ь, что прошла вечность, хотя к тому моменту не прошло и минуты. Тишину разбавлял плеск покачивавшейся воды, чьё гулкое эхо, отражаясь от стен, заполняло помещение, создавая некую многослойность звуков.
Каннингем считал про себя время. Сейчас минуло минуты три, пошла четвёртая.
Произойдёт ли что-то?
Ситуация, подумал офицер, очень походила на его былые, опасные времена на службе и одновременно на детскую игру. «Заранее сожалею». Карлсен допускал, что может дать маху.
Горькая мысль была не вовремя. Каннингем продолжал сосредоточенно считать и следить. Четыре с половиной.
Да. Детская игра в прятки. В комнате с выключенным светом. Один спрятался в воде, другой за шезлонгом, а третий… Чёрт побери!
Пол Каннингем сглотнул сухим горлом. Он может поклясться, что на противоположной стороне за колонной кто-то есть. Кто-то стоял и наблюдал за ним. Как?.. Но никто не мог войти сюда после него незамеченным… Значит, убийца вошёл сюда раньше? Карлсен просчитался? Как же глупо, как… Вот так сорвать всю операцию! Почему этот самоуверенный кретин не сказал спрятаться раньше! Что теперь делать?
Он потерял счёт времени. Должно быть, уже минут пять с половиной прошло. Предел Адама – шесть с половиной. Через минуту он либо вынырнет, либо попробует продержаться. Но человек за колонной не посмеет выпрыгнуть теперь! Он дождётся, пока все уйдут, и не выдаст себя. Взять и резко включить свет? Этим ничего не докажешь. Гость мог оказаться тут случайно – скажет, гулял и решил заглянуть. Что такого…
Мысли оборвались мгновенно. Чей-то неясный силуэт неслышно пролетел через помещение. Человек был либо босой, либо в мягких тапочках. От него не доносилось ни звука, словно это была тень. И эта тень спешила, надеясь сделать своё дело очень быстро. Значит, за колонной никого нет? Показалось? Сколько времени оставалось?
Кто это был?
Тень пронеслась к воде, встала на колени, поднесла к лицу секундомер – шесть с половиной.
Карлсен ещё держался.
И чьи-то руки нырнули в воду и уверенно стали в ней шарить. Как только они упёрлись в голову норвежца, мгновенно скользнули к его шее, схватили и начали душить.
Парнишка нисколько не просчитался, чёрт его подери!
У Каннингема отлегло от сердца, и он выскочил из своего укрытия, совершив ловкий захват сзади за туловище, мигом оторвал смертоносные пальцы от шеи Карлсена. Преступник сопротивлялся как мог, но сил в Каннингеме оказалось не меньше, чем в тот день, когда он видел Айседору Дункан живой и пляшущей. Он повалил человека на живот, заломив ему руки за спину.
Вынырнула наконец голова Карлсена, издав мучительный протяжный вдох.
– Вы в порядке? – бросил Каннингем.
Карлсен, откашливаясь, с трудом смог произнести:
– Раз… кхм… я вас слы… кхм… кхм… слышу, значит… беспокоиться… кхм… не о чём…
В помещении зажёгся основной свет – Матей стоял у колонны с выключателем.
– Ах, Матей, за колонной были вы! – Каннингем засмеялся. – А я думал, что пошло прахом наше дело!
– Я попросил Матея подстраховать вас… на всякий случай, – уже нормально выговаривал Карлсен. – Но вы… в блестящей форме, сэр!
Он перевёл взгляд на человека, которому в спину впивалось колено Каннингема. И, откашлявшись ещё раз, сказал:
– Так и знал…
Глава 4
Утром светило солнце, как и обещал заботливый хозяин горы месьё Фабьен. Впереди – долгожданный спуск на лыжах. Но прежде Полу Каннингему вместе с остальными предстояло выслушать Карлсена.
Молодой человек взял слово во время завтрака.
– Миссис Робинсон, уверен, была прекрасным человеком. Но у неё имелась слабость – вникать в чужие дела, мягко говоря. Во время бесед со мной её родственники поведали о трудностях, возникавших в семье. А её сестра вдобавок однажды заметила, что длительная поездка в чужую страну способна обнажить недостатки человека.
В этом семейном путешествии случилось, мне кажется, всё и сразу: миссис Робинсон, оказавшись в новых обстоятельствах и потакая собственным слабостям, лезла в дела других больше, чем следовало, а члены семьи отвечали на её поведение раздражением, криками и даже нервными срывами.
В один из дней накал достиг предела, результатом которого стала смерть миссис Робинсон. Кто-то возразит: могут ли семейные перепалки вылиться в убийство? Я бы ответил – могут, при определённых обстоятельствах. И, расследуя эти обстоятельства, я скоро пришёл к выводу, что дело оказывается весьма простым.
Я представлю вам факты.
Самый лёгкий вопрос: кто украл веронал?
Очевидно, что Коннор. На фуникулёре мистер Робинсон попросил у него консервный нож, Коннор ответил, что ножа у него нет, и настоял, чтобы ему передали бутылку. Как только бутылка оказалась у него, консервный нож вдруг нашёлся. Почему Коннор соврал про нож? Разумеется, чтобы самому открыть бутылку. Он знал, что веронал хорошо растворяется в алкоголе и что Тамара Робинсон пила спиртное крайне редко. Упустить возможность он не мог. Теперь он проделывает ещё один трюк – проливает немного ликёра на сидящего рядом брата, чтобы тот, будучи раздражённым, вытирая брюки, случайно не заметил, как Коннор добавляет веронал в бутылку.
Далее. Зачем Коннор украл снотворное?
Мисс Нортон сообщила, что веронал пропал у неё на корабле. Значит, ответ следует искать там же.
На круизном лайнере Коннор знакомится с девушкой, но первое свидание оборачивается для него позором – рядом возникает мама и парой фраз делает ситуацию катастрофически неловкой. Я сразу представил, что я сделал бы на месте скромного и неуверенного в себе человека: пошёл бы в каюту тёти и взял у неё снотворное, чтобы затем подсыпать маме и предотвратить неловкий инцидент на втором свидании. Но второго свидания не случилось. Девушка, не оставив никаких контактов, покинула корабль раньше запланированной даты. Это был, несомненно, удар для Коннора, человека, чья самооценка была и без того на нуле.
Но зачем он решил воспользоваться вероналом на фуникулёре? Вероятно, встретил кого-то ещё, с кем не хотел знакомить свою маму?
Карлсен покачал головой:
– Думаю, дело несколько в другом. В Любляне к нему подошёл человек, сводник, с приглашением посетить сапожную лавку, скрывающую в своих тайных комнатах нелегальное заведение. И я убеждён, что Коннор, до сих пор пребывавший в эмоциональном возбуждении и стрессе, решил таким случаем воспользоваться. Где ещё набираться опытности и уверенности в общении с женщинами, как не в борделе? Тем более такому человеку, как Коннор, чьи отец и брат никогда не считали важным помочь ему в этом вопросе.
Однако оставалась всё та же проблема – пристальное внимание миссис Робинсон к своему окружению. Коннор понимал, что, узнай мама о его похождениях, о них узнают все. Для слабой психики Коннора это было бы очередным унижением. А Тамара Робинсон, как мы знаем, была крайне наблюдательна. Она вполне могла узнать или понять по каким-то мелочам, что её сын посещал женщину определённого типа. Нет, её необходимо было усыпить как минимум на несколько часов. И возникшая бутылочка с ликёром показалась Коннору подходящим случаем. Мисс Бёрч со своего места видела, как Коннор добавил порошок в напиток своей матери, и решила, что на её глазах происходит убийство.
Миссис Робинсон вскоре скончалась. И Коннор, придя к выводу, что он, не рассчитав дозу, случайно убил маму, не выдержал и принял остаток веронала, попросив у всех прощения.
Адам Карлсен сделал паузу.
– Я уверен, что Коннор Робинсон – именно такой, каким мы все его знаем. Патологически добрый и светлый человек с открытой душой и чрезмерной скромностью. Я точно могу заявить, что у него никогда не было намерения убивать свою маму. И главное тому доказательство я получил ещё до знакомства с ним. Дело в том, что несколько дней назад в Любляне я зашёл в аптеку, чтобы купить аспирин. Передо мной зашёл молодой человек, впоследствии оказавшийся англичанином по имени Коннор Робинсон. И вот какое дело: он пытался купить люминал – соль снотворного действия. С собой у него был рецепт, но я уверен, что он его подделал. В этом же была уверена и аптекарь, потому, разумеется, наотрез отказывалась продавать препарат.
Люминал – это снотворное средство, созданное как более безопасный заменитель веронала. Но зачем Коннору покупать слабое средство, если у него уже имелся на руках веронал? Ответ очень прост: он боялся навредить своей маме. Но так как люминал ему не продали, ему пришлось воспользоваться вероналом.
Тем не менее миссис Робинсон умерла после того, как выпила ликёр. Значит, веронал всё-таки убил её?
Какие ещё могли быть варианты?
Я стал рассматривать версию о том, что миссис Робинсон… гм… умерла от горя. «Умереть от горя» – такую фразу часто встречаешь в романах или чьих-то рассказах. Но, друзья мои, Тамара Робинсон не испытывала никакого горя. Даже после письма от её мужа, написанного в тяжёлом и оскорбительном тоне. Мистер Палмер подтвердил, что она очень быстро пришла в себя. Даже после ссоры с дочкой. Нет. Миссис Робинсон была в своём обычном настроении. В настроении, чтобы, например, устроить спектакль по дороге в отель «Мамонт».
Я уже говорил, что эта история непроизвольно напоминает мне сказку о мальчике, вравшем, что к деревне подошёл волк.
Но что, если в этот раз миссис Робинсон в самом деле чувствовала себя плохо? Может, мы напрасно считаем её выдумщицей, способной ставить гениальные мизансцены вроде падения с лестницы в расчёте вызвать у мужа чувство вины? Я не сомневаюсь, что падение действительно было лишь частью игры Тамары Робинсон. Но почему тогда она легла на пол, как только все вышли из фуникулёра? Ответ только один – ей действительно было плохо.
А почему ей стало плохо и притом так скоро? А может, я что-то пропускаю? Мы так сосредоточились на веронале, а меж тем и Леонард, и Мэри, и мистер Робинсон, и мисс Нортон могли подсыпать в ликёр что-то ещё. Какой-то яд, какой-то наркотик, который бы подействовал почти мгновенно. Например, известно, что тот же люминал усиливает действие другого барбитала, и в сочетании с ним веронал уж точно мог бы стать причиной смерти миссис Робинсон. Кто из членов семьи мог знать такие подробности? Разумеется, мисс Нортон, в прошлом – медсестра. Но вот какое дело: миссис Робинсон стало нехорошо ещё в автобусе. Тогда, может, психосоматика? Миссис Робинсон могла перенервничать после ссоры с Мэри…