В медленно занимающемся рассвете ночная паника показалась не просто смешной, а неправдоподобной, и, когда Хэл вспомнила, как в ужасе ползла обратно в комнату, как бешено билось сердце, когда она сидела, прислонившись к двери и прижав голову к коленям, у нее заалели щеки.
О, Хэл, услышала она голос мамы, и вечно у тебя какие-то драмы…
Но Хэл покачала головой.
Она шла наугад, ноги несли ее сами, и только теперь, обернувшись на дом, она поняла, как далеко зашла. С минуту она стояла, глядя назад на зеленое море газона, отделявшее ее от усадьбы. Дальше шли конюшни, теплицы, кухонные пристройки, другие хозяйственные здания. Сколько жилых домов можно построить на этой территории? Сколько людей можно поселить здесь и сколько создать рабочих мест? Но все имение, вся эта земля, красота были отгорожены сначала для одной умирающей старухи, а теперь вот для ее наследников.
Но это уже не ее проблема. Теперь пусть подерутся Эзра, Хардинг и Абель. Что они будут делать с имением? Продадут? А может, устроят тут гостиницу, понаставят бассейны, палатки для кемпинга. А может, снесут дом и оборудуют площадку для гольфа – с бескрайним газоном до самого горизонта.
Когда Хэл шла по пологому спуску, свежий ветер дул в лицо. Сегодня далекое серое море было испещрено белыми барашками.
Она собиралась дойти до границы имения, а затем срезать круг обратно к усадьбе, но, всмотревшись в даль, поняла, что ноги опять привели ее к той самой тропинке. Перед ней высились деревья, сквозь которые поблескивала темная вода.
На этот раз Хэл посмотрела на нее другими глазами. Это не просто озеро, обрамленное густой разросшейся рощей. Это то самое озеро. О котором мама писала в дневнике. А на том берегу, между голыми, промерзшими стволами, можно различить очертания лодочного сарая. И Хэл двинулась в другую сторону, к озеру. Ей стало интересно.
Озеро окружали вперемешку березы, дубы и тис. Зелень сохранил только тис. Остальные деревья оголились, на ветвях трепыхались от задувавшего с долины ветра отдельные пожухлые листья. Прокладывая себе дорогу по заросшей тропе, отводя в стороны ежевику и наступая на крапиву, Хэл вспомнила строки из дневника, описывавшие ту прогулку на озеро.
– Давай, Эд! – крикнула она.
Он встал, улыбнулся мне и следом за Мод с разбегу прыгнул в воду.
Эд. Эдвард. Неужели он? Хэл вспомнила, как Эдвард нашел ее тем вечером на озере, его немногословие. А-а, ее использовали как лодочный сарай. Раньше. А еще она вспомнила, как Абель в первое утро намеренно, как ей теперь думалось, увел ее от озера, даже не объяснив, что к чему. Значит, все они не хотели, чтобы она что-то увидела?
Дверь сарая была закрыта и, кажется, даже заперта, но Хэл удалось заглянуть в щель между почерневшими, рассохшимися досками. С противоположной стороны, на озеро, сарай был открыт, от него в воду заходили два ряда деревянных мостков, между которыми темнела вода.
Всматриваясь в щель между досками, Хэл налегла на дверь, и вдруг полусгнившее дерево подалось и дверь распахнулась внутрь. Хэл ввалилась в сарай и, поскользнувшись на мокрых мостках, потеряла равновесие. Пытаясь не свалиться в озеро, она опустилась на четвереньки в нескольких дюймах от поверхности воды.
Заняв устойчивое положение, Хэл принялась глубоко дышать, стараясь прийти в себя. Неожиданное падение частично пришлось на ушибленные места, и она заскрежетала зубами. Однако ей удалось присесть на корточки – значит, кости целы.
А если под ней проломятся и мостки? Хэл внимательно осмотрела доски под ногами, плещущуюся воду, на поверхности которой плавали листья и тонкие льдинки. Трудно сказать. На вид конструкция готова рухнуть в воду от малейшего толчка. Она бы не удивилась, если бы ноги прямо сейчас провалились в воду под проломленные доски. По крайней мере, тут мелко. Хэл осторожно подняла одну из палок, нападавших в сарай сквозь дыры в крыше, и, отведя в сторону хрупкие льдинки, проверила глубину. Неполный фут – и палка уперлась под водой во что-то твердое. Когда Хэл соскребла палкой сгнившие листья, показались плавные очертания какого-то предмета неопределенно-бледного цвета.
Всмотревшись в темную, торфянистого оттенка воду, она поняла, что на дне лежит перевернутая лодка. На нее маскировкой налипли черные сгнившие листья, но палка замутила воду и плохо различимые белые полосы там, где она провела концом палки. Когда глаза привыкли к тусклому свету и преломленным очертаниям в воде, Хэл разглядела еще кое-что – зазубренную дыру у киля. Кто-то нарочно проделал ее?
И вдруг озеро перестало казаться идиллией, описанной мамой в дневнике, где она смеялась, плавала, играла со своими кузенами и юношей, которого ей суждено было полюбить. Озеро вдруг превратилось… Понимание пришло к Хэл неожиданно, будто кто-то положил на плечо холодную руку. Она не могла избавиться от ощущения, что здесь кто-то погиб.
Хэл содрогнулась, встала и, стараясь не налегать всем весом на доски, пошла назад – через проломленную дверь, в холодный утренний свет. После затхлости лодочного сарая, где смешались запахи застоялой воды и сгнившего дерева, воздух был свеж и по-морскому чист, и Хэл задышала глубоко. Вдруг, напоминая ей о чем-то, загудел телефон. Хэл достала его из кармана, чтобы посмотреть, хотя неприятное ощущение в животе подсказало ей, что она уже знает, о чем речь.
11.30 – встр. с м. Тресвиком.
Господи. Ладно, нет смысла ее откладывать. Мысль о том, что всего через несколько часов вся история разрешится, даже принесла облегчение. Ей оставалось только надеяться, что мистер Тресвик так же объяснит себе ее роль в «путанице», как и братья Вестуэй… по крайней мере, сделает вид.
Хэл поежилась и засунула руки поглубже в карманы толстовки. Вдруг тосты и кофе – даже кофе миссис Уоррен – показались ей весьма соблазнительными, и она, выдыхая клубы пара, быстро прошла вверх к усадьбе.
Позади нее дверь лодочного сарая тихонько затворилась, но Хэл не обернулась.
Глава 40
– О Боже. – Тресвик снял очки и принялся их протирать, хотя, насколько могла судить Хэл, они были вполне чистые. – О Боже мой, Боже. Мне так стыдно.
– Прошу вас. – Хэл вытянула руку. – Пожалуйста, это я виновата. Я должна была сказать чуть раньше.
– Как стыдно, как стыдно… – Тресвик будто не слышал ее. – Должен признаться, мне просто не пришло в голову, что Мэгги – тоже сокращенное от Маргариды. Я, конечно, знал, что была троюродная сестра, которую все называли Мэгги, и, боюсь, на основании этого пришел к выводу, что ее полное имя Маргарет. О Боже, все это невероятно сложно.
– Но очевидно, что завещание теперь утратило силу, – нетерпеливо сказал Хардинг. – Это ведь главное?
– Мне нужно проконсультироваться, – ответил Тресвик. – Первый позыв сказать – да, утратило, поскольку миссис Вестуэй однозначно указала в завещании, что имущество переходит ее внучке. Но то обстоятельство, что указана именно Хэрриет – и имя, и адрес… О Боже. Все в самом деле очень запутано.
– Ладно. – Эзра встал и потянулся так, что послышался хруст в позвоночнике и плечевых суставах. – На данный момент для урегулирования ситуации мы сделали все, что могли, так что, полагаю, целесообразно передать это юристам.
– Я буду на связи со всеми вами, – медленно проговорил Тресвик. Между бровями у него залегла складка, и Хэл стало его очень жалко, особенно когда адвокат приподнял очки, чтобы потереть место, где они сдавливали переносицу. – Боюсь, придется кое-что прояснить.
– Простите, – сказала Хэл, и ей не пришлось искусственно окрашивать голос жалобными интонациями угрызений совести. Больше всего хотелось рассказать адвокату о своей роли в этой истории, только бы дело не закончилось судебным преследованием. Но она не могла рисковать. Лучше придерживаться хрупкой версии, согласно которой просто произошла ошибка, хотя ее уже замучил вопрос, сколько простоит выстроенный ею карточный домик. – До свидания, мистер Тресвик.
– До свидания, Хэрриет.
Она кивнула и встала. Тресвик взял ее за руку. Сначала Хэл решила, что для рукопожатия, но адвокат просто подержал ее без нажима, а когда она наконец улыбнулась и высвободила ладонь, ей на мгновение показалось, что он не хочет ее отпускать. Мысль причиняла беспокойство, прикосновение сухих старческих пальцев к ладони настойчиво преследовало ее, пока она шла за Хардингом по коридору обратно к стойке администратора, все думая… думая…
В конце коридора Хэл все-таки обернулась. Мистер Тресвик стоял на том же месте, на пороге своего кабинета, и провожал их мрачным взглядом. Выходя за Хардингом обратно в ярко освещенную, переполненную небольшую приемную, Хэл пыталась объяснить себе этот взгляд.
Не в силах противостоять искушению еще раз глянуть назад, Хэл, пока за ней закрывалась дверь, увидела, что Тресвик по-прежнему стоит на пороге, скрестив руки, а меж бровей залегла складка. И Хэл почему-то показалось, что при возможности адвокат сказал бы что-то еще. Что-то больше. Но что?
Глава 41
– Ну что ж, – сказал Хардинг, когда они вышли из адвокатской конторы и в нерешительности остановились на улице. – Могу я угостить вас обедом? Или, что, пожалуй, уместнее, по пинте?
– Только не меня. – Эзра посмотрел в тяжелое, желтое небо, предвещавшее снегопад. – Я на вечер забронировал переправу из Фолкстона, так что пора возвращаться и собираться.
– Сегодня вечером? – Хардинг сморгнул и принялся застегивать куртку, чтобы защититься от холодного ветра. Вид у него был довольно обиженный. – Мне кажется, ты мог бы нас и предупредить. Вряд ли миссис Уоррен понравится, если ты просто удерешь.
– Господи! – воскликнул Эзра. Он сегодня не брился, и щетина покрыла всю шею и заползла за вырез футболки. Сейчас его наружность разительно отличалась от ухоженного, смазливого Абеля и грубовато-добродушного Хардинга. – Может, хватит, Хардинг? Меня ждут дела.
– Здесь у всех дела…