Девушка развернулась, чтобы уйти… и почувствовала его руку на своем плече. Она обернулась.
– Ты сердишься? – непривычно тихо и непривычно серьезно спросил Бикфорд, вглядываясь в ее лицо с напряженным вниманием. – Почему ты все время сердишься на меня? Неужели я так невыносим?
– Невыносим? – Ирис растерялась. – Нет конечно. Почему… Я вовсе не сержусь. Я… просто испугалась за тебя, вот и все.
– Тогда почему ты уходишь?
– А… что я должна делать? Ведь ночь…
– Что делать? Ну, у меня есть пара идей. Например, мы можем допить вино. А потом подняться наверх. Вместе. Ты никогда не думала о такой возможности, жена?
Девушка молчала. Это не было растерянностью или возмущением. Может быть, она ждала? Рик правильно оценил это молчание и крепко прижал ее к себе здоровой рукой. Она не сделала ни малейшей попытки освободиться, даже символической.
Юная баронесса де Сервьер, громко напевая мотив из нашумевшей итальянской оперы, кружилась по комнате, то прикладывая к себе очередное платье, то отбрасывая его на подвернувшееся кресло или короткий диванчик, а то и просто на пол. Предстоял не бал, не прием и даже не визит, а всего лишь прогулка по магазинам, но Кэти никогда не отказывала себе в удовольствии выглядеть настолько прелестно, насколько это было возможно. Раз уж она волей судьбы получила такую возможность, так почему бы не использовать ее на все сто?
Просто удивительно, как быстро дочка судьи впитала в себя все привычки высшего сословия. Не самые лучшие привычки. Прислуга Кэти едва терпела, именно за множество лишней работы, которую она создавала, даже не отдавая себе отчета в том, что творит, да и не особо задумываясь об этом.
…В понедельник музыкальный вечер у графини… графини… Ей прислали приглашение только потому, что у Сесила она набралась смелости и попросила об этом саму графиню, чье имя она сейчас мучительно пыталась вспомнить. Дама была так потрясена ее «очаровательной непосредственностью», что пообещала прислать ей билет. И в самом деле прислала. Причем не на бал, куда получали приглашения все, кого хозяева могли вспомнить и кто в последнее время не был замечен в каком-нибудь скандале, а на узкий, почти семейный прием, всего на пятьдесят человек: только близкие друзья и еще самые-самые сливки общества. И Кэти. Как же все-таки зовут графиню? Вот досада!
– Клер! Клер! – пронзительно закричала Кэти.
Горничная средних лет немедленно возникла на пороге комнаты. Окинула ее взглядом, отметила, что порядок, наведенный всего час назад, уже нарушен. Поджала губы.
– Да, госпожа?
– Где приглашение на понедельник?
– От графини Шеклфорд? В вашей шкатулке для приглашений, госпожа.
– Так и есть, Шеклфорд! – Кэти топнула ногой, досадуя на себя за то, что не вспомнила такую простую фамилию. – А где моя шкатулка для приглашений?
– На туалетном столике, госпожа, – ответила Клер и невозмутимо добавила: – туалетный столик прямо за вами.
Кэти обернулась. Может быть, когда-то здесь и был туалетный столик, но сейчас его надежно скрывал Монблан из платьев, шляпок, перчаток и шалей.
– Ты видишь, какой здесь беспорядок? – строго спросила Кэти. – Разбери сейчас же, а то мне не добраться до важных бумаг!
– Да, госпожа, – кивнула горничная и направилась к столику, который она привела в порядок не далее чем сегодня утром.
«Шеклфорд, – продолжала размышлять Кэти, – Что надеть? Графиня¸ конечно, будет в черном, она вдова… уже десять лет вдова и десять лет носит черное».
Это значит что ей, Кэти, черное надевать нельзя, моветон. Тогда что? Белое – цвет дебютантки, а она уже замужняя дама и как-никак баронесса. Пусть и не английская, что автоматически ставило ее на ступень ниже Шеклфордов, но все же аристократка. Голубое? Уже надевала к Литтлам. Литтлы тоже приглашены к графине, и если она появится в голубом, будет скандал. Темно-синее?
– Клер, где мое темно-синее платье?!
– У меня в руках, госпожа, – храня поистине английское спокойствие, ответила горничная.
– Дай сюда! Господи, но почему оно такое мятое? Оборки вообще никуда не годятся! Немедленно приведи его в порядок!
– Да, госпожа, – кивнула Клер, продолжая разбирать стол.
Некоторое время Кэти наблюдала за горничной сощуренными глазами.
– Интересно, почему господина барона все слушаются с первого раза, а мне все приходиться повторять трижды, – бросила она в сторону.
– Да, госпожа? – Женщина встряхнула последнее платье, внимательно осмотрела его, поправила завернувшуюся складку и поместила его в шкаф.
Кэти хотела было вспылить, но новая мысль захватила ее.
– Клер, а господин пойдет на вечер к Шеклфордам в мундире?
Горничная в немом удивлении повернулась к хозяйке.
– Госпожа?
– Ой, Клер! Ну как я могу планировать свой туалет, если я не знаю, в чем будет муж?
Женщина кивнула, улыбаясь про себя.
– Думаю, вы можете выяснить этот вопрос у Джеймса, – подумав, сказала она.
– Спасибо, Клер. – Кэти поспешила к дверям. Горничная уже облегченно вздохнула, когда госпожа вдруг остановилась. – А если он будет в темно-красном сюртуке? Знаешь, Клер, ты на всякий случай приготовь еще розовое платье и… то, которое из лимонного шелка, парижское. Оно, наверное, тоже подойдет. Я еще подумаю.
Слабые ростки симпатии, которые было проклюнулись в сердце Клер после небрежно брошенного госпожой «спасибо», немедленно зачахли. Три платья к одному вечеру! А еще три шляпки, три пары перчаток, три пары туфель, три комплекта драгоценностей… И всю эту прорву работы она должна делать всего за девять фунтов!
Покои барона де Сервьер находились на том же этаже, но дальше по коридору. Сначала Кэти удивило такое разделение мужа и жены, но барон объяснил ей, что это обычай высшего света, и Кэти даже начала втихомолку гордиться тем, что чаще всего ночи она проводит в одиночестве. Это было аристократично. К тому же, наедине с собой Кэти могла признать честно: супружеская постель ее совершенно разочаровала. Готовя дочь к венцу, мама кое-что рассказала ей: и о неизбежной боли, и, гораздо более скупо и сдержанно – о неземном блаженстве, которое должно прийти потом. Ну что ж. Боли Кэти дождалась, а вот с неземным блаженством как-то не получилось. Хуже всего было то, что и спросить-то толком было некого. Мама и замужние сестры далеко, Ирис отбыла в поместье Бикфордов и, по слухам, не собиралась возвращаться. Вот глупая! Кто же уезжает в деревню в самом начале сезона? А с прислугой о таком не поболтаешь. Кэти уже поняла, что самые сокровенные тайны господ – любимая тема для сплетен за столом в кухне.
Впрочем, сейчас ее волновало другое.
Джеймса, личного слуги барона, конечно, не оказалось. Вероятно, отбыл с господином. Как всегда.
Кэти с любопытством огляделась. Муж призывал ее нечасто, и, в основном, вечерами, когда апартаменты освещались всего парой свечей, так что Кэти их никогда толком и не видела.
И, собственно, ничего не потеряла, сделала вывод юная баронесса. Типичные английские комнаты. Мебель из темного дерева с позолоченными ручками, большой тяжелый ковер на полу. Двери. Одна вела в спальню. Вторая, видимо, в кабинет. Где располагалась гардеробная, Кэти не знала, но предположила, что, видимо, за спальней. Где ж ей еще быть, не в кухне же?
Придя логическим путем к такому решению, Кэти, как и любая женщина, поступила прямо противоположным образом: потянула на себя ручку двери в кабинет. Дверь оказалась запертой. Кэти задумалась, но всего на минуту. Апартаменты барона располагались напротив ее комнат, а поскольку снаружи оба крыла выглядели совершенно одинаково, то можно предположить, что в расположении комнат особой разницы не будет. А это значит, что в кабинет можно пройти через зал.
Кэти решительно толкнула двери в спальню, они-то оказались не заперты, не удостоив даже беглого взгляда супружеское ложе, прошла в гардеробную и распахнула первый шкаф. Камзолы, сшитые по последней парижской моде, были аккуратно развешены – все, ничто не указывало на тот, который барон собирался надеть на вечер к графине Шеклфорд.
Ну и как ей быть? Дожидаться Джеймса? Но это выше ее сил!
Кэти потянулась к одежде мужа, провела рукой по темно-синему сукну. Из кармана камзола торчал уголок сложенной бумаги.
«Аристократы так не поступают, – подумала Кэти, – слава Богу, я-то не аристократка!»
«Барон де Сервьер, – прочла она, – рост средний, коренастый, волосы темные, глаза черные, на левом плече шрам… путешествует с супругой…»
То, что к ней в руки попал паспорт, к которым ее супруг пересекал границу Англии, она поняла сразу. Но остальное…
– С какой еще супругой? – озадачилась Кэти, – У Этьена не было жены!
Не сомневаясь более, она вытащила камзол мужа и тщательно встряхнула. Легкое шуршание указало на то, что догадалась она правильно. Еще одна бумага обнаружилась во внутреннем кармане. И… снова паспорт.
«Отец Петр Монсальви, – изумляясь все больше и больше, прочла Кэти, – рост средний, коренастый… на левом плече шрам…».
Оказывается, Этьенн не только вдовец, но и имеет брата-священника? И у него тоже шрам на левом плече? Как все это прикажете понимать?
Кэти была порядком озадачена, но вовсе не напугана. Поэтому, вернув паспорта на место, один в накладной карман, другой во внутренний, она вышла из гардеробной, закрыла за собой дверь и бросилась через зал к дверям, которые, предположительно, вели в кабинет барона.
Двери обнаружились сразу. Но сколько Кэти их не дергала – безрезультатно. Черный ход оказался заперт на щеколду изнутри.
Любопытство одинаково свойственно кошкам, детям и молоденьким женщинам, мающимся от безделья в удачном, но скучном браке.
Удивляясь собственному поступку, Кэти встала на подоконник приоткрытого по случаю теплой погоды окна. Примерно в полуфуте под ним, вдоль всего дома шел довольно широкий карниз. И, самое главное, окно неприступного кабинета тоже было не заперто. Вероятно, это сделал Джеймс по личному приказу Этьенна. Муж когда-то был морским офицером и с той поры навсегда полюбил свежесть ветра: окна в доме постоянно оставались приоткрытыми, без сомнения, вводя в искушение всех лондонских воров.