– Хэл, – медленно, будто обкатывая слово во рту и пробуя его на вкус, повторил Эзра. – Хэл. – И загорелое лицо расплылось в широкой, щедрой улыбке, совсем другой, нежели его обычная, сардоническая ухмылка. – Мне нравится. Ну что, отметимся и получим нагоняй?
– Да, – кивнула Хэл. Она глубоко вздохнула и открыла дверь машины. В заднем кармане чувствовалась коробочка с картами, и она вспомнила валета Мечей, клубящиеся за ним грозовые облака, грозные волны под ногами. Aprés moi, le déluge… – Да, идемте.
Глава 22
– Восхитительно. – Голос Хардинга сочился ядом. – Вы, конечно, понимаете, что натворили, Хэрриет?
– Я?
Хэл разозлилась на несправедливое обвинение, но, спохватившись и вспомнив свою роль слабой, послушной племянницы, постаралась изобразить на лице крайнее отчаяние.
Тут заговорил Эзра.
– Хардинг, если кто-то и виноват, – сказал он со скукой, – так это я. Точнее, долбаные сороки.
– К черту сорок. Сегодня пятница, если вы еще не заметили. Нотариальные конторы закрываются на выходные. И ваша медлительность означает, что нам придется тут торчать до понедельника и продолжать наши словопрения.
– Кажется, я понял, – сказал Эзра, и в голосе послышалась интонация, которая уже резанула Хэл за завтраком, – ты не дашь мне денег на карманные расходы и запретишь пользоваться игровой приставкой.
– До понедельника? – перебила его Митци. – Но это невозможно. Почему нельзя вернуться сюда после обеда?
Они стояли у входа в контору Тресвика, на узкой боковой улочке, в портовой гавани беспокойно плескалась вода.
– К сожалению, у мистера Тресвика после обеда встреча в Труро, которую отменить нельзя. Поэтому наше свидание было назначено на двенадцать. Так что самое раннее мы его увидим в понедельник утром. Документы, конечно, нетрудно переслать по почте, но нужно подписать бумаги и кучу всего обсудить, а это можно сделать только при личной встрече.
– Но в понедельник детям в школу! – воскликнула Митци.
Хардинг тяжело вздохнул:
– Короче, мне очень жаль, но, кажется, единственным разумным решением будет тебе с детьми вернуться домой. Я позвоню Тресвику. Возможно, закон позволяет в подобных ситуациях отцу действовать от имени несовершеннолетних детей. Так что Эзра, Абель, Хэрриет и я остаемся тут все уладить.
– Говори за себя. – Эзра растягивал слова, как бы скучая, подавляя раздражение, но у Хэл возникло ощущение, что бешенство его не улеглось. Он был похож на собаку, которую с трудом удерживают на поводке. – Я не намерен тут торчать, и, полагаю, Абель тоже. Мы не упомянуты в завещании. Да и с чего бы?
– К несчастью, – ядовито ответил Хардинг, – ты там упомянут. Оказывается. Как и я. И Абель тоже. Не в качестве наследников, но в коротком разговоре помощник Тресвика сообщил мне приятное известие, о котором сам он предпочел умолчать. По какой-то причине мать сочла нужным сделать нас всех троих душеприказчиками, наряду с самим Тресвиком.
– Что?! – Эзра, казалось, не поверил своим ушам.
– Ты меня слышал.
– Да ты шутишь! Это равносильно тому, как если бы она хотела, чтобы мы перегрызли друг другу глотки.
– В чем я и не сомневаюсь, – ответил Хардинг. – Пожалуй, даже рискну утверждать, что все и было задумано именно с этой целью.
– Черта с два. – Лицо у Эзры стало напряженным, темные брови сдвинулись, что придало ему вид грозного бога Сатурна. – Я… слагаю с себя полномочия. Или какая там требуется долбаная формулировка. Никто не вправе заставить меня стать душеприказчиком.
– В долгосрочной перспективе, я уверен, ты имеешь на это право, – раздраженно ответил Хардинг. – Но было бы простой вежливостью проинформировать мистера Тресвика. Кроме того, конечно же, процедура такого отказа сопряжена с определенными формальностями. Сильно сомневаюсь, что ты можешь сесть в свой «сааб» и дунуть обратно в Ниццу, не сказав никому ни слова.
– Проклятая ведьма, – прошипел Эзра, и в наступившей вслед за этим тишине Хэл услышала, как, не таясь, хихикает Фредди. – А ты заткни пасть! – прорычал Эзра.
– Эзра! – ахнула Митци.
Челюсть у Фредди отвисла, а лицо от неожиданности побелело. Хэл увидела, как, стоя за спиной брата, Китти прыснула в ладошку.
С минуту все молчали, затем Митци нацепила сумку на плечо и выпрямилась в полный рост.
– Ладно. В самом деле достаточно. Ричард, Кэтрин, Фредерик, пойдемте.
– Но… – начал Ричард.
– Я сказала, мы уходим, – рявкнула Митци. – Поищем, где пообедать. Хардинг, я напишу, когда мы найдем кафе.
Хардинг хмыкнул, изъявляя то ли покорность, то ли раздражение, и Митци гордо двинулась по узкой улочке. За ней поплелись дети.
Хэл подавила желание броситься следом, точнее, просто броситься, обогнать Вестуэев, добежать до вокзала, сесть на поезд, вернуться к прежней жизни и забыть сюда дорогу. Пока она боролась с собой, Митци и дети завернули за угол и исчезли из виду.
– Черт. – Эзра провел рукой по небритому лицу, по волосам, взъерошив их, так что они встали торчком и растрепались во все стороны. – Черт. Прости, Хардинг. Это было не очень красиво. Мальчишка… Конечно, не нужно было…
Хардинг пожал плечами.
– Чего передо мной извиняться, хотя, наверно, задобрить Митци не помешало бы. Но, полагаю, в школе Фредди доводилось слышать словечки и похлеще, так что, думаю, переживет.
– Прости, – повторил Эзра, а потом добавил: – Вот дерьмо.
– Знаешь, – несколько нетерпеливо проговорил Хардинг, – Фредди меня беспокоит сейчас меньше всего. Ты сорвался. Это еще не конец света. Куда больше меня волнует этот треклятый вопрос, при решении которого нам необходим Тресвик. Я хочу покончить с этим точно так же, как и ты, Эзра. Но бежать – значит создавать дополнительные проблемы. Если ты будешь настаивать на том, что тебе необходимо срочно уехать, я, конечно, не смогу тебе помешать. Но осмелюсь предположить, что в конечном счете намного быстрее будет уладить все здесь и сейчас, чем пересылать туда-обратно через Ла-Манш бумаги и документы. Хэрриет, – обратился он к Хэл, – простите за эти неудобства, но полагаю, вы сможете взять свободный день, учитывая сложившиеся обстоятельства?
– Я… Не знаю, – ответила Хэл, чувствуя на себе взгляды обоих братьев. Она опять представила себя загнанной в угол крысой, которая отчаянно ищет выход.
– Если ваш работодатель захочет с кем-то поговорить…
– Нет, все в порядке, – поспешила ответить Хэл. – У меня, можно сказать, свое дело. Мне нужно думать только о себе.
Возможно, стоит позвонить Уайту, попросить кого-нибудь нацепить на будку записку для клиентов, которые вдруг решат заглянуть на огонек. Но он вряд ли станет устраивать скандал из-за смерти чьей-то там бабушки. А в будние дни, да в начале декабря ее вряд ли кто хватится, кроме, может быть, Рега.
– Свое дело? – Застегивая пальто, Хардинг поднял брови. – Только сейчас до меня дошло, Хэрриет, я вас не спросил, а чем вы занимаетесь?
– Я… я работаю на пирсе, – не ответила на вопрос Хэл.
Она не любила таких расспросов. О ее профессии нередко заходила речь в беседах с новыми знакомыми, ее занятие неизменно привлекало всеобщее внимание – крайне для нее неприятное. Реакция бывала разной – в зависимости от окружения и обстановки. В разговорах на ходу случалось всякое – от вежливого интереса до плохо скрытой насмешки. На вечеринках и в пабах чаще начинали ржать, ерничать или настойчиво просить погадать. Назойливые требования тут же выдать какое-нибудь предсказание быстро отучили Хэл произносить слово гадалка. Она не могла забыть, как один парень в пабе, приблизив вплотную свое лицо, все твердил: Ну скажи, о чем я думаю. Давай же. Ну скажи мне, о чем я думаю, если ты из этих чертовых цыганок. При этом он пялился на ее маленькую грудь, и Хэл захотелось крикнуть: Да знаю я, о чем ты думаешь! Но она промолчала.
Теперь, если у нее вымогали подробности, она просто говорила, что раскладывает карты таро, а когда кто-нибудь просил разложить, уже могла рассмеяться и объяснить, что не носит карты с собой.
Минуту ей казалось, что Хардинг может начать задавать всякие вопросы, но, к счастью, у него зажужжал телефон, и, достав его из кармана, он посветлел лицом.
– А, это Мит. Нашла кафе. Хорошо, Хэрриет. Пойдемте?
На обратном пути в Трепассен Хэл молчала. Эзра не пошел обедать, сославшись на то, что ему нужно в банк, и она больше часа ждала в условленном месте на парковке. Митци и Хардинг давно уехали. Наконец появился Эзра, от него пахло виски. Однако на вождении это не сказалось, хотя Хэл невольно вздрогнула, когда он не пропустил на парковке стремительный «лендровер». Они почти доехали до дома, когда Эзра заговорил:
– Вы в порядке? Что-то затихли.
– Простите, – отозвалась Хэл. Она с усилием выпрямилась на сиденье и изобразила на губах чуть нервную улыбку. Помни, ты мышонок, а не крыса. Маленький мышонок Хэрриет. – Просто… задумалась.
– Задумалась о?..
– Просто… – Она замялась, стараясь придумать что-нибудь, что могло бы показаться правдой, но правдой не являлось. Слова сказались почти помимо воли. – Просто о Хардинге… его семье. Мне кажется, им невдомек, как они счастливы… в каком-то отношении.
Эзра помолчал и, прежде чем перед крутым поворотом переключить коробку передач, бросил на нее еще один взгляд.
– Да, они счастливы, – кивнул он наконец. – И вы правы, они этого не знают. Возможно, именно поэтому я набросился на бедного Фредди. – Проведя рукой по лицу, Эзра вздохнул, и Хэл опять учуяла слабый запах виски. – Каковы бы ни были недостатки Хардинга – а Бог свидетель, он не без греха, – он лучше большинства отцов.
– У меня была замечательная мама. – Голос Хэл невольно задрожал, и она стиснула зубы. Я не буду плакать. Не сейчас. Не здесь. Я не стану использовать ее смерть, чтобы вызвать его сочувствие. И все-таки ей не удалось удержать слезинку, которая скатилась по носу. Она с яростью смахнула ее. – Моя потеря огромна, но до этого мы прожили бок о бок восемнадцать лет. И я бы не стала менять за все это время ничего.