, незамедлительно напишу вашим родителям. Вы оба останетесь в изоляторе до тех пор, как будут выполнены все формальности и вы сможете покинуть школу. Мистер Джойнер ожидает вас в коридоре и сейчас же проводит вас к миссис Коул. Он также проследит, чтобы упаковали ваши вещи.

— Но… но как же с нашими выпускными экзаменами, сэр? — выпалил Грей, взглянув сперва на своего помрачневшего друга, который стоял столбом, набрав в рот воды. — У нас уже не будет времени, чтобы сдать их где-то еще. И я думаю, меня не примут в Оксфорд без этого — да еще после исключения. И потом, я не знаю, как с Тони. Ведь он шел на стипендию, но…

— Я напишу ректору колледжа, в который вы оба надеетесь поступить, — туманно ответил Ройстоун. — Это все. — Он нажал кнопку внутреннего телефона. — Мисс Белл, попросите, пожалуйста, мистера Джойнера войти.

Хелен Кворри и Сильвия Ройстоун приятно провели день в Оксфорде. Они купили все, что им было нужно, отлично пообедали и погуляли по лужайкам Крайст-Черч-колледжа. Само собой разумеется, они обсудили и печально окончившуюся попытку Эвелона курить марихуану, а также роль, которую, судя по всему, сыграли в этой истории Пирсон и Грей.

Хелен к обоим юношам симпатии не испытывала.

— Как это низко с их стороны — дать Ральфу наркотик, — заявила она. — Мальчугану было ужасно плохо. — Внезапно Хелен расхохоталась. — Бедняга Марк Джойнер! Я вам говорила, я встретила его, когда он шел к Хью сказать, что обнаружил еще сигареты в комнате Пирсона и Грея. Он был совершенно подавлен. Марк чувствует себя ответственным за случившееся, да так оно и есть: вся троица из его дома.

— Что с ними будет? Я про Пирсона и Грея… — спросила Сильвия, когда они шли по широкой тенистой аллее к реке.

— Не знаю. Тут не все так просто. Наказать их необходимо, но через несколько недель они покидают Корстон и в следующем триместре будут учиться здесь, в Оксфорде, словом, они уже не школьники.

— Хью не исключит их?

— О нет, — уверенно сказала Хелен. — У них же на следующей неделе выпускные экзамены.

Было чуть больше шести, когда обе женщины вернулись в Корстон и Хелен предложила Сильвии зайти к ним на рюмку хереса. С грудой пакетов в руках Сильвия последовала за Хелен по коридору. Хелен толчком распахнула обитую зеленым сукном дверь, что вела в гостиную. Они услышали громкие голоса и тут же, над всеми, голос Джона Кворри:

— Бесполезно, говорю вам. Этот упрямый чертяка принял решение, и теперь его не свернешь.

Возникла короткая неловкая пауза. Наконец Хелен справилась с замешательством и чересчур радостным голосом спросила:

— Что здесь происходит? Мы попали на митинг?

— Приблизительно, — сухо усмехнулся Кворри. — Нечто вроде дворцового заговора. Но, увы, ему суждено потерпеть поражение.

Хелен рассмеялась.

— О Господи, о чем ты, Джон?

Трое мужчин в гостиной — Марк Джойнер, Саймон Форд и Стив Лейтон — поднялись с кресел.

— Сидите, ради всего святого, не вставайте. — И Хелен жестом показала Сильвии, куда бросить покупки, которые она держала в руках.

— Пожалуй, мне лучше уйти, — неуверенно проговорила Сильвия.

— Ни в коем случае. Входите, садитесь и позвольте мне налить вам что-нибудь, — сказал Кворри. — У меня идея. Вы, пожалуй, могли бы нам помочь, Сильвия. Видите ли, ваш муж решил исключить Пирсона и Грея из-за этой истории с марихуаной, хотя пока вовсе не ясно, в чем они виноваты еще, кроме того, что сами выкурили несколько сигарет. Как бы то ни было, мы старались уговорить Хью отказаться от своего решения, но он непреклонен.

— Это слишком вежливо сказано, — резко вставил Саймон Форд.

Хелен взглянула на него, сдвинув брови.

— Исключить? Когда? И как же с экзаменами? — Она не верила своим ушам.

— В том-то и дело. Они должны покинуть Корстон завтра. Никаких экзаменов. Во всяком случае, не здесь и не сейчас. И возможно — никакого университета, — горько сказал Джойнер. — Да еще темное пятно на всю жизнь, ходи потом да объясняй… Это в самом деле перебор… И ведь никаких доказательств, что они давали наркотик малышу Эвелону или кому-то еще. Они чертовски шалопайничали в Корстоне, просто житья не давали, но такого они все-таки не заслуживают. — Кворри улыбнулся Сильвии как можно убедительнее. — Наказание должно все же больше соответствовать преступлению, как говорится. Если вы можете помочь, дорогая… используйте ваше влияние на Хью.

ГЛАВА 10

Как только дверь квартиры закрылась за мужем, Сильвия села на постели. Ее глаза были красны от слез, голова раскалывалась. Почти всю ночь напролет она смотрела на сумеречный свет, пробивавшийся сквозь гардины, и старалась заглушить рвавшиеся из груди рыдания, в то время как Хью мирно похрапывал, повернувшись к ней спиной.

Это была их первая серьезная ссора. Накануне вечером она, следуя совету Джона Кворри, всеми силами старалась уговорить Хью не исключать Пирсона и Грея. Ройстоун совершенно рассвирепел и категорически отказался изменить свое решение. Он обвинил жену в том, что она вмешивается в дела, которые ее не касаются. Сильвия сделала промах, упомянув о переживаниях Кворри, и Хью обвинил ее в том, что она вступает в сговор против него с его сотрудниками.

— До сих пор ты никогда не интересовалась делами колледжа, — сказал он едко. — Почему же сейчас и по поводу, в котором ты совершенно ничего не понимаешь?..

Сильвия вынуждена была защищаться.

— Во всяком случае, я-то знаю, отчего ты так жесток с этими ребятами. Все это из-за слов Пирсона о том, что курить травку не столь серьезное преступление, как насмерть задавить человека. Беда, разумеется, в том, что он прав.

— Не это главное. Он полагал, что ты была пьяна. Я уверен, что даже ты поняла это.

— О Хью! Он только повторил старую сплетню. Ты не можешь наказывать его за это. Это несправедливо. Все говорят, какой ты был всегда беспристрастный. И не могут понять, отчего вдруг…

— Полагаю, ты выложила им все свои гениальные догадки относительно моих мотивов.

— Нет, конечно же нет. Я…

— Вот и прекрасно! Потому что я не нуждаюсь ни в чьей защите, Сильвия, — ни перед моими коллегами, ни перед попечителями в День учредителя. Я вполне способен объяснить мои решения и их мотивы.

Хью замолчал, потом, коротко объявив, что ему нужно уйти и вернется он поздно, вышел. Сильвия слышала, как он звонит в кабинете по телефону, и ей показалось, что он назначает с кем-то свидание, но гордость не позволила ей подслушивать. Когда он вернулся уже далеко за полночь, она сделала вид, что спит, так же поступила и утром.

Как все это глупо, думала Сильвия, медленно встав с кровати и подходя к окну, чтобы отдернуть шторы. Серый день в дымке летнего дождика очень соответствовал ее настроению. Она печально смотрела на стайку девочек, которые, набросив на головы плащи и весело смеясь, бежали в Колледж-хаус, и вдруг вспомнила тех двух юношей, что сидят сейчас в изоляторе, — им, должно быть, так же грустно, как и ей.

Отвернувшись от окна, Сильвия увидела на своем ночном столике чашку чая с молоком, уже остывшего, подернувшегося пленкой, и два бисквита на блюдце. Встав, она этого не заметила, но сейчас была тронута тем, что Хью утром, как обычно, принес ей чай несмотря на их ссору. Ее глаза налились слезами, и она поспешила одеться, надеясь поймать его после ассамблеи, до того как он с головой уйдет в школьные дела.

Но, проходя через кабинет, она увидела там только Фрэнсис Белл, которая разбирала бумаги и письма на директорском столе. Секретарша вопросительно посмотрела на жену шефа. Она заметила покрасневшие глаза Сильвии, однако сочувствия не выразила. Фрэнсис вообще не испытывала к ней особой симпатии.

— Боюсь, что Хью сейчас занят, — сказала она, предваряя вопрос Сильвии. — Бригадир Пирсон уже здесь. Он выехал из Лондона рано утром, чтобы забрать мальчиков. Вероятно, он был бы здесь уже вчера, если бы нам удалось связаться с ним или его супругой.

Сильвия обратила внимание на местоимение множественного числа и подумала: значит, вчерашний вечер Хью провел со своей секретаршей? Но вслух она сказала только:

— Спасибо, у меня ничего важного. — И уже было прикрыла за собой дверь.

Фрэнсис окликнула ее.

— Я хотела спросить вас, как теперь будет с этим парадным обедом для попечителей. Прежде его устраивали Хелен Кворри и я, но в этом году, я думаю, вы возьмете все на себя.

— Обед для попечителей? Какой обед? Я ничего об этом не знаю, — растерянно сказала Сильвия.

Фрэнсис от удивления прищелкнула языком.

— Ну как же… ежегодный парадный обед в годовщину Дня учредителя. Сейчас я вам все расскажу. В День учредителя после ланча наши шестеро попечителей приезжают сюда, в Корстон. Официальная встреча назначается на три часа дня. Председатель совета, лорд Пенмерет, остается у директора. Остальных развозят по домам-пансионам. Но обедают в этот вечер все у директора. Это традиция.

— Хью не говорил мне об этом ни слова.

— У него уйма забот. И не так уж много поддержки от некоторых, хотя мне, вероятно, не следовало так говорить. — Колкие интонации Фрэнсис не оставляли сомнения в том, кого она имела в виду. — Столовая вмещает как раз десять человек. Здешняя прислуга…

— Десять? А как же жены? И, насколько мне известно, среди попечителей одна женщина. У нее есть муж?

— Это тоже традиция — попечители посещают Корстон в День учредителя без супругов. Несколько лет назад у одного из попечителей умерла жена, так что сложилась неловкая ситуация, и они решили впредь приезжать без супругов. Здешняя прислуга…

— Но как же тогда у вас получается десять? — опять прервала ее Сильвия.

— На этот обед всегда приглашались Кворри, а за хозяйку прежде всегда была я, но, конечно, теперь это не нужно. — Фрэнсис расположила письма и бумаги по своему вкусу и направилась к двери. — Как я уже хотела сказать, здешняя прислуга приготовит и подаст обед, но вам придется заранее позаботиться о меню. Некоторые попечители имеют определенные пристрастия — это относится и к еде, и к напиткам. Не забудьте также о цветах и сигарах. Хью не курит и вечно забывает о сигарах.

Зазвонил телефон в приемной, и Фрэнсис умчалась туда. Сильвия вернулась к себе. К собственному удивлению, она обнаружила, что страшно зла, начисто забыв про то, какой несчастной чувствовала себя совсем недавно. Ее разозлил тон, каким говорила с ней Фрэнсис. Она злилась на Хью, который поставил ее в это немыслимое положение, когда секретарша сообщает ей о важных для школы вещах — а между тем сам же ее обвинял в том, что она не проявляет никакого интереса к школе. Она злилась и на себя за то, что понятия не имеет, как устроить парадный обед. Они с тетушкой много путешествовали, останавливались в первоклассных отелях, заказывали дорогие блюда, но дома жили очень просто и никогда не устраивали приемов. Злость вскоре уступила место горечи. «Я совершенно никчемная жена», — пришла она к заключению.

Надев плащ и прикрыв голову шарфом, Сильвия решила прогуляться. Выходя из Колледж-хауса, она успела увидеть отъезжающий «ягуар». Бригадир Пирсон увозил из Корстона своего сына и Питера Грея.

Когда приехал бригадир Пирсон, директор вел ассамблею, поэтому встретить гостя был откомандирован Джон Кворри. Пирсону было немногим больше шестидесяти; высокий, представительный мужчина, офицер гвардии в отставке, он был теперь директором нескольких международных компаний. Бригадир Пирсон не был склонен к опрометчивым выводам. Выслушав без комментариев то, что рассказал Джон Кворри, он попросил дать ему возможность переговорить с сыном и Питером Греем без свидетелей.

К тому времени, как бригадир закончил беседу с мальчиками, ассамблею уже распустили, и Ройстоун поджидал гостя. Бригадир пожелал немедленно поговорить с Марком Джойнером и осмотреть место, где были обнаружены сигареты с марихуаной. Это было скорее распоряжение, чем просьба, и директор почувствовал себя обязанным предоставить ему такую возможность, однако, когда бригадир потребовал также свидания со Стивом Лейтоном, Ройстоун отказался вызвать его из класса, где Стив ассистировал на экзамене.

— Что же. Так значит так, — решительно пресек обсуждение бригадир. В упор посмотрев на директора, он спросил: — Господин директор, есть ли хотя бы какой-то шанс, что я сумею убедить вас изменить ваше решение и позволить Тони и Питеру остаться в Корстоне до конца триместра, по крайней мере до того, как они сдадут экзамены?

Все трое — бригадир, директор и крайне смущенный Марк Джойнер — стояли в комнате мальчиков, где Пирсон только что внимательно осмотрел книжные полки. Ройстоун вскинул голову, досадуя, что вынужден смотреть снизу вверх на высокого, осанистого экс-солдата.

— Нет, бригадир.

Бригадир Пирсон холодно улыбнулся.

— В таком случае желаю вам всего наилучшего. Уверен, у вас масса дел, так что пусть мистер Джойнер поможет мне забрать мальчиков и их вещи.

— До свидания, бригадир. Могу лишь добавить, что я не менее других сожалею о происшедшем, но мое решение остается в силе.

— А я могу лишь добавить, что сделаю все от меня зависящее, чтобы вы сожалели именно об этом решении.

И, кивнув директору, бригадир Пирсон переключился целиком на Марка Джойнера. Ройстоун, чувствуя себя в некотором роде выставленным, постарался собрать все свое достоинство и покинул комнату. Он вовсе не клял бригадира за его резкость — Пирсон, надо полагать, был расстроен куда больше, чем казалось, — и не принимал всерьез угрозу, заключавшуюся в его последней фразе. Просто будет еще одна жалоба попечителям, но на этот раз такая, которая никоим образом не может быть подтверждена.

К дому Джойнера Ройстоун подъехал в машине бригадира Пирсона и теперь вынужден был возвращаться в главное здание пешком. Все еще накрапывало, он плотнее запахнул мантию и позаимствовал зонтик из разнообразной коллекции, стоявшей в большой керамической вазе у самой двери в квартиру Джойнера. Все его мысли сейчас были о Сильвии.

Дождик, хотя и несильный, был упорный и неприятный, так что, когда Ройстоун добрался до Колледж-хауса, он промок более, чем ожидал. Он оставил зонтик в холле, чтобы как-нибудь позже возвратить его, и собрался снять мантию, стряхнуть капли дождя. В этот момент он увидел в дальнем конце главного коридора девичью фигурку, прислонившуюся спиной к стене.

Ройстоун удивился: что она делает здесь, черт возьми, в этот ранний час? По всей школе шли занятия или экзамены, но даже если у нее «окно», она должна была сидеть где-нибудь и заниматься или, по крайней мере, делать вид, что занимается. Даже чье-либо поручение не давало ей права подпирать здесь стену. Он сбросил с плеч сырую мантию и опять оглянулся. Коридор был пуст, девочка исчезла.

С того конца коридора, где она находилась, Джейн Хилмен лишь смутно разглядела директора. Раздевшись в гардеробе, она медленно, нетвердым шагом плелась в свой класс, чтобы писать экзаменационную работу по истории, но вдруг почувствовала себя дурно и бегом бросилась в туалет. Постаралась, чтобы ее вырвало, но из этого ничего не получилось.

Сидя в туалете с закрытыми глазами, чувствуя себя ужасно, Джейн совершенно потеряла чувство времени. Когда дурнота немного прошла, голова ее опустилась, и на минуту-другую она задремала. Придя в себя, она обнаружила, что сидит на полу, и смутно осознала, что опоздала на экзамен. Выйдя в коридор, она опять медленно побрела в класс, но тут ей вновь стало дурно. Колени подгибались, она прислонилась к стене, тупо соображая, что же ей делать. Она увидела издали директора, и страх, что он может подойти и спросить, в чем дело, заставил ее собраться с силами и кое-как продолжить путь.

Когда она вошла в класс, все головы мгновенно поднялись и повернулись к ней. Стив Лейтон, ассистировавший на экзамене, вскинул глаза от книги, которую читал, и сказал:

— Прошу всех продолжать работу. Вы теряете время. — Он сделал Джейн знак сесть на свободное место у окна и, отклонив ее слабые извинения, добавил: — Поспеши. Ты уже и так потеряла десять минут.

Джейн Хилмен неуверенно шла по проходу между рядами столов. Уже почти добравшись до указанного ей места, она вдруг споткнулась и толкнула Бетти Фэрроу. Бетти сердито взглянула на нее, но тут же выражение ее лица изменилось. Казалось, она была ошеломлена. Вокруг Джейн раздались нервные смешки, невнятный шепот. Она огляделась вокруг и тяжело села на стул.

— Успокойтесь! — сказал Лейтон. — Займитесь делом. Это экзамен.

Все стихло. Для большинства экзамен был важен. Но напряженная сосредоточенность, царившая в классе до того, как появилась Джейн, исчезла. Особенно растревожены были те, кто сидел вокруг нее. Они ерзали, покашливали и бросали многозначительные взгляды на Джейн и друг на друга. Делая вид, что читает, Лейтон внимательно наблюдал.

Джейн склонилась над своим экзаменационным листом и, по-видимому, изучала вопросы. Она вела себя как будто бы совершенно нормально. Однако Стива тревожил какой-то необъяснимый ток беспокойства, который он чуял в классе. И вдруг он услышал странный звук, похожий на мурлыканье, но вскоре превратившийся в тихую монотонную песенку. Он даже различил отдельные слова и узнал старинную колыбельную:

Баю-баю, детки,

На еловой ветке,

Тронет ветер вашу ель —

Закачает колыбель,

А подует во весь дух —

Колыбель на землю — бух.[5]

Сомневаться в источнике звука не приходилось. Даже самые усердные ученики перестали писать. Все как один они смотрели на Джейн Хилмен, пересмеиваясь и даже перешептываясь.

— Успокойтесь сейчас же! — прикрикнул Лейтон, и пение оборвалось. Наступила тяжелая тишина.

Стив Лейтон встал и пошел между рядами столов, заглядывая каждому через плечо. В классе опять было тихо, но все глаза следили за ним, когда он подошел к тому ряду у окна, где сидела Джейн Хилмен. Запах, который нельзя было спутать ни с чем, ударил ему в нос еще до того, как он приблизился к Джейн.

Не веря себе, он подошел к ней вплотную и наклонился над столом как бы затем, чтобы прочитать ею написанное. Впрочем, она почти ничего и не написала. Вверху страницы значились ее имя и фамилия, за этим следовали две-три вполне пустые фразы.

Джейн повернула к Стиву голову, посмотрела невидящими глазами и легонько дохнула ему в лицо. В нос Лейтону ударил тошнотворный запах джина. Он едва удержался, чтобы не отстраниться резко, она же одарила его широкой бессмысленной улыбкой. Лейтон видел: она была совершенно пьяна.

Стив Лейтон вернулся к своему столу, сел и попытался соображать. Он не мог послать за помощью никого из экзаменующихся, это было бы несправедливо по отношению к тем, на кого пал бы его выбор. Сам он выйти тоже не мог. Это был государственный экзамен, и ассистент не имел права ни на минуту покинуть класс. Был, конечно, звонок для экстренных случаев, но ему не хотелось нажимать кнопку тревоги, пока это не станет абсолютно необходимо. Стив посмотрел на ручные часы. К счастью, оставалось всего десять минут до конца урока. На перемене коридор сразу заполнится, и он сможет поймать кого-нибудь у дверей.

Эти десять минут тянулись для Стива Лейтона нескончаемо долго. Он с тревогой наблюдал за Джейн Хилмен. Впрочем, уже можно было и не беспокоиться. Джейн оставила попытки писать контрольную работу и уронила голову на сложенные на столе руки. Ее белокурые волосы ниспадали по обе стороны, скрывая лицо, плечи мерно подымались и опускались. Она спала глубоким сном. Вскоре стало слышно легкое посапыванье. Оно было тихое, умилительное, и на этот раз никто уже не смеялся.

ГЛАВА 11

Это было поздним вечером того же дня. У себя в гостиной Ройстоун обсуждал с Джоном и Хелен Кворри ситуацию с Джейн Хилмен. Хелен, сидевшая у кровати Джейн, когда девочка проснулась, придя в себя от пьяного забытья, услышала ее печальную историю от нее самой и сейчас говорила больше всех.

— Я ужасно, ужасно жалею эту бедняжку. Девочка истерзалась до смерти за последние несколько недель и совершенно потрясена собственной виной — это действительно так.

— Хотел бы и я быть таким милосердным, как вы, — мрачно сказал Хью Ройстоун.

Когда открылась дверь и Сильвия внесла чай и печенье, он механически поднялся, чтобы принять у нее поднос: все, не отдавая себе в том отчета, как бы согласились, что чай на этот раз предпочтительнее спиртного. У Хью и Сильвии не было случая в этот день поставить точку на утренней ссоре, но оба вели себя так, словно ничего не случилось, хотя улыбки, которыми они обменялись, были явно холодней, чем всегда.

— Девица позволила себе забеременеть, — продолжал Ройстоун. — Допустим, она никогда не слышала о таблетках. Но едет она не к родителям, обращается не к доктору, не в клинику. Она возвращается в Корстон, принимает горячие ванны, крадет джин, практически срывает ответственный экзамен, явившись мертвецки пьяной, и все для того, чтобы избавиться от своего ублюдка.

— Но, Хью, это можно понять, — возразила Хелен, — в ее-то ситуации. Это же все старомодные, допотопные средства, старой бабушки букет — одно слово. Нужно благодарить Бога за то, что она не попыталась орудовать спицей или еще чем-нибудь в этом роде.

Хью Ройстоун полоснул ее взглядом, полагая, вероятно, что это замечание не самого хорошего вкуса. Он хотел было что-то сказать, но Хелен настойчиво продолжала:

— У Джейн не было решительно никакой возможности достать таблетки. Вы знаете, Хилмены живут в медвежьей глуши, никаких клиник там нет и в помине. И она не решилась попросить противозачаточные средства у местного доктора или пойти к нему после. Она говорит, он сразу же выложил бы все ее родителям и они ее убили бы.

— Надеюсь, это метафора, — сказал Кворри. — Потому что им все равно придется как-нибудь переварить это. — Он посмотрел на Хелен. — Сомнений, судя по всему, никаких?

— Никаких. Дик Бенд хороший врач, и он выразился вполне определенно. Джейн предстоит либо нормальный аборт, либо у нее будет ребенок. Горячие ванны и джин не помогут.

— Так, — опять заговорил Кворри. — И что же теперь сделают ее родители?

— Это просто. Они приедут, подымут здесь страшный шум, на всех перекрестках будут поносить школу. — Ройстоун говорил с горечью. — Сперва миссис Эвелон. Затем бригадир Пирсон. Теперь Хилмены — и, кажется, это будет похуже. Какого дьявола такое должно было случиться именно с Джейн Хилмен? Почему не с какой-нибудь другой девчонкой, чьи родители живут в реальном мире, а не законсервировались в викторианской эпохе? Тут дело может кончиться крахом Корстона, вы должны это понимать. История с наркотиками была достаточно неприятна, но тут… Джейн Хилмен только шестнадцать лет. Она могла быть еще малолетней, когда начала баловаться. И Хилмены сочтут, что виновата школа — да так оно и есть. В результате мы можем оказаться по уши в грязи.

— Ради Бога, Хью, время от времени это случается во всех школах совместного обучения, — сказала Хелен. — И вне школы тоже. В конце концов, мы даже не знаем, замешан ли тут кто-нибудь из наших мальчиков. Я вам уже говорила — она наотрез отказывается назвать отца.

— Ее надо заставить! — Ройстоун вскочил и забегал взад-вперед по ковру. — Если это кто-нибудь, кого она встретила во время вакаций, Корстон винить нельзя. — Он помолчал. — Впрочем, думаю, это невероятно, принимая во внимание образ жизни Хилменов… невероятно, но возможно, и ради Корстона мы должны испробовать все пути…

Сильвия с резким стуком поставила чашку на блюдце. Вся красная, она в ярости смотрела на мужа, глаза ее блестели.

— Проклятый Корстон! — сказала она. — Ты думаешь только о Корстоне! А должен бы думать об этой девочке, о том, что теперь с нею будет. И потом те двое — Пирсон и Грей. Разве ты поступил так, как лучше для них? Даже бедный маленький Эвелон — мать теперь вцепится в него еще крепче. Теперь уж она ни за что не отправит его в пансион, а ведь все, что ему нужно, это жить в школе, подальше от ее влияния. Ты… ты…

Сильвия остановилась, в ее голосе звенели слезы. Она понимала, конечно, что срыв этот есть своего рода продолжение их ночной ссоры с Хью, но по сути это ничего не меняло. Однако она постаралась взять себя в руки.

— Прости, я знаю, это не мое дело. Ко-ри-стон — «Корстон», как вы его называете, — это твой мир. Но я не уверена, что и мой тоже.

Присутствие Кворри было забыто, Хью ответил ей с горячностью, он обвинял:

— Ты никогда не старалась сделать его своим… — начал он.

— Ты никогда не предоставлял мне такой возможности… Только сегодня я узнала о том… узнала о здешней традиции: директор дает попечителям парадный обед в День учредителя. И кому же пришлось просветить меня? Фрэнсис Белл, вот кому!

— Обед… да, тут ты права. — Ройстоун нахмурился. — Я должен был сам предупредить тебя. Прости, Сильвия. Я забыл. Столько всего навалилось за эти дни.

— Во всяком случае, пусть этот обед вас не тревожит, — сердечно сказал Кворри. — Просто оставьте все это в умелых руках Хелен и Фрэнсис. Они организуют прекрасный банкет. Как всегда.

Сильвия смотрела на него без улыбки. Она не была уверена, говорит он искренне или с недобрым умыслом.

— Именно так я и решила поступить, — сказала она.

— Конечно, мы вам поможем! — Хелен поторопилась загладить очевидную бестактность мужа. — Вы только скажите, когда хотели бы обсудить все, составить меню и так далее. Эта традиция становится уже немного искусственной… Я уверена, у вас найдется масса новых идей.

— Благодарю вас. — Сильвия встала; не глядя на Хелен и Джона, сказала: — Пожалуйста, извините меня, но я пойду спать. Уже поздно, и у меня побаливает голова.

Она пошла к двери, провожаемая легким смущением гостей, словами сочувствия и пожеланиями спокойной ночи. Но, едва дверь за ней закрылась, она услышала голос Джона Кворри:

— Надеюсь, твоя Сильвия не надумает пригласить танцовщиц к обеду… а под конец еще предложит партию в покер.

И ей показалось, что она слышит смех своего мужа.

Вскоре после этого Кворри удалились, и Хью Ройстоун пошел в кабинет. Он чувствовал себя усталым, подавленным, но и взбудораженным в то же время. Он знал: идти спать бессмысленно, он все равно не уснет, а Сильвия, разумеется, не в том настроении, чтоб позволить ему заниматься любовью. Он решил набросать письмо Хилменам.

Письмо более мягкий способ передать дурную весть, чем телефонный звонок, и это даст Джейн немного больше времени, чтобы приготовиться к встрече. В чем бы ни обвиняла его Сильвия, он действительно беспокоился о Джейн. Она была умная девочка, хорошенькая, обаятельная и, до последнего времени, прекрасная помощница в делах школы. Ему становилось тошно при мысли, как поведут себя взбешенные родители, как они могут с ней поступить.

Написать такое письмо было не просто. Он не мог выложить им все напрямик. Надо было подойти к предмету осторожно, но, если написать, что Джейн еще в начале триместра причинила немало беспокойства, Хилмены пожелают узнать, почему не были поставлены об этом в известность раньше. Хью порвал набросок и принялся писать заново.

Про случай в ванной он мог позволить себе не упоминать, но сказать о джине необходимо, пусть не про разбитую на лестнице бутылку, но про сцену во время экзамена — непременно. Именно тогда все открылось, и умолчать об этом не было возможности. Во всяком случае, с Хилменами, пожалуй, лучше уж быть откровенным, они без сомнения захотят узнать, каким образом их дочь достала в колледже джин. Немного поразмыслив, Ройстоун написал: «Мисс Дарби, ее преподавательница английского, послала Джейн к себе за какою-то книгой, Джейн увидела бутылку джина и поддалась искушению взять ее, надеясь, что…»

Ройстоун опять остановился, вздохнул, скатал лист в шарик и бросил в корзину для бумаг. Нет, и это не годится. Выглядит как обвинение Пауле, будто она держит на виду бутылки спиртного, — а уж это было бы просто непорядочно. Почти все учителя колледжа имеют у себя в квартирах напитки, и ничего противозаконного в этом нет. До сих пор никаких неприятностей из-за этого не возникало.

Вдруг ему пришла в голову идея. Что, если бы связаться с родственницей Джейн, которая посоветовала отдать девочку в Корстон и сама приезжала знакомиться с колледжем… Ее можно было бы настроить, чтобы она выступила как добрый посредник. Она помнилась Ройстоуну приятной, сердечной женщиной, которая могла бы помочь девочке… Вот только он не записал ее фамилии. Во всяком случае, не Хилмен.

С нею, конечно, должна была вестись какая-то переписка — и Ройстоун некоторое время просматривал папки на столе Фрэнсис, однако запутался и решил отложить поиски. Утром Фрэнсис сама отыщет то, что ему нужно, и он непременно свяжется с родственницей Джейн. Благодаря этой родственнице может разрешиться множество проблем.

Оставался все же вопрос, кто отец ребенка. Был ли это кто-нибудь из учащихся Корстона или даже, избави Господи, из учителей? Джейн должна будет назвать его. И что тогда? Еще одно исключение? Еще пара разгневанных родителей? Ройстоун чертыхнулся про себя. Ужасный триместр. За всю свою карьеру он не мог припомнить другого такого периода, когда бы обрушилось сразу столько бед. Те радужные надежды, с которыми начинали этот триместр, каким-то образом еще усугубляли нынешнюю ситуацию.

Было уже два часа пополуночи. Зевая, Ройстоун вернулся в свою квартиру. Сильвия спала. Дышала она тяжело и не шевельнулась, когда он включил ночник со своей стороны кровати. Хью понял, что Сильвия приняла снотворное. Она выглядела ужасно усталой, и он, понимая, что вставать ему через считанные часы, не захотел утром тревожить ее, поэтому взял будильник и пижаму, выключил свет и пошел спать в другую комнату.

Пальцы Ройстоуна коснулись кафельной стенки бассейна. Он повернулся, оттолкнулся от стенки, испытывая приятное возбуждение от стремительного рывка, и поплыл так быстро, как мог, еще и еще ускоряя темп. Это была сегодня его последняя дорожка, и он испытал что-то вроде торжества, когда пришел к финишу и ухватился за бортик. Он запыхался, но знал, что плавал хорошо, хотя и мало спал в эту ночь. Было совершенно не важно, что вокруг нет восхищенных зрителей; он был в полном согласии с собой, абсолютно расслабившийся и абсолютно бодрый. Рывком выйдя из воды, Хью побежал в душ.

Через пятнадцать минут он был у себя на кухне; на плите запел чайник, Хью заварил чай, сразу же налил и в чашку Сильвии — некрепкий, чуть-чуть молока, без сахара. Положил на блюдце пару печений «розмари», которые она особенно любила.

Шторы в спальне были еще задернуты, но погода в этот день выдалась такая хорошая, в голубом небе так сияло солнце, что в комнате было достаточно светло, и Ройстоун сразу увидел — постель пуста. Сторона, на которой он спал обычно, была нетронута и аккуратно прикрыта, другая сторона осталась неубранной, одеяло было отброшено к ногам.

Хью Ройстоун поставил чашку и блюдце и вышел в коридор.

— Сильвия! Где ты? В ванной? Я принес тебе чай.

Ответа не последовало. Дверь в ванную была распахнута настежь. Квартира была невелика, и Ройстоуну не потребовалось много времени, чтобы убедиться: Сильвии нет. Наконец он пошел в кабинет, уже поняв, что Сильвия отправилась на одну из своих длинных одиноких прогулок.

Он увидел конверт на письменном столе сразу, как только открыл дверь в кабинет. Письмо было коротким:

Дорогой Хью,

надеюсь, это будет не слишком сильным ударом, но я собираюсь поймать утренний автобус на Оксфорд, потому что решила покинуть Користон — и тебя. Думаю, ты догадываешься почему, хотя сама я как-то не слишком уверена. Единственное, в чем уверена, — я больше не в силах выносить этот ваш Корстон,по крайней мере, сейчас. Возможно, это не навсегда.

Даже надеюсь, что не навсегда. И я обещаю давать о себе знать, так что, пожалуйста — пожалуйста! — не пытайся меня искать. Если кто-нибудь спросит — кто-нибудь из попечителей в этот ваш День учредителя, скажи… можешь сказать им, что мне нужно было срочно уехать к больной подруге.

С любовью,

Сильвия.

ГЛАВА 12

Следующую неделю, даже две, Хью Ройстоун провел как в тумане. Жестоко оскорбленный тем, что Сильвия бросила его, он подчинился ее просьбе и не делал никаких попыток ее найти. Он приносил извинения, лгал, скрывал свое горе за кипучей энергией, твердо решив, что никто не узнает правду. Слишком хорошо он представлял себе те комментарии, какими обменивались бы старшие воспитанники, эти юнцы и девицы, — да и кое-кто из педагогов, — если бы узнали, что молодая жена директора оставила его с носом.

К счастью, дел в Корстоне было у него сейчас невпроворот. Помимо обычной рутины, конец триместра Святой Троицы, быстро приближавшийся, всегда был чреват для директора множеством дополнительных сложностей. Нужно было подготовить годовой отчет для попечителей; предстоял целый ряд спортивных мероприятий, и его личное в них участие считалось весьма желательным, если и не строго обязательным; следовало проверить и подписать табель успеваемости каждого воспитанника, а с теми из них, кто осенью уже не вернется в Корстон, встретиться отдельно. Он должен был провести собеседования с кандидатами на три возникшие в школе вакансии, а также составить планы — и обсудить их — на следующий триместр, хотя до него было еще далеко. Короче говоря, Ройстоун был занят сверх головы. Он работал до глубокой ночи и старался не думать о Сильвии.

Так что канун Дня учредителя — а вместе с ним и появление в Корстоне членов попечительского совета — подоспел слишком быстро. Председателем совета был лорд Пенмерет, бывший член кабинета министров. Дольше всех состоявшими в совете и наиболее влиятельными его членами были сэр Ричард Стокуэлл, маленький, щуплый человечек, скорее напоминавший жокея, в действительности же — удачливый бизнесмен; священнослужитель официальной англиканской церкви, преподобный Хорейс Танзел, и миссис Девойна Картер-Блэк, чей покойный супруг был самым щедрым жертвователем Корстона. Два оставшихся попечителя были назначены позднее, и Ройстоун относился к ним как к пустому месту, по крайней мере в данное время. Но первых четырех он почитал себя обязанным убедить в том, то дела в Корстоне по-прежнему идут хорошо.

В назначенное время, как было заведено, попечители собрались в кабинете директора. Лорд Пенмерет расположился за директорским столом, Ройстоуну пришлось сесть сбоку. В кабинет были внесены удобные кресла, и остальные члены совета заняли места кто где, не чинясь. Фрэнсис Белл скромно устроилась за столиком в углу, чтобы вести протокол.

Лорд Пенмерет открыл заседание, поздравил Ройстоуна с недавней женитьбой и выразил сожаление, что им не удастся в столь знаменательный день познакомиться с миссис Ройстоун. Ройстоун коротко поблагодарил. Протокол предыдущего заседания был проверен и одобрен вместе с финансовым отчетом. Ройстоун встал и зачитал свой отчет.

Когда он закончил, на минуту воцарилось молчание, затем лорд Пенмерет своим густым министерским голосом сказал:

— Весьма вам благодарен, господин директор. Теперь же, я полагаю, вы и мисс Белл будете столь любезны и покинете нас ненадолго, чтобы мы могли посовещаться… обсудить относящиеся к делу события.

— Ради всего святого, что он подразумевал под «относящимися к делу событиями»? — спросила Фрэнсис, как только она и Ройстоун вышли в смежную с кабинетом приемную.

— Думаю, жалобы на то, что школа стала рассадником наркоманов и торговцев наркотиками, а также секса и еще Бог весть чего! — Ройстоун пожал плечами.

— Но почему же он так вот и не сказал? — Фрэнсис кипела от возмущения. — Кстати, — добавила она, — я не успела сказать вам раньше… директор вашего бывшего колледжа позвонил сегодня утром и выразил надежду, что вы… и миссис Ройстоун… остановитесь у него, когда приедете в Оксфорд на конференцию директоров школ в конце месяца. Я сказала, что уверена — вы будете очень рады. Все правильно?

— Да. Это было бы чудесно. — Улыбка Ройстоуна выражала удовольствие. Но тут же выражение его лица изменилось: он подумал о том, как трудно будет объясняться по поводу столь длительного отсутствия Сильвии, и о совещании, проходившем сейчас. — В том случае, если я все еще буду директором, — проговорил он наконец, — и если Пенмерет не собирается как раз в эту минуту предложить мне подать прошение об отставке.

— Хью! Вы не должны так думать! Попечители не могут…

— Они-то, конечно, могут. Но не падайте духом, Фрэнсис, я вовсе не убежден, что они именно так и поступят… пока не разразится еще какая-нибудь катастрофа.

— Избави Боже! В этом триместре их и так уже было слишком много, с тех пор как…

Что хотела сказать Фрэнсис, осталось тайной, ибо в дверях показался один из недавно назначенных попечителей и поманил их, приглашая вернуться в кабинет. Они вошли и заняли прежние места.

Лорд Пенмерет прочистил горло и остановил неподвижный взгляд на секретарше.

— Суть того, что мы будем сейчас обсуждать, должна быть записана, мисс Белл, но разглашению не подлежит, как и любые другие наши обсуждения. Вы понимаете?

— Да, сэр, конечно, — сказала Фрэнсис.

Председатель повернулся к Ройстоуну.

— Господин директор, мы обсуждали сейчас те неприятные события, которые, похоже, лавиной обрушились на Корстон в этом триместре. Как вы, вероятно, знаете — а если не знаете, то легко догадываетесь, — мы получили много жалоб от родителей воспитанников, замешанных в эти истории, а также от других, до которых дошли о них слухи. Мы хотели бы обсудить это сейчас вместе с вами. Разберемся по каждому вопросу отдельно. Первый вопрос — употребление наркотиков. — Лорд Пенмерет оглядел своих коллег.

Заговорил сэр Ричард Стокуэлл.

— Господин директор, прежде всего я хотел бы узнать, до того, как заболел маленький Эвелон, было ли вам известно, что в школе имеет место проблема наркотиков?

— Мне неизвестно это и сейчас, сэр Ричард. — Ройстоун говорил мягко, разве что слегка уклончиво. — Единственный случай вряд ли может быть назван проблемой наркотиков. Но я вас заверяю: до того как обнаружилось, что Эвелон курил марихуану, и я услышал от мистера Лейтона о Пирсоне и Грее, я понятия не имел о том, что у кого-либо в школе имеются наркотические средства — помимо предписанных врачами, конечно.

— Ах да, бедняга Стив Лейтон, — сказал сэр Ричард, непринужденно меняя тему. — Я надеялся, что здесь у него дела пойдут успешно. Его отец, как вы знаете, мой добрый приятель. Вы не думаете, что обошлись с ним слишком круто? Насколько я понимаю, все зависело исключительно от того, как толковать события… Вы не намерены пересмотреть свое решение?

— Нет, сэр Ричард.

— Прекрасно. В вашем договоре обусловлено ваше право самому подбирать сотрудников. — Сэр Ричард говорил холодно. — Мисс Дарби и мистер Форд тоже, как я понимаю, намерены покинуть Корстон.

— Оба уходят по собственному желанию, сэр Ричард. Паула — мисс Дарби — хочет уехать к родственникам в Австралию. Мистер Форд, я полагаю…

— …был здесь не слишком счастлив. — К удивлению Ройстоуна, подал голос один из новых попечителей — «пустое место»; он вступил в разговор, пожалуй, слишком напыщенно. — И это весьма печально, ибо, насколько я понимаю, вам просто повезло, что удалось заполучить его. У него отличные рекомендации, и потом, мне кажется, среди молодых математиков не так уж много мужчин, желающих посвятить себя преподаванию. По правде сказать, я был рад рекомендовать его в другую школу, где имею честь состоять в правлении.

— Надеюсь, там он будет счастлив. — Хью Ройстоун постарался, чтобы это не прозвучало слишком саркастически. Форд блестящий педагог, согласился он с «пустым местом», но для Корстона не подходит. Его отношение к дисциплине временами оставляло желать много лучшего, и он был склонен вступать в чрезмерно приятельские отношения со своими учениками. — Тут, знаете, важно остановиться на золотой середине, — сказал Ройстоун и, помолчав, добавил: — Я готов признать, что мои собственные отношения с Фордом были далеки от идеала. Думаю, это можно квалифицировать как психологическую несовместимость. Я желаю ему всего наилучшего на новом месте, — закончил Ройстоун с несколько натянутой улыбкой.

— Прекрасно сказано и убедительно. Подобные сшибки школе никогда не на пользу, — вмешался преподобный Танзел; это был худощавый человек, на вид брюзга, но говорил он вполне приветливо. — А теперь я хотел бы вернуться назад, к тому, о чем вы сказали ранее. Вы упомянули об одном случае употребления наркотиков. Но ведь их было два: Эвелон и те два юноши, которых вы исключили?

— Я считаю, что оба эти случая связаны между собой, — тотчас ответил Ройстоун.

— Бригадир Пирсон с вами не согласен, — сказал лорд Пенмерет. — Он клянется, что ни его сын, ни Грей не способны лгать, если дело так серьезно.

— Они, без сомнения, лгали, сэр. Их наставник, мистер Джойнер, нашел у них в комнате еще сигареты с марихуаной. — Поколебавшись, Ройстоун продолжал: — Если бы не это, я, пожалуй, оправдал бы их за недоказуемостью и поверил бы им на слово. Им ведь предстояло сдать выпускной экзамен, как вы знаете.

— Подумайте, однако, как это может отразиться на их будущем.

— Сурово, господин директор, слишком сурово — принимая во внимание все обстоятельства.

— Тем более что у вас нет неопровержимых доказательств, что Эвелона снабдили сигаретами они. В конце концов, даже если у них было сколько-то там еще сигарет, мальчик мог найти их сам.

— Нельзя же допустить, чтобы Корстон прославился как исправительная школа.

Ройстоун оставил без ответа хор критических голосов. Большую часть обвинений он уже слышал в тех же выражениях от Сильвии, и повторение не оказало на него никакого воздействия. С бесстрастным выражением лица он ждал, не делая никаких попыток отстаивать свои действия.

— К счастью, — сказал лорд Пенмерет, — Пирсону и Грею особой бедой это не грозит. Как вы знаете, Джон Кворри сумел найти кое-какие связи и добился для них разрешения экзаменоваться с учащимися одной весьма известной лондонской школы.

— Что? — Ройстоун не мог скрыть изумления. — Это сделал Кворри?

— Вы не знали? — Сэр Ричард Стокуэлл был явно доволен.

— Нет, — холодно ответил Ройстоун. — Мистер Кворри, очевидно, не счел нужным сообщить мне.

— Как интересно! — Кажется, это была первая реплика миссис Картер-Блэк, хотя она и следила за обсуждением, блестя глазами и по-воробьиному крутя головой. Неожиданно она обернулась в кресле назад, к Фрэнсис, и спросила: — Мисс Белл, а вы не знали случайно о том, что мистер Кворри помог этим юношам?

Фрэнсис Белл, захваченная врасплох, постаралась не встретиться глазами с Ройстоуном.

— Нет, я знала, — созналась она. — Мне сказала Лин Джойнер, жена их наставника, под великим секретом.

— Похоже на то, господин директор, что в Корстоне многое случается без вашего ведома, — бесстрастно заметил лорд Пенмерет. — И тут самое время перейти к следующей теме. Джейн Хилмен. Во-первых, девочка оставила школу и живет теперь у кузины ее матери, миссис Грентли, которая оказалась приятельницей нашей уважаемой миссис Картер-Блэк. Мы знаем, таким образом, что она в хороших руках. Но Джейн все еще отказывается назвать имя отца ребенка, и я, перед тем как ехать сюда, получил от адвоката мистера Хилмена письмо, в котором он угрожает возбудить дело против школы за то, что дочь его доверителя, находясь под опекой школы и будучи еще несовершеннолетней, забеременела. Что до меня, то я ни в коем случае не допускаю, чтобы подобное дело было выиграно в суде, однако скандальной шумихи при этом не избежать. Разумеется, я как можно скорее проконсультируюсь с нашими адвокатами… то есть если вы все согласны.

Все кивнули в знак согласия, и разговор перешел на второстепенные относительно Джейн Хилмен детали. Ройстоуна спросили о Бетти Фэрроу и разбитой бутылке джина, о том, как Джейн Хилмен потеряла сознание в ванне, об украденной из квартиры Кворри бутылке джина и о том, как реагировали писавшие экзаменационную работу учащиеся на поведение пьяной Джейн. Поскольку все уже были настроены против директора за то, что он исключил Пирсона и Грея, обсуждать историю с Джейн Хилмен не стали. Однако вероятность судебного процесса и скандала по-прежнему оставалась. И ни у кого не было сомнений, что репутации Корстон-колледжа — репутации, за которую последние годы был ответствен директор Хью Ройстоун, нанесено несколько тяжких ударов.

Парадный обед для попечителей в этот вечер прошел гладко, более гладко, чем можно было ожидать, хотя начался он не слишком радужно. Фрэнсис Белл, Хелен и Джон Кворри ожидали попечителей в квартире Ройстоуна. Фрэнсис Белл без конца просила прощения у Хью за то, что утаила от него, как Джон Кворри помог Пирсону и Грею с экзаменовкой, но сам Джон Кворри вовсе не был склонен приносить извинения.

— Конечно, мы тебе не сказали, — резко сказал он Ройстоуну. — Мы знали, ты ни за что не согласишься. Но это нужно было сделать. Это же абсурд, чтобы мальчики не имели возможности сдать экзамены!

Короткая сцена, грозившая взрывом, была прервана появлением лорда Пенмерета, за которым вскоре вошли и остальные. Подали напитки, затем все проследовали в столовую. Обед удался на славу, вина были превосходные, и председатель, теперь размягченный, произнес ритуальный тост за процветание школы, поблагодарил Хелен и Фрэнсис и предложил тост за них, в вознаграждение за их труды. О Сильвии даже не упомянули, и Хью показалось, что о ее существовании просто забыли.

Вряд ли можно было ожидать, что вечер для Ройстоуна окажется приятным, хотя он изо всех сил старался выглядеть общительным и естественным. Он был рад, когда гости, за исключением ночевавшего у него лорда Пенмерета, удалились. Хью предложил председателю совета выпить по последней рюмке, но Пенмерет отказался.

— Есть еще одно дельце, которое я хотел бы обсудить с вами, прежде чем отправиться спать и избавить вас от своего присутствия, — сказал лорд Пенмерет. Он стоял, расставив ноги, спиной к камину, как будто грел спину у воображаемого огня. Его лицо было красней, чем всегда, но от вина или от замешательства, сказать было трудно. Он еще немного поколебался и наконец с неожиданной теплотой сказал: — Мы устроили вам паршивый денек, директор, но могло быть и похуже.

Сидевший в кресле Ройстоун поднял на него глаза и пожал плечами.

— Попечители имеют право на критику, — сказал он. — И невозможно отрицать, этот триместр был не из лучших.

Пенмерет продолжал, словно не слыша:

— О, жалоб всегда предостаточно. Смешно: люди редко пишут затем, чтобы выразить свое удовлетворение школой… или вообще чем бы то ни было… Но не в этом дело. Я получил еще одно письмо… отнюдь не приятное… которое, мне кажется, вы должны прочитать.

Он достал из кармана сложенный листок, развернул и протянул Ройстоуну.

Ройстоун встал, взял его и оторопел. Его руки дрожали, пока он читал:

директор грязный старик — он нас шлепает и прижимается — если встретится наедине старается потрогать — он делает вид будто он нам как отец но это ужасно — никому из нас это не нравится — хуже всех хорошеньким белокурым девочкам — пожалуйста помогите нам прекратите это — он стал еще хуже с тех пор как женился — Корстон становится ужасным.

Тире между фразами были проведены чернилами, а слова, почти все, аккуратно вырезаны из газет либо журналов. Слово «Корстон» — Ройстоун узнал сразу — было срезано со школьного бланка.

Придя в себя от первого потрясения, он брезгливо вернул листок Пенмерету. И с возмущением спросил:

Чего вы от меня ждете? Это мерзость! Чудовищная мерзость! Будь я проклят, если стану утруждать себя оправданиями!

— Я вас об этом и не прошу. — Пенмерет опять говорил очень мягко.

— И будь я проклят, если из этого не ясно, на что намекают! Джейн Хилмен!

Пенмерет кивнул.

— Отчасти по этой причине я и не показал анонимку моим коллегам-попечителям. Люди склонны к необдуманным заключениям. Кое у кого два плюс два дают пять.

— Что вы собираетесь с этим делать?

— С этим? Сжечь, разумеется. Почему бы и нет? — Пенмерет достал из кармана зажигалку и поднес к листку, который держал за уголок над пепельницей. Когда бумажонка обратилась в пепел, он сказал: — Я мог сделать это, как только получил письмецо, пару дней тому назад, но подумал, что вам следует прочитать его. Знаю по опыту: лучше не быть в неведении о подобных наскоках.

— Да, полагаю, вы правы. Я никогда бы… — В голосе Ройстоуна слышалось сомнение. — Не могу даже представить, кто…

— Кто-то сделал это. Кстати, адрес на конверте был напечатан на машинке. Конверт случайно запропастился куда-то у меня в офисе, но секретарша запомнила, что отправлено оно, судя по почтовому штемпелю, из Коламбери… Так что, вероятно, исходит отсюда, из Корстона. Ведь у вас тут нет никаких ограничений на письма, отправляемые из школы, не так ли?

— Никаких. — Ройстоун медленно покачал головой. Первый взрыв гнева прошел, он чувствовал себя опустошенным. — В самом деле, похоже, что послано оно отсюда. Какая гадость, — добавил он печально.

— Анонимные письма почти всегда таковы. Не слишком терзайтесь из-за этого. Надеюсь, если повезет, больше вы такого не услышите. — Лорд Пенмерет внезапно оживился: он исполнил неприятную обязанность и не желал более разговаривать на эту тему. — А теперь я отправляюсь спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. И спасибо, — сказал Ройстоун. Слава Богу, подумал он, осталось уже немного. Завтра День учредителя, и триместр Святой Троицы будет почти закончен.

Часть третья