Все, что Хэл могла сделать ради соблюдения условностей, это остаться на месте, поскольку все ее тело от нежданной радости хотело плясать. Неужели правда?
Но мистер Тресвик продолжил:
– Точнее, каждому – за исключением внучки Хэрриет.
О.
Как будто проткнули воздушный шарик и он стремительно съежился в жалкий шматок резины – быстрее, чем требуется времени, чтобы это описать.
Одной фразой все было перечеркнуто. Хэл увидела, как десять тысяч фунтов уносит морским ветром, с выступа скалы банкноты упархивают в Атлантический океан.
Тяжело расставаться с мечтой, но следя за тем, как разлетаются банкноты, она поняла: дикой фантазией было полагать, будто у нее что-то получится. Комедия, ей-богу. Поддельная метрика, вымышленная дата рождения. О чем она только думала?
Ладно, история закончилась, но по крайней мере обошлось без разоблачений. С чем была, с тем и осталась. Что же до мистера Смита и его посланников… Сейчас она все равно не в состоянии об этом думать. Сначала надо закончить здесь и убраться подобру-поздорову.
Хотя… было довольно-таки жестоко на секунду помахать у нее перед носом надеждой и тут же ее лишить.
Когда схлынула волна адреналинового возбуждения, Хэл совсем обмякла и, вытянув руку, оперлась на стул. А Тресвик тем временем еще раз прочистил горло, готовясь продолжить.
– Хэрриет, – как-то стыдливо произнес он, опять перетасовав бумаги, и, словно нехотя, закончил: – Мисс… Хэрриет… мисс Вестуэй получает все остальное состояние – после уплаты налога на наследство.
Воцарилось долгое молчание.
Первым, нарушив тишину, взорвался Хардинг:
– Что?!
– Я, конечно, понимал, что это может вызвать своего рода потрясение, – робко сказал Тресвик. – По этой причине мне показалось, было бы лучше проинформировать вас лич…
– Да к черту! – заорал Хардинг. – Вы совсем рехнулись?
– Пожалуйста, не надо повышать голос, мистер Вестуэй. К большому сожалению, ваша матушка не сочла нужным обсудить этот вопрос с вами при жиз…
– Я хочу посмотреть, как там написано, – перебил его Хардинг, скрежеща зубами.
– Там?
– В завещании. Какая там формулировка? Мы будем его оспаривать. Мать, должно быть, сбрендила. Каким числом датирован этот кошмар?
– Миссис Вестуэй составила завещание два года назад, мистер Вестуэй, и, хотя я, конечно, понимаю ваше волнение, боюсь, не может быть никаких сомнений в ее правоспособности. В день составления завещания ваша матушка пригласила врача, полагаю, имея в виду не допустить успеха подобных опротестований.
– Тогда это пагубное влияние!
– Насколько мне известно, миссис Вестуэй никогда не видела свою внучку, так что трудно представить, чтобы они могли состоять в…
– Да дайте же мне наконец это чертово завещание! – крикнул Хардинг и выхватил лист бумаги, который протянул ему Тресвик.
Хэл крепко держалась за спинку стула, стиснув ее так, что пальцы онемели и побелели. Пока Хардинг просматривал длинный документ, она чувствовала на себе взгляды Митци, Абеля и Эзры.
Наконец Хардинг, кажется, нашел нужное место и начал читать:
– Я, Эстер Мэри Вестуэй, дата рождения… Господи, да тут целый роман… А, вот оно… Моей внучке, Хэрриет Вестуэй, последнее известное место жительства Живописные виллы, Брайтон, я передаю все мое оставшееся состояние… Дьявол дери его за ногу, правда. Она точно сошла с ума.
Хардинг нетвердым шагом подошел к дивану и тяжело сел, еще и еще раз просматривая документ, словно в поисках хоть какого-нибудь объяснения, хоть чего-нибудь, что могло бы рассеять это безумие. Когда он поднял голову, лицо у него было пунцовым.
– Да кто такая вообще эта девица? Мы ни черта ее не знаем!
– Хардинг, успокойся, – попытался остановить его Абель, снова положив руку брату на плечо. – Сейчас не время для…
– А вы, Тресвик, просто дешевый жулик. Какого черта вы позволили матери подписать такой документ? Я подам на вас в суд за злоупотребление доверием!
– Хардинг! – решительно воскликнула Митци. – Абель, мистер Тресвик, да посмотрите же вы на девушку!
– По-моему, она сейчас хлопнется в обморок, – с бесстрастным любопытством произнес чей-то голос справа от Хэл.
Хэл еще успела заметить, что все взгляды в гостиной обратились на нее, хотя комната начала распадаться на части. Она не помнила, как спинка стула выскользнула из ослабевших пальцев. Вскрики Митци донеслись словно издалека. Она даже не почувствовала удара, когда упала на пол. Огромной милосердной волной ее накрыла пустота.
Глава 14
– Хэрриет?
Голос был настойчив, он вытаскивал ее откуда-то снизу, где она пробыла, похоже, довольно долго.
– Хэрриет? Пора приходить в себя. – А потом, будто обращаясь к кому-то еще: – У нее все еще температура. Лоб как печка.
Хэл моргнула и сощурилась на яркий свет, который очень мешал.
– Что?.. Как?.. – В горле у нее пересохло, гортань пылала.
– О, слава богу. Мы так беспокоились!
Голос женский.
Хэл опять моргнула и нашарила очки. Заведя дужки за уши, она осмотрелась. Сначала взгляд сфокусировался на лице Митци, за ней Хэл разглядела мужскую фигуру, ей показалось, Абеля. И все вспомнилось: Сент-Пиран, похороны, имение. И – о Господи – сцена с Хардингом…
– Вот, – сказала Митци, и под носом у Хэл очутился стакан с водой. – Выпейте немного. Вы долго были без сознания. У вас, несомненно, сильное обезвоживание.
– Я… Который час?
– Около девяти. Мы очень беспокоились. Мы с Абелем уже думали вызвать врача.
– А ч-что случилось?
Опустив глаза, она увидела, что лежит на какой-то кушетке, по ощущению платье задралось до спины, хотя ноги, слава богу, оказались укрыты одеялом. Комнату она не узнала – на вид что-то вроде библиотеки, с рядами потрепанных, затянутых паутиной книг в кожаных переплетах, на светло-коричневых полках до самого потолка – высокого, покрытого пятнами плесени.
– Вы упали, а когда мы попытались вам помочь, вы уже горели. Хорошо, что вы такая худая.
– Как вы себя чувствуете, Хэрриет? – Только теперь Хэл услышала голос Абеля. Высокий тенор звучал мягко и встревоженно. Абель подошел и, опустившись на колени возле кушетки, нежно дотронулся до ее лба. Хэл пришлось сделать над собой усилие, чтобы не оттолкнуть его руку, настолько жест был интимным, но пальцы прикоснулись такой приятной прохладой. – Хотите, мы позовем доктора?
– Врача? – Хэл с трудом приподнялась на кушетке, подняв тучу пыли, взвихрившейся в золотом свете настольной лампы. – Боже упаси. Я хочу сказать, спасибо, конечно, но не думаю…
– Да я и не уверен, что нам удастся быстро найти дежурного терапевта, – сказал Абель и задумчиво погладил усы. – Но если вам нехорошо, может быть, в больницу?
– Мне не нужен врач. – Хэл постаралась, чтобы голос прозвучал как можно тверже.
– У нее все еще жар, – сказала Митци, будто не услышав последних слов. – Как ты думаешь, мы найдем в доме вашей матери градусник?
– Понятия не имею. – Абель встал, отряхнув пыль с колен. – Может быть, в аптечке со времен королевы Виктории и завалялся какой-нибудь несовместимый с жизнью агрегат. Пойду посмотрю.
– О, правда? Ты чудо. На айфоне Рича есть какая-то программа, которая уверяет, что измеряет температуру, но я не верю, чтобы показания были точными.
– Я в порядке, – сказала Хэл.
Она опустила ноги на пол, что было встречено неодобрительными возгласами Абеля и Митци.
– Дорогая… – Абель положил ей руку на плечо, вдавив обратно в кушетку. – Вы только что были белая как простыня и валялись в обмороке. Так что вы где угодно, только не в порядке. Если я оставлю вас с Митци и отправлюсь на поиски градусника, вы обещаете никуда не бежать?
– Обещаю, – не особенно сопротивляясь, ответила Хэл.
Она опять втянула ноги на кушетку и легла, прикрыв глаза от света лампы.
Митци заметила этот жест и пригнулась.
– Свет бьет в глаза?
– Немножко, – признала Хэл. – А у вас нет никаких обезболивающих? Голова разламывается.
– Ничего удивительного, – резко сказала Митци, развернув лампу, чтобы свет не бил Хэл в глаза. – Вы упали с жутким звуком. Вот здесь, сбоку, весьма внушительная шишка. Ужасно… Хоть бы вы упали как-то иначе, на ковер, например. Правда, он такой потертый, что вряд ли бы помогло. Да, у меня в сумке есть парацетамол, но она в другой комнате. Потерпите, я схожу за ним?
Хэл кивнула, и Митци встала.
– Не делайте глупостей. Я не хочу, чтобы вы опять потеряли сознание.
– Не буду, – слабо отозвалась Хэл.
Она не стала говорить, что мысль побыть одной несколько минут, пока Митци будет ходить за сумкой, была куда привлекательнее, чем болеутоляющее.
Когда дверь за «теткой» закрылась, Хэл опустила голову на кушетку и попыталась собрать воедино все, что случилось в тот странный, безумный промежуток времени между заявлением Тресвика и ее обмороком.
Потому что все это полный абсурд. Все до малейших деталей. В завещании покойной она названа по имени. Указан ее адрес. Подразумевалась она, в этом нет никаких сомнений. Так что же… правда, что ли? Она что, действительно столь долго пропадавшая внучка миссис Вестуэй?
Загорелся лучик надежды. От сильного желания стало почти больно.
Сохраняй трезвость, Хэл, услышала она шепот мамы, и вдвойне, когда хочешь чему-нибудь поверить.
В том-то и проблема. Она выстраивала заманчивые версии не потому, что они имели вероятие, а потому, что она хотела, чтобы они его имели. Но ни одна из них не могла оказаться правдой, как бы Хэл ни хотела убедить себя в обратном. Метрика мамы никак с ними не увязывалась. Хэл прокручивала в голове разные версии, но ничего путного не выходило. Возможно, мама какая-то дальняя родственница этому семейству. Вестуэй – довольно редкая фамилия. Но если вспомнить обе метрики – ее и мамину, Хэл никак не могла приходиться миссис Вестуэй внучкой.
Что означало… Хэл попыталась вспомнить… Что там говорил мистер Тресвик на кладбище? А если ошибка произошла не до составления завещания, а раньше? Если Э