В целом по стране число людей, подвергшихся критике, достигло двухсот миллионов человек. [3]
Ультралевая линия на классовую борьбу разделила интеллигенцию, то есть в условиях КНР, прежде всего, образованных людей, работников партийного и государственного аппарата, на множество фракций и группировок, привела к сформированию очень сложных разнообразных систем из группировок и фракций.
Очень часто ситуация складывалась таким образом, что во время одной политической кампании одни репрессировали других, а во время следующей кампании вторые репрессировали первых, во всех провинциях и городах, во всех районах и уездах и даже в каждой волости и деревне накопилось множество обид друг на друга.
В этой ситуации в политических, экономических и общественных организациях с неизбежностью возникали явления политической фракционности и сектантства.
В то время в идейной жизни и в культуре разруха была такой же, если не еще более серьезной, как разруха в экономике и в политике.
Разгул субъективизма и волюнтаризма, теории классовой борьбы привел к тому, что научные исследования не могли вестись в соответствии с принципами науки; все они превращались в орудия репрессий.
Такая действительность, характеризовавшаяся акцентом на классовую борьбу, приводила к тому, что все самое низменное в человеке поднималось на поверхность. Как говорили в КНР, тогда разбивали и выбрасывали звонкоголосые колокола, считая их никому не нужными, а вовсю били в глиняные котлы. Иначе говоря, люди прямые и честные подвергались ударам, а льстецы возносились до самых небес. В целом сложилась чрезвычайно неблагоприятная обстановка. [4]
Континентальный Китай — государство, подавляющее большинство населения которого составляют крестьяне. Поэтому необходимо специально остановиться на вопросе о том, что принес Мао Цзэдун китайскому крестьянству; в этом главные последствия его правления в КНР.
Политика Мао Цзэдуна в отношении крестьянства практически всегда ущемляла интересы последнего. В начале 1950-х гг. Мао насильственно осуществил коллективизацию. При этом сначала дворы крестьян были организованы в группы из нескольких десятков дворов, то есть кооперативы низшего типа. Вскоре, во второй половине 1956 г., в деревне КНР была насильственным путем проведена кампания по созданию кооперативов высшего типа. В кооперативах низшего типа крестьяне еще получали вознаграждение за внесенную в кооператив в виде пая землю. В кооперативах высшего типа эту землю отобрали и сделали общественной собственностью. В 1958 г., в период «великого скачка», провели новое объединение кооперативов высшего типа, создав из них теперь уже «народные коммуны». Китайская деревня непрерывно подвергалась разрушительным ударам.
Через десять лет правления Мао Цзэдуна оказалось, что «коммуны» производили меньше зерна, продукции сельского хозяйства, чем кооперативы высшего типа, а кооперативы высшего типа производили ее меньше, чем кооперативы низшего типа или даже бригады взаимопомощи; те же, в свою очередь, производили продуктов сельского хозяйства меньше, чем давали ее частные хозяйства единоличных крестьян. Крестьяне не верили в систему коллективных хозяйств и возлагали надежды на выживание на небольшие приусадебные участки, за счет которых они только и могли прокормиться.
Было немало деревень, где дети зимой ходили голыми. У них не было никакой одежды. Их кожа от холода была фиолетовой. Дети пытались согреться на солнце. Треть работоспособных мужчин во многих деревнях не были женаты: они не могли содержать жену. Крестьяне работали круглый год, а зарабатывали только на пропитание в лучшем случае на полгода. Зимой им приходилось питаться лишь жиденькой рисовой кашей.
Обычным стал крестьянский дом, в котором были только четыре голые стены и больше ничего. В провинции Гуандун крестьяне традиционно держали птицу — кур, уток, гусей. Однако во время «культурной революции» были введены ограничения: одному двору дозволялось держать определенное небольшое число птиц. Крестьяне с юмором называли таких домашних птиц «курами революции». Подсобное хозяйство было сокращено до минимума. [5]
Через три года после смерти Мао Цзэдуна, в 1979 г, перед началом реформ в деревне, крестьяне, отвечая на вопрос о том, на что они больше всего жалуются, говорили: «Вот уже 30 лет, как компартия нам и есть досыта не дает, и раскрыть рот не позволяет». [6] Когда они говорили, что им «не дают есть досыта», они имели в виду то, что производили они достаточно продуктов, но государство в обязательном порядке закупало и вывозило эти продукты, которыми крестьяне мости наесться досыта. Когда они говорили, что им «не давали рта раскрыть», то это означало, что того, кто высказывал критические соображения, тут же подвергали «критике и борьбе».
В некоторых районах крестьяне говорили, что лучше всего им жилось в 1920-х или в 1930-х гг. Во Внутренней Монголии крестьяне считали, что им лучше жилось или хорошо жилось тогда, когда они работали на помещика, на землевладельца, потому что во время страды они каждый день могли съесть по килограмму-полтора зерна. Причем в виде пампушек из белой пшеничной муки или в виде лапши. Проработав сезон, крестьянин мог обеспечить семью едой на полгода, а проработав два сезона, он в основном обеспечивал семью на целый год. Отвечая на вопрос о том, чем в 1979 г. лучше, чем до 1949 г., один из крестьян после длительного раздумья сказал: «Сейчас, если пойти просить подаяние, можно выправить бумажку (то есть получить некий документ. — Ю.Г.)». [7]
На северо-западе Китая, на стыке провинций Шэньси — Ганьсу — Нинся, сравнительно с ситуацией, которая существовала там в 1940–1942 гг., доходы крестьян сократились на 60 %, а количество зерна для пропитания — на 40 %. [8]
В провинции Аньхой один из старых партийных работников говорил: «Наши места всегда считались самыми зажиточными. Когда во время войны сюда пришли японские черти, тогда гоминьдановские солдаты и бойцы Новой 4-й армии (армии КПК. — Ю.Г.) прятались в здешних лесах, и японские самолеты не могли их обнаружить. Потом, когда через наши места проходили, следуя на юг (в 1949 г. — Ю.Г.), войска Лю Бочэна — Дэн Сяопина, то они тоже укрывались в лесах, и гоминьдановские самолеты тоже не могли их обнаружить. В 1958 г. во время «великого скачка» все поголовно занимались выплавкой стали, и вот тогда-то все деревья извели под корень. Все вырубили подчистую. В 1930-х гг. доходы каждого крестьянина в наших краях составляли в нынешних ценах 340 юаней в год, а сейчас всего 80 юаней в год». [9]
Одного из низовых руководящих работников, который хорошо помнил годы войны сопротивления Японии, спросили: «Если бы японцы снова вторглись сегодня и партия приказала бы тебе опять остаться в этом районе партизанить, поддержали бы люди, массы тебя сейчас так же, как это они делали тогда, в годы антияпонской войны?» Воцарилась мертвая тишина. Затем спрошенный откровенно ответил: «Нет». [10]
В 1978 г. в деревнях жизненный уровень в двух третях районов страны был ниже, чем в начале 1950-х гг., а для одной трети районов он был ниже, чем в 1930-х гг. В 1978 г. каждый из крестьян от коллективного хозяйства получал в год в среднем 76 юаней. Из 800 миллионов крестьян 200 миллионов человек имели доход менее 50 юаней, а зерна для пропитания на семью приходилось менее 150 кг в год. При этом речь шла о так называемом грубом зерне, то есть о необмолоченных пшенице, рисе и т. д. Из 100 кг такой пшеницы можно намолоть от 80 до 95 кг пшеничной муки, а из 100 кг грубого рисового зерна — только 70 кг. Поэтому 150 кг грубого зерна в пересчете на зерно, пригодное для пропитания, составляет всего лишь чуть больше 100 кг. А это означает, что по крайней мере 200 миллионов крестьян не были обеспечены ни питанием, ни одеждой. [11]
В 1979 г. самые низкие доходы были в коллективном хозяйстве в уезде Пинлу провинции Шаньдун: 21 юань 97 фэней в год на одного человека, то есть в месяц меньше 2 юаней. За целый день зарабатывали всего несколько фэней. Это были столь низкие доходы, что крестьяне жили, как говорится, действительно хуже скотины, такую жизнь никак нельзя было назвать человеческой. [12]
В результате политики Мао Цзэдуна в 1959 г. страну постиг великий голод. В некоторых уездах умерли тогда 60 % людей. Вымирали семьями. Было немало случаев людоедства. [13]
Из уезда Пинчжай провинции Аньхой во время войны сопротивления Японии вышли более 60 человек, которые впоследствии дослужились до чина генерала в вооруженных силах КНР. В 1979 г. в этих местах можно было видеть, как рушатся крестьянские дома, как 17-18-летним девушкам было нечего надеть на себя, у них не было даже штанов. Видя все это, первый секретарь парткома провинции Аньхой Вань Ли заплакал, сказав: «Только тогда, когда крестьяне набьют животы, когда у них будут штаны, чтобы прикрыть наготу, когда у них будут дома, в которых они смогут жить, только тогда можно будет считать, что компартия оправдается перед крестьянами». [14] Старый секретарь партийной ячейки из провинции Хэнань, герой войны сопротивления, роняя слезы, говорил: «Мы-то все думали об этом самом «социале» (то есть о социализме. — Ю.Г.), все мечтали об этом самом «социале». И кто же мог знать, что, когда этот самый «социал» настал, пришел на нашу улицу, мы же и оказались самыми настоящими преступниками». Крестьяне, бывало, рассуждали в беседах между собой таким образом: «В свое время мы помогали коммунистам бить Гоминьдан, считали, что коммунисты смогут принести нам хорошую жизнь, а в результате с этими коммунистами мы только горе мыкаем. Вот если гоминьдановцы вернутся, а мы поможем им теперь уже побить коммунистов, тогда мы, почитай, расквитаемся с коммунистами». [15]
В той же провинции Хэнань секретари уездных и окружных парткомов тайком говорили: «За 30 лет компартия довела до полного разорения, как говорится, порушила и горы, и реки». [16]
После Второй мировой войны в большинстве стран мира сложилось положение, при котором сельское население развивающихся государств ежегодно сокращалось по крайней мере на 1 %, а то и больше, а в КНР сельское население с 81,4 % в 1949 г. увеличилось до 84 % в 1978 г. Одновременно с увеличением численности рабочих рук в 2 раза проявилась тенденция к снижению производительности труда. Например, в 1956 г. на каждого человека приходилось 306 кг зерна в год, а к 1978 г. этот показатель снизился до 295 кг. В то же, время значительно возросла себестоимость продукции сельского хозяйства. Например, в 1978 г. по сравнению с 1949 г. количество химических удобрений, которые применялись в сельском хозяйстве, увеличилось более чем в 150 раз, а мощность сельхозмеханизмов выросла более чем в 12 тысяч раз. [17] Во всех странах мира вслед за ростом себестоимости материалов снижается себестоимость человеческого труда. Выражаясь словами К. Маркса, за ростом материализованного труда уменьшается количество живого труда. В КНР же имел место одновременный рост и овеществленного труда, и живого труда, а производительность труда при этом снижалась. За рубежами КНР трудно было понять природу этого феномена. Источником всех бед и несчастий были «народные коммуны», в которых на рабский труд накладывалась еще и уравниловка.