— Нам неизвестно, знал ли об этом Игорь. — Ксения не сразу сообразила, что Ласов имеет в виду Горчаковского, и отметила, что у президента есть манера называть людей своего круга по именам, без фамилий.
— Вопросы, вопросы. — Трешнев вздохнул. — Расплели мы уже немало, но загадка убийства Горчаковского остается. Там ведь еще висит какая-то любовная история, с ним связанная… Как говорится, без поллитры не разберешь. Хотя, увы, здесь нам этого не светит… Инесса, ты с собой не прихватила?
— Андрон, войди в рамки!
— И я не прихватил. В этой суете вылетело из головы. Странная особенность этого фуршета: ведь журналюги пьют в два горла и предпочитают водку. А водки как раз и не будет.
— Но вино у них всегда хорошее, — внес умиротворяющую ноту президент.
— И закуски — не придерешься! — подхватил Караванов.
— Все так, — кивнул Трешнев. — Но именно закуски этого фуршета и требуют, как говорили у нас в старину, большой водки!
Утиное эхо
Телефон прозвонил в начале девятого.
Домашний.
Трешнев:
— С тех пор как ты сменила телефон («Интересно, он помнит, по какой причине?»), все время его теряю…
— А ты что, не забил его в список?
— Вроде забивал, но он как-то исчезает.
Фирменный союз раздолбайства и въедливости «Трешнев и компания».
— Записывай еще раз!
— Погоди. Что расскажу! Сейчас прочитал в Яндексе: считают, что утиное кряканье не дает эха. А на самом деле эхо есть, но очень короткое. То есть мы покрякали-покрякали — и получили результат. Или результаты.
— А именно?
— Иду я вчера после фуршета домой, никого не трогаю — и вдруг…
— Неужели и на тебя напали?!
— Своеобразно. Недалеко от дома — я шел от метро дворами, подходят ко мне, как из-под земли выросли, два паренька гастарбайтерского вида. Сейчас таких по Москве болтается не меньше, чем аборигенов, сама видишь…
— И просят закурить?
— Отредактируем эту фразу для придания восточного колорита: «…и просят подкурить». Или лучше: «…и предлагают подкурить»… Ладно. Не буду отвлекаться. Предлагают мне купить у них газету. Литературную. Такой я прежде не видел. Называется «Новая литературная газета». Со старой «Литературкой» ничего общего, только логотипы похожи… Но это я дома рассмотрел. А в темноте думал о том, чтобы сгруппироваться на случай нападения.
— Как понимаю, не напали?
— Ложная тревога. В их планах этого не было. Я, разумеется, от газеты стал отказываться, они — снижать цену: с полтинника до двадцати рублей дошли. Выручил меня очередной джип, крутящийся по двору в поисках места для ночлега. Тогда ребята просто ловко сунули мне газету под мышку и убежали… Дома незамедлительно взялся за просмотр — полуночные разносчики газет просто так не появляются. Номер датирован сегодняшним числом, то есть свежайший. И сразу понятно, зачем мне его совали. Здесь огромная, на разворот, статья. «Посмертная тайна Игоря Горчаковского»…
— А в ней что? Кто автор?
— Ты знаешь, как говорит Валя Задорожнев, выключая свою аппаратуру: это не телефонный разговор. Сегодня в полдень в особняке Кекушева — поздний завтрак: представление новой литературной премии «Таруса». Это в Глазовском переулке, метро «Смоленская»… Там встретимся и все обсудим.
В знаменитом модерновом особняке Льва Кекушева Ксения обнаружила немало членов Академии фуршетов. Кроме Гаврилы Бадова и Егора Травина, здесь были Данил Файзов и Юра Цветков, супруги Верстовские и Варламовы, Карина и Адриан, зорко высматривающий халявщиков Гриша Бурцевич, фотографы Степан, Виктор Васильевич, Аркадий Штыпель и Маша Галина, Люда и Марианна… Андрей Вершунов о чем-то тихо говорил с Сергеем Шаргуновым.
— Что ж, — сказал Трешнев, комментируя кворум, — Таруса — место очень литературное. Всем интересно, куда это повернется.
Инесса тоже появилась — вновь попеняв Трешневу, что он не подождал ее у метро.
— Показывай твою газету, — потребовала Ксения.
— Интересно же! — подхватила Инесса.
Значит, он и ей звонил.
Но почему нет?!
— Погодите немного. Надо осмотреться. Создать атмосферу для обсуждения…
Подозвал Гаврилу и Егора, показал статью.
— К нам в Клуб с утра целую пачку принесли. Какой-то курьер. Для безвозмездной раздачи, — сказал Гаврила. — А чего вы ждали, Андрей Филиппович?!
— Хотелось бы узнать, что дело расследовано.
Подошли Адриан и Карина.
Увидев газету, Адриан махнул рукой.
— Она уже вчера в Литературном музее лежала, на вечере Сережи Сальтисона. Читай — не хочу!
С улицы вошел Сергей Иванович Чупринин.
Компания нестройно, но радостно поздоровалась.
Маститый историк современной литературы, бросив равнодушный взгляд на газету в трешневских руках, пристально посмотрел на бойцов фуршетного фронта.
— Ребята, как вы не устаете?! — спросил с интонацией вечного искателя научных истин и, не ожидая ответа, двинулся к столу, где уже рассаживались организаторы премии и члены будущего жюри.
— Открывается второе дыхание, — пробормотал Трешнев.
— А потом третье! — подхватил Гаврила.
— С нами не соскучишься! — подвел итог Егор.
— Значит, вы читали? — спросил Трешнев. — И вас это не впечатлило?!
— Я не читал! Что «не впечатлило»?! — к ним подошел неутомимый филологический путешественник Георгий Орестович Беркутов. Верный его ученик — дюжий Гаврил Амиранов тащил за наставником огромную сумку.
— Гоша! Чтобы ты да не читал?! — удивился Трешнев.
— Только что с поезда. Хорошо, что Гаврилка меня встречал и сразу сюда притащил.
— Значит, в поездах и на вокзалах они пока что эту газету не раздавали… — задумчиво заговорил Трешнев.
— Что это за газета? Я такой не видел! — Беркутов развернул большеформатные листы.
— И не мог видеть: это первый номер!
— Кто издает?
— Поди разбери! Редактором записана какая-то Надежда Пасюкова-Железнова. Кто знает такую?
Все молчали.
— Псевдоним, — неуверенно сказал Адриан.
— Или чья-то подружка, получившая газету в подарок, — высказал свое предположение Гаврила.
— Учредителем значатся «СТАН», «Бестер» и еще несколько крупных издательств и книжных торговых домов… Пестрый, однако, союз.
— Среди обозревателей есть Глеб Кирилкин и Денис Димитров… Может, Денис что-то прояснит… — так же робко, как супруг, предположила Карина.
— Это вряд ли, — твердо сказал Беркутов, всматриваясь в подпись под статьей «Посмертная тайна Игоря Горчаковского». Там стояло: «М.Арин, Ульяновск — Мюнхен». Что это за блуждающая фигура? Я такого не знаю.
— Ну, если ты, Георгий Орестыч, не знаешь, мы — подавно, — признал Трешнев.
— Андрон, а что в статье? — спросила Инесса. — Скажи коротко.
— Если коротко, то здесь подробно восхваляется «Радужная стерлядь». Говорится, что в ней Горчаковский вывел современную литературу на новые высоты, художественно воплотил попытки многих писателей придать постмодернизму живое дыхание…
— А про «Кизиловый утес» есть что-то?
— Думаю, ради этого статья и написана! Эта история с куском из турецкого романа крутится так и эдак, даже с уходом в дебри текстологии… Почитаешь — тебе будет даже интересно, как они — или он, этот М.Арин, — заваливают всяческим хламом точнейший в литературоведении раздел… Но — никаких указаний на известные обстоятельства дела. Точного названия самого романа нет. Истории с задорожневскими авантюрами нет подавно.
Члены Академии фуршетов внимательно слушали, только Беркутов всматривался сквозь очки в строчки.
— Они здесь и суждение Михаила Шишкина приводят.
Георгий Орестович стал читать:
— «Хочу написать идеальный текст, текст текстов, который будет состоять из отрывков из всего написанного когда-либо. Из этих осколков должна быть составлена новая мозаика. И из старых слов получится принципиально новая книга, совсем о другом, потому что это мой выбор, моя картина моего мира, которого еще не было и потом никогда не будет…»
Беркутов обвел всех проницательным взглядом.
— «При этом “обыкновенный” читатель, разумеется, не обязан непременно угадывать, откуда взята та или иная фраза. Мне важно, что идеальный читатель знает все».
— Господа, а вы кто: читатели обыкновенные или идеальные?
— Читай, Георгий Орестович, читай, — поощрил Трешнев.
— «Слова — материал. Глина. Важно то, что ты из глины слепишь, независимо от того, чем была эта глина раньше…»
— Все-таки я хотел бы уточнить. Передохни, Гоша. — Адриан заглянул в газету. — Как-то у него неправильно слепились глина из карьера — словарный состав и уже готовые шедевры. Гжель. Керамика Раку. Кузнецовский и мейсенский фарфор. Буккеро… Ну, вы понимаете…
— Брось, Адик! — Беркутов снова вперился в газету своим натруженным взглядом многочитающего человека. — Вся эта цитата — ради последней фразы. «К счастью, людей, которым литература важнее, чем окололитературные скандалы, много». То есть мы — скандалисты, а эта литература следующего измерения — всем помощь и отрада, а глядишь, и несказанный свет.
— Так что теперь у тебя, Адриан, грандиозные перспективы, — подхватил Трешнев, — можешь перелицовывать свои переводы в собственные тексты! Открывайте с Кариной новый литературный проект!
— Вы что, ребята, дурачитесь! — воскликнула Инесса. — Какая же это литература?! Ведь все со школы усвоили: за списывание двойка, а то и кол!
— Это не списывание, а творческое преображение…
— Мы не опоздали?
Подошедший к ним президент был с очень приглядной брюнеткой Ксениного возраста.
— Знакомьтесь, господа, это Галина, мой гастроэнтеролог. Хочет приобщиться к миру современной литературы.
— Прекрасно! — оживился Трешнев. — Вот мы Галину и спросим, что она из нашей современной литературы читает?
— Э-э! — улыбнулась Галина. — Какой вы хитренький! Так сразу вам все и выложи! Мое чтение — это мое чтение. Я, может, вообще без вашей литературы обхожусь. Я, может, сюда пришла не о себе рассказывать, а вас послушать. Что вы мне, читателю, предложите?