Мысль о том, что надо идти туда стоять с ноющим сердцем, пока будут просматривать ее бумаги, не очень вдохновляла. Вероятно, придется также отвечать на разные вопросы – непростые, те, что Хардингу, Абелю и Эзре на поминках не позволила задать вежливость. А у нее не будет времени найти правдоподобные ответы и подобрать слова. А что, если Тресвик поймет свою ошибку еще во время встречи? Он что, позвонит в полицию?
Хэл открыла рот, чтобы ответить, но прежде чем сообразила, что сказать, дверь за ними распахнулась, и на пороге появилась миссис Уоррен с палкой в правой руке.
– О, миссис Уоррен, – воскликнул Хардинг с подобострастной улыбкой. – Вы, конечно, поедете с нами сегодня к мистеру Тресвику?
– Конечно, не поеду, – ледяным голосом отозвалась старуха. – Я найду возможность увидеться с Бобби.
Слегка прокашлявшись, Хардинг предпочел сменить тему:
– А мы тут как раз говорили о завтраке. Как любезно с вашей стороны поставить тостер и все такое. А где можно разжиться чаем и кофе?
– Еще нет восьми, – не допускающим возражений голосом ответила экономка.
Хардинг сморгнул, изо всех сил стараясь не выглядеть побитой собакой.
– Да, разумеется, но сейчас семь пятьдесят пять…
– Хардинг хотел спросить, – послышался голос сзади, и Хэл, обернувшись, увидела в дверях Эзру. Он был небрит, и вид как с похмелья – одежда помята, волосы нечесаные, но губы тут же изогнулись в очаровательной ироничной улыбке, которая, что бросилось ей в глаза при первом знакомстве, преображала все его существо. – Хардинг хотел спросить, миссис Уоррен, не можем ли мы уговорить вас передать нам часть вашей работы, мы бы сами приготовили чай.
– Ну, не знаю, мистер Эзра. – Свободной рукой миссис Уоррен пригладила волосы. Ее корнский акцент вдруг стал сильнее. – Моя кухня – это моя кухня. Я посмотрю, что можно сделать.
Она повернулась и вышла в дверь, что располагалась в дальнем конце оранжереи.
Эзра подмигнул Хэл.
– Хэрриет. Приятно видеть вас в вертикальном положении. Неплохой концерт вы устроили нам вчера вечером.
– Я… – Хэл вспыхнула. Неплохой концерт. Намек вполне прозрачен – на то, что она симулировала обморок, но слова были неприятно близки к правде. – Я чувствую себя намного лучше.
– Это тебя непривычно видеть в вертикальном положении в такое время, если уж на то пошло, – едко сказал Хардинг.
– Что ж, тебе повезло. Может, удастся выпить чаю. Как там про кошку и про доброе слово?
– К черту кошек. Какая сварливая старуха. Не понимаю, как мать терпела ее все эти годы. Похоже, в мечтах она уже получила свои тридцать тысяч и убралась подобру-поздорову.
– Да дело-то не в этом. – Улыбка у Эзры исчезла, и он посмотрел на Хардинга с выражением, очень похожим на открытую неприязнь. – И говори тише, если не хочешь оставшиеся дни питаться холодным супом.
– Что ты имеешь в виду? Какое дело?
– Я имею в виду, что лет пятнадцать о матери заботилась главным образом миссис Уоррен – за мизерную плату. Или ты полагаешь, за те деньги, что мать ей платила, мы могли нанять постоянную сиделку? Так что тридцать тысяч, по-моему, – это еще дешево отделаться.
– Как забавно слышать, что это, оказывается, мы не могли нанять сиделку, – разозлился Хардинг. – Не представляю, что тебе может быть известно, с учетом того, что тебя не видели в наших краях почти двадцать лет. Абель тоже сбежал, но у него хотя бы есть оправдание. Те же из нас, кто до конца выполнял свой долг…
– Вот ты всегда был лицемерным дерьмом, – перебил его Эзра и усмехнулся, будто это такая шутка, правда, на сей раз в его лице не было ни очарования, ни юмора, он скорее напоминал оскалившего зубы волка.
Хэл затаила дыхание, гадая, чем кончится перепалка, но Хардинг ничего не ответил. Просто закатил глаза и развернулся в сторону столовой. На пороге он остановился, открыл дверь Хэл и учтиво подождал, пока она пройдет.
На одном конце длинного стола уже сидели Митци с детьми. Абеля и Эдварда не было.
– Хэрриет, дорогая, – поздоровалась Митци. Она решила сегодня накрасить губы, и теперь ее лицо ярким пятном невпопад выделялось в глухом, блеклом полумраке комнаты и бледном утреннем свете. – Как вы сегодня?
– Спасибо, Митци, хорошо, – ответила Хэл. Она подошла к стулу, который отодвинул для нее Хардинг, и села, оказавшись между ним и Эзрой. – Даже не знаю, что такое вчера приключилось. Холод и голод, наверно, все вместе.
– Не говоря уже о потрясении, – закивала Митци, но, потянувшись за мюсли, неодобрительно поджала губы. – Не знаю, о чем думал мистер Тресвик, вывалив на нас эдак всю историю с завещанием.
– Ну, когда-то нужно было сказать, – заметил Эзра. Он вроде бы отошел от стычки с Хардингом, на лицо вернулась более убедительная улыбка. – Может быть, он решил, что лучше отодрать пластырь одним рывком, так сказать. И покончить с этим.
– Нужно было нас подготовить, – упрямо сказала Митци. – Особенно бедного Хардинга.
– А почему это именно бедного Хардинга? – улыбнулся Эзра, глядя на Митци через стол. – Знаешь, остальных это тоже в некоторой степени касается. Или когда тебя ставят на одну доску с нами, нищебродами, это слишком суровое испытание?
– Эзра… – У Митци был вид человека, терпение которого на пределе. – Ты уехал, но Хардинг, несомненно, имел все основания ожидать…
– Какой облом, особенно когда уже внесен задаток за новый «лендровер», – сочувственно произнес Эзра.
– Знаешь что, дорогой, – сказал Хардинг, перебив готовую уже огрызнуться Митци, – ты просто провоцируешь.
Эзра только рассмеялся, откинув голову назад. Хэл невольно увидела небритый подбородок и впадину над ключицей, там, где ворот рубашки не прикрывал шею. Затем он встал, бросил салфетку и потянулся, так что рубашка вылезла из брюк.
– Да идите вы, – рубанул он и, перегнувшись через стол, выхватил у Ричарда кусок хлеба, на который тот как раз намазывал масло. – Не в моих привычках за завтраком уминать столь щедрую порцию ханжества. Я ухожу.
– Куда это ты уходишь? – требовательно спросила Митци, но Эзра, сделав вид, что не услышал вопроса, откусил огромный кусок от тоста Ричарда, бросил оставшееся на стол и вышел.
– Он просто невыносим! – взорвалась Митци, когда за ним захлопнулась дверь. – Хардинг, неужели ты ему спустишь?
– Черт, Мит, а что я, по-твоему, должен сделать? – Хардинг с силой отодвинул тарелку. – В каком-то смысле он прав.
– Что ты такое говоришь? Он вырвал у Ричарда тост! И как он смеет обвинять тебя в лицемерии?
– О, ради бога! – Хардинг встал, подошел к тостеру и сунул в него еще два тоста. – Довольна? Вряд ли дело в хлебе.
– Нет, но ты – и лицемер? Какая наглость!
– Я думаю, Мит, это не было строго в мой адрес. И хотя его слова здорово меня разозлили, они довольно точно бьют в цель, ты не находишь? Все мы вчера сидели в церкви с эдакими старательно мрачными физиономиями, а между тем я сомневаюсь, был ли там хоть один человек, кто сожалел о смерти матери.
– Да как вы смеете. – Голос раздался с порога, все взгляды обратились туда. В дверях стояла миссис Уоррен, в руке у нее трясся кофейник. – Как вы смеете, вы, маленький хныкалка, бездельник!
– Миссис Уоррен! – Хардинг поджал губы и выпрямился во весь рост. – То, что я сказал, предназначалось для моей жены, и в любом случае…
– Я вам не миссис Уоррен, вы, дрянной ничтожный паскудник! – Из-за корнского акцента последнее слово прозвучало каким-то заимствованным ругательством.
– Миссис… – начал Хардинг, но закончить не успел.
Жахнув кофейник об стол с такой силой, что кофе забрызгал все тарелки, миссис Уоррен отвесила Хардингу нехилый подзатыльник, как будто перед ней стоял упрямый ребенок.
Хэл оцепенела. Сцена казалась нереальной: Хардинг имел вид насупившегося школьника, которого застали в коридоре за сквернословием; лицо миссис Уоррен исказилось от бешенства, Митци с детьми от изумления широко раскрыли глаза.
– Миссис Уоррен! – проворчал Хардинг, потирая затылок.
Но тут Китти крикнула:
– Папа! – Хардинг не откликнулся, и она крикнула громче: – Папа, тосты!
Все, как по команде, повернулись к древнему тостеру в конце стола, из верхней прорези которого вырывался дым. Пока Хэл в ужасе смотрела на это, почерневший хлеб охватило пламя.
– Чертов урод! – взревел Хардинг. – Это просто смертельный капкан. Его нужно было выбросить на помойку много лет назад.
Он подскочил к розетке, выдернул вилку и набросил на дымящийся тостер плотную тряпичную салфетку. Пламя погасло. Едкий запах паленого хлопка добавился к запаху сгоревшего хлеба, и Митци судорожно вздохнула.
– О Господи! Хоть на что-то можно положиться в этом доме? Миссис Уоррен, вы не могли бы?.. – И в негодовании умолкла.
Миссис Уоррен уже ушла.
Глава 18
Завтрак завершился в гнетущей атмосфере, никто не хотел обсуждать выходку миссис Уоррен и демарш Эзры. И хотя Хэл понимала, что нужно использовать это время, чтобы раздобыть сведения о Мод до встречи с мистером Тресвиком, она только заглотила тост и как можно скорее откланялась.
В прихожей она помедлила, пытаясь понять, что делать. У нее не было никакого желания возвращаться в свою похожую на гроб комнату, но шастать по дому, как будто он уже ее собственность, представлялось неслыханной наглостью.
Нужно выйти на улицу, проветрить голову, постараться обдумать следующий шаг.
В конце коридора она увидела открытую дверь, ведущую в парк, куда, вероятно, и вышел Эзра, и двинулась по хрустящему под ногами гравию перед домом. Впереди извивалась подъездная аллея, где через камушки пробивались сорняки и побеги молодых деревцов. Слева темнели невысокие постройки – гаражи, а может, бывшие конюшни, решила Хэл. Запах сигаретного дыма из-за угла сказал ей, что Эзра скрылся именно сюда, а у нее не было ни малейшего желания сталкиваться с ним. Сейчас нужно передохнуть от них всех.
И она свернула направо. Пройдя мимо довольно неприятного куста, от которого сильно пахло кошками, Хэл пошла вдоль фасада, который видела на открытке: длинный низкий дом, пологий, спускающийся к морю газон