аться хоть за чем-нибудь, даже, может быть, набросить на себя черный мешок Лайлы.
– Господин хочет, чтобы ты ответила на его вопросы. И будет лучше, если ты ответишь правду, – перевела Лайла, – ты – англичанка? Твои отец и мать – оба англичане?
– Уже в седьмом поколении, – удивленно ответила Кэти.
Выслушав перевод, турок довольно кивнул и снова задал вопрос.
– Кто твой отец? – донесла до нее Лайла. – Какое положение в обществе он занимает?
– Он судья, – сказала Кэти и снова отметила, как при этих словах лицо турка осветилось глубочайшим удовлетворением.
– Он уважаемый человек, – повторила Лайла, – это очень хорошо. Но ты сказала, что вдова. Как давно умер твой муж? Носишь ли ты траур? Твое платье не было платьем скорби? Значит ли это, что со дня смерти твоего супруга уже прошел год?
Кэти Бэрт всегда отличалась умением соображать быстро, в этом она на голову превосходила не только свою высоконравственную матушку, но и предприимчивую подружку Ирис.
– Я не ношу траура, – уверенно сказала она, – такова была последняя воля моего дорогого Этьенна. Он считал, что мне не идет черный цвет.
Супруги обменялись несколькими быстрыми фразами.
– Твой супруг был французом? – с легким удивлением переспросила Лайла. – А можно узнать твое полное имя?
– Кэтрин Соврези, баронесса де Сервьер. В девичестве – Бэрт.
– Значит, ты – знатная дама?
– Выходит, так, – пожала плечами Кэти.
Допрос продолжался.
– У тебя есть дети?
– Мы с мужем прожили меньше двух месяцев, – с должной долей печали в голосе проговорила Кэти, – нет, детей у нас не было.
– А братья и сестры? Сколько детей родила твоя мать?
– Семерых, но двое умерли еще младенцами, – ответила Кэти, недоумевая, с какой радости состав ее семьи интересует турка.
– От чего умер твой муж? Не была ли это заразная болезнь?
– Он погиб. Это была дуэль, – невозмутимо, с полным самообладанием соврала Кэти, слава Господу, это она успела продумать заранее.
– Остались ли у твоего мужа родственники в Англии или во Франции?
– Возможно, – осторожно ответила Кэти, – Этьенн не успел познакомить меня со всей своей семьей. Мы планировали посетить Францию летом, после окончания сезона в Лондоне. Этьенн надеялся, что мы получим приглашение ко двору и будем представлены Его Величеству.
Выдавая эту полуправду-полуложь, Кэти преследовала вполне конкретную цель: дать понять господину Мехрабу, что она – не последний человек в Британской империи, ее исчезновение просто так не пройдет, и попытка удержать ее силой может закончиться дипломатическим скандалом.
Кэти от всей души надеялась, что ее блеф сработает. И он сработал. Только как-то странно, не совсем так, как она планировала. Она поняла это по лицам супругов, которые стали уж больно довольными. Казалось, своими ответами Кэти доставила им несказанную радость и подтвердила их самые смелые надежды. Тоненький ручеек беспокойства вот-вот грозил превратиться в водопад: Кэти поняла, что выбрала не ту линию поведения. Но менять ее было уже поздно.
В разговоре супругов несколько раз проскользнуло слово «игнлез» – англичанка, и то, как его произносили оба, сказало Кэти, что почему-то ее английское происхождение чрезвычайно важно. Даже важнее, чем предполагаемая знатность и так и не состоявшийся визит во дворец. Наконец, турок жестом велел жене замолчать и произнес длинную фразу. Он говорил медленно и веско, словно судья, зачитывающий приговор какому-нибудь мошеннику или браконьеру. Кэти немедленно прониклась важностью момента и навострила уши.
– Ты – вдова, знатная дама и англичанка, – перевела Лайла, – ты молода и здорова, и твоя фигура говорит о том, что ты можешь родить много детей. Ты будешь подходящей женой для нашего сына – Хамида. Свадьба состоится, как только мы прибудем в Мерсин…
«Ну ничего себе, молоко с пенкой! – едва не вырвалось у непосредственной Кэти, – а говорят, что у женщины не может быть гарема…»
Наблюдая за ее ошеломленным лицом, турок уронил несколько быстрых фраз.
– Ты молчишь? Это значит, что тебе что-то не по нраву. Ты видела портрет Хамида – неужели он не показался тебе достойным мужчиной?
Переводя это, Лайла едва заметно вздрогнула, и Кэти поняла, что вляпалась по самые уши. И от того, что она сейчас скажет, зависит, сойдет ли она с борта «Звезды» в порту как почетная гостья, или же покинет гостеприимную галеру прямо сейчас, посреди моря, зашитая в крепкий мешок. Немедленно припомнилось предупреждение Лайлы, что ее супруг и повелитель не терпит непокорности.
– Я польщена, – медленно и тщательно подбирая слова, проговорила Кэти, – но обычаи моей родины запрещают играть свадьбы так скоро. Венчанию должна предшествовать помолвка, по крайней мере – полгода. И, в любом случае, жених и невеста вначале должны познакомиться.
Выслушав этот лепет, турок снисходительно улыбнулся в бороду, кивнул жене, бросил ей очередную короткую фразу и, не прощаясь, вышел.
– Что он сказал? – спросила Кэти, пытаясь скрыть испуг.
– Он сказал, чтобы ты как можно скорее забыла обычаи своей родины и усвоила наши, – мягко проговорила Лайла. – Все решено, в Англию ты не вернешься. Ты хорошо говорила с моим мужем, – добавила она, – не спорила. Теперь тебе осталось поладить с нашим сыном, и жизнь твоя станет волшебной сказкой.
«Пока она больше напоминает кошмар, – подумала Кэти. – Неужели придется второй раз за полгода венчаться «на скорую руку, да на долгую муку», как говаривала моя маменька».
Глава 13
Новая баронесса де Сервьер оказалась пунктуальной по-королевски. Ровно в пять утра на аллее, ведущей к Вестминстерскому аббатству, показалась прекрасная амазонка на вороном коне, ноги которого облегали искусно сотканные белоснежные чулки. Конь был так хорош, что некоторое время Этьенн мог думать только о нем, почти не обращая внимания на всадницу.
Где, черт возьми, этот безухий умудрился раздобыть в Лондоне за одну ночь такого изумительного коня? Впрочем, раз женщина – жена Этьенна, значит, и конь принадлежит ему. С этой утешительной мыслью мужчина полностью переключился на Джованну. Облаченная в плотный серый жакет и такую же шерстяную юбку с разрезом, в шелковом салатном платке, трепетавшим на груди, и в маленькой шляпке, которая держалась неизвестно каким образом, женщина выглядела вызывающе элегантно. Огненно-рыжие волосы были заплетены в косу и стянуты такой же салатной лентой. Умело управляя норовистым конем, Джованна неторопливо подъехала к Этьенну, восседавшему на лошади саловой масти. Животные деловито обнюхались и, похоже, признали друг друга.
– Мы поедем верхом? – удивился Этьенн, – я думал…
– Наши сундуки отправят в экипаже следом за нами. А нам потребуется свобода маневра, – Джованна тронула повод и направила коня к набережной. Этьенн последовал за ней, неохотно принимая роль ведомого.
– Найти убийцу курьера спустя столько дней… ничего себе задача. Особенно, когда неизвестно кто он и откуда. – Этьенн покачал головой. – След уже остыл. Мэтр, конечно, прав, эту линию нужно отработать, но возможно ли это?
– Если Господь велит, для солдата ордена нет ничего невозможного, – невозмутимо отозвалась Джованна, но, взглянув на вытянувшееся лицо спутника, добавила: – В архивах министерства мэтр нашел любопытную запись. Доклад одного из караульных с заставы по Юго-Западной дороге. Как раз в тот день, вернее, в ту ночь, когда был убит курьер принца, на заставе произошла стычка. Караул пытался задержать подозрительного молодого человека, то ли мелкого наследника, то ли просто деревенского парня. Шпага у него была, но махал он ею как конюх. Впрочем, мерзавец оказался шустрым: убил одного, ранил другого, украл лошадь и ушел от погони лесом.
Второй укол самолюбия за одно утро был еще более болезненным. Уху удалось добраться до архивов министерства! Более того, он заметил именно этот доклад, который, черт возьми, действительно мог оказаться следом.
– Слабовато, – буркнул он, – парень из какой-то деревни исчез где-то в лесу…
– Украденная лошадь имела клеймо. Она была продана в Бристоле, – добавила Джованна, – имя и адрес продавца у нас есть. Такой след тебя устроит, брат? Или же нужно непременно изловить этого парня для тебя, а, желательно, вытрясти из него все, что он знает, и представить тебе в письменном виде?
Глубоко уязвленный отповедью, Этьенн сделал вид, что принял ее за шутку, и деланно рассмеялся. Но охота беседовать с красавицей у него пропала, и путь до постоялого двора они проделали в полном молчании.
Постоялые, или, по-иному, гостиные дворы появились в Британии еще во времена рыцарей, и с тех пор мало изменились. Они представляли собой большие, довольно уродливые бревенчатые, реже каменные строения, расположенные вдоль крупных дорог, обнесенные, либо не обнесенные забором высотой в два этажа, с крепкой дверью, которую не вдруг вышибешь даже ударом лошадиного копыта, с толстыми ставнями и вечным дымком из трубы. На первом этаже располагались кухня и большой обеденный зал, на втором – несколько спален. При дворе, как правило, были небольшой каретный сарай и конюшня, сзади – птичник. Корову обычно не держали, предпочитая брать молоко и говядину в деревнях. Обычно на крыльце, в плохую погоду, постоянно дежурил шустрый мальчишка – сын или племянник хозяев, всегда готовый оказать мелкие услуги: распрячь и почистить лошадей, помочь занести вещи и сбегать в ближайшую деревню за доктором, кузнецом, священником или нотариусом. Иногда за свои услуги мальчишки получали пару монет, чаще обходились даже без «спасибо», но все равно работали старательно, с младых ногтей вникая во все тонкости семейного дела и готовясь со временем стать хозяевами двора.
Такой мальчишка нашелся и здесь: лет десяти, с неприлично отросшими белобрысыми волосами, спрятанными под шерстяную шапочку, в добротной городской одежде, пошитой бережливой матерью явно «на вырост», он сидел на перилах крыльца, как петух на насесте, ожидая очередного заработка. Едва мужчина и женщина подъехали, он спрыгнул и по-хозяйски подхватил под уздцы сразу обеих лошадей.