Действия толпы были спровоцированы «четверкой». Важно отметить, что у протестующих не было оружия, им было необходимо выразить протест. Люди изверились, исчезли иллюзии в отношении активистов «культурной революции. Тысячи демонстрантов, находившихся на площади, были согласны с этими действиями. Никто из них не бросился тушить огонь.
Огонь, который 5 апреля 1976 г. сжег «командный пункт» «четверки», по сути дела, испепелил надежды Чжан Чуньцяо стать премьером Госсовета КНР, Цзян Цин «сесть на трон императрицы», не позволил Китаю откатиться к феодальному абсолютизму. Это был удар по современному абсолютизму. Именно так в КНР со временем расценили происходившие тогда события.
В ночь с 5 на 6 апреля произошло кровавое подавление народного протеста по форме против действий «четверки», запрещавшей проявлять уважение к памяти Чжоу Эньлая, а по сути — против того, что творили Мао Цзэдун и его приверженцы, особенно в ходе «культурной революции».
5 апреля 1976 г. в 18 часов 30 минут из всех громкоговорителей на площади прозвучали слова: «В последние дни… горстка лиц, имеющих неблаговидные замыслы, использовала день поминовения усопших для того, чтобы намеренно создать инцидент политического характера… Они тщетно попытались изменить общее направление развития ситуации в стране, для которого характерны критика ревизионистской линии, которой занимается это не желающее исправляться и раскаиваться лицо, идущее по капиталистическому пути, а также нанесение контрудара по правому уклону пересмотра дел. Мы обязаны со всей ясностью разглядеть реакционную суть этого политического инцидента, выявить его заговорщическую суть, повысить революционную бдительность, не попасться на удочку… Сегодня нашлись подрывные элементы, которые устроили беспорядки на площади Тяньаньмэнь; они занимались контрреволюционной подрывной деятельностью. Все те, кто принадлежит к революционным массам, должны немедленно покинуть площадь и не поддаваться на их обман». Это обращение передавалось многократно.
Итак, не называя имен Дэн Сяопина и других старых руководителей, их обвиняли в том, что они осуществляют «ревизионистскую» линию, а также желают пересмотреть дела тех, кого репрессировали во время «культурной революции».
Иными словами, было сказано прямо: десять лет «культурной революции» оказались под угрозой, потому что прежние руководители продолжали настаивать на правильности своей политики и требовали реабилитировать наказанных во время «культурной революции».
Власти КПК и КНР пытались убедить демонстрантов в том, что они, власти, защищают интересы широких масс, страдавших от политики и произвола старой партийной номенклатуры. Заодно намекали на то, что старая номенклатура подражала «ревизионистам», иностранцам, то есть действовала по примеру СССР.
Около 20 часов солдаты пекинского гарнизона схватили более двух десятков молодых людей и отправили их в управление общественной безопасности, в тюрьму.
Большинство людей ушли с площади Тяньаньмэнь. Но были и такие, кто пришел на площадь, хотя было ясно, что власти вот-вот начнут действовать.
К 21 часу около памятника осталось около двухсот — трехсот человек. К самому памятнику были прикреплены одиннадцать венков и портрет Чжоу Эньлая.
В 21 час 29 минут из «командного пункта» последовал приказ начать подавление протеста. Действия сил подавления, правда, оказались несогласованными, поэтому часть протестующих смогла ускользнуть. Толпа начала таять. В «командном пункте» забеспокоились.
В этот момент от западной части ворот Тяньаньмэнь народные полицейские (641 полицейский) бросились к памятнику и окружили остававшихся там людей. Внезапно на площади погас свет; а потом все фонари вспыхнули. Полицейские дубинами, ремнями стали избивать всех без разбора. В облаву попали и те, кто пришел переписать стихи и надписи у памятника, и те, кто возвращался домой с работы. Всех их жестоко избили. Били ногами. Людей арестовывали, надевали наручники, отправляли в участки.
На следующий день на площади побывали тысячи молодых людей. Настроение было мрачным, люди были подавлены произошедшим накануне.
6 апреля вечером площадь была закрыта для проезда и прохода. Массовые демонстрации были прекращены.
Подавив массовый протест, выдвиженцы «культурной революции» немедленно приступили к решению своей следующей задачи: устранение из руководства партии Дэн Сяопина.
Вечером 6 апреля состоялось совещание в Доме ВСНП. Чжан Чуньцяо при этом заявил, что события на площади носили «контрреволюционный характер»; причем демонстранты поддерживали Дэн Сяопина. По мнению Чжан Чуньцяо, Дэн Сяопин «главарь» тех, кто участвовал в событиях. Яо Вэньюань предложил развернуть кампанию «критики Дэн Сяопина»; при этом особо подчеркнул, что в ее ходе не следует называть Дэн Сяопина «товарищем». На совещании выступали Цзян Цин и Ван Хунвэнь.
В первой половине дня 7 апреля выработали трактовку событий на Тяньаньмэнь, предназначенную для прессы.
Вечером того же дня этот документ был распространен по радио по всей стране. Было подчеркнуто, что «вопрос о Дэн Сяопине уже перерос в проблему, относящуюся к категории антагонистических противоречий», что необходимо «лишить Дэн Сяопина всех постов и в партии и вне ее».
В печати была развернута пропагандистская кампания.
Было заявлено, что события на площади Тяньаньмэнь «были целиком и полностью спровоцированы лично Дэн Сяопином», он был назван «главным закулисным организатором событий».
Власти также провели массовые демонстрации в поддержку «великой победы» на площади Тяньаньмэнь.
По всей стране прокатилась волна расследований и арестов.
«Расследование» велось «по двум направлениям». Выявляли «находившихся за кулисами лиц, спланировавших контрреволюционный политический инцидент и распоряжавшихся во время него», а также «тех, кто выдумывал и распространял клеветнические слухи, а также стихи и листовки». При этом декларировалось, что «если выявить всех за год не удастся, будем выявлять два года, до тех пор, пока вопрос не станет совершенно ясным; если понадобится, то будем выявлять зачинщиков и десять лет».
Управление общественной безопасности и министерство общественной безопасности в Пекине отрядили для этой работы 80 сотрудников. Была создана целая структура. Действовали по уже упоминавшимся «двум направлениям»: события на самой площади и распространение «клеветнических утверждений». При этом были задействованы все приемы расследования, которые использовались в самые мрачные периоды истории страны. Поощрялись доносы, анонимные заявления, устраивались ловушки, использовались методы спецслужб стран Востока и Запада, методы, которые применяли и бэйянская клика милитаристов, и Гоминьдан.
В Пекине активно выявляли авторов стихотворений, заявлений, листовок и лозунгов. Искали тех, кто сочинял стихи в память о Чжоу Эньлае, тех, кто читал эти стихи или выступал с речами, тех, кто возглавлял движение за возложение венков и шел впереди колонн. Выявленных объявляли контрреволюционерами и бросали в тюрьмы. Применялись методы террора и запугивания. «Черные вороны», полицейские машины носились как угорелые. Наручники звенели на всех углах.
Были арестованы многие, в том числе и рабочие, и учащиеся, и служащие, и кадровые работники, и военнослужащие, возлагавшие венки.
В Пекине воцарился террор.
То же происходило по всей стране. Были арестованы участники демонстраций в Ханчжоу, Нанкине, Чжэнчжоу, Сиани и т. д. Аресты шли в Гуанчжоу, Фуцзяни, Цзилине, Синьцзяне. В одной только провинции Ляонин с 1 апреля по 25 мая 1976 г., менее чем за два месяца, были взяты в разработку 685 человек, из них были задержаны 213, а 49 арестованы, приговорены к тюремному заключению 32 человека. Террор прокатился по всей стране.
«Политическими преступниками», первыми ласточками протеста против действий властей, заполнили тюрьмы. Большинство составляла молодежь, выросшая уже в годы КНР, чья вина состояла в том, что они расклеивали стихи, дацзыбао, рассылали письма с протестами, говорили правду, а подчас просто переписывали лозунги и стихотворения или участвовали в церемониях проявления уважения к памяти Чжоу Эньлая.
Особое внимание уделялось тем, кто состоял в родственных отношениях с теми или иными руководителями.
В большинстве случаев арестовывали без ордеров. При этом утверждали: «Сейчас чрезвычайное положение; можно действовать и без ордера на арест». Конституция стала бесполезным клочком бумаги; законы стали орудием беззакония и своеволия.
Попавших в руки властей «политических преступников» запугивали, их соблазняли посулами, обманывали, к ним применяли бесчеловечные методы, которые именовались «воспитанием дубинками». Начальник пекинского управления общественной безопасности говорил своим подручным: «К этим следует относиться жестоко; тут неуместна мягкотелость!» Арестованных месяцами держали в подвалах без свежего воздуха; месяцами не стригли и не давали мыться; их не лечили; их избивали. Закованных в наручники били ногами; наручники сжимали так, что они врезались в тело. Некоторым руки сковывали на спине. При этом не разрешалось кормить их. Несчастным приходилось ползти к лепешке, хватать ее ртом, окунать лицо в плошку, чтобы выпить баланду. Одного молодого человека раздели догола и били так, что лопнул кнут из буйволиной кожи. Его заковали в наручники, которые постепенно сжимались. Он пробыл в них 24 часа, став инвалидом на всю жизнь.
Одному из тех, кто вел переговоры 4 апреля, восемнадцатилетнему школьнику, приказали встать на колени, а когда он промедлил, то избили ногами в тяжелых ботинках так, что он не мог пошевельнуться.
Некий рабочий сошел от пыток с ума. Однако его продолжали держать в наручниках, избивали и не давали пить: ему пришлось пить мочу и грязную воду из параши. И все это происходило в столице КНР; и все это творили ее власти в 70-х гг. двадцатого столетия.
Преследованию подвергались друзья и родственники задержанных. Арестованным угрожали: «Вы здесь всего-навсего подохнете и больше ничего, а вот вашим родным и друзьям до самой смерти не отмыться от родства и знакомства с вами!» Иными словами, власти использовали традиционные китайские методы: наказывали всех состоявших с «преступником» в родстве, всех его