– Это довольно распространенная ошибка, должен признать. Урсула вам говорила что-нибудь о визите к доктору Колмену?
– Сказала, что ничего даже сравнимого не было с тем, что делал доктор Клегг. Колмен только послушал сердце в одной-двух точках, и все.
– И после этого прочел ей наставление о здоровье?
– Именно так. Она сказала, что он еще хуже старого Шора – а это многое значит. Вы не знаете доктора Шора?
– Знаю. И сочувствую Урсуле. Зачем мистер Фринтон ездил с ней к доктору Колмену?
– Убедиться, что она пошла на прием, я думаю.
– Но она же не возражала против осмотра? Она была уверена, что он только подтвердит заключение доктора Клегга?
– Дядя Хьюберт этого не знал. Он думал, что она бунтует против него и доктора Шора. Должна сказать, он всегда был с ней очень мил. А она с ним иногда очень груба.
– У нее же было решающее преимущество? Могла просто выставить его из Уэйкли.
– Она бы никогда так не поступила. Всегда говорила, что ему это имение гораздо дороже, чем ей.
– Или Реджинальду.
– А Редж любит возиться в земле, но не думаю, что ему так уж важно, где это делать.
– Вы не считаете, что он привязан к Уэйкли не меньше своего отца?
– И близко нет.
«Вот тебе и все», – мысленно усмехнулся Дэвид, вспоминая слышанное из других источников. Но разрабатывать тему не стал, а поднялся, чтобы проститься.
– Большое вам спасибо за ценную помощь. Не стану больше отнимать у вас время.
– Вы это так естественно сказали! А очень многие думают – правда, сейчас таких уже меньше, – что в ночной работе есть что-то комическое.
– Врачи так не считают – совсем напротив. Их, можно сказать, не няньки растят, а ночные сестры.
Следующая встреча у Дэвида была с адмиралом Фергюсоном, но она должна была состояться только после ленча. Остаток утра он провел, прогуливаясь по Харли-стрит и ее окрестностям, снова и снова проходя мимо таблички доктора Мориса Колмена в надежде, что покажется какой-нибудь пациент или даже сам врач. Но либо в его бизнесе выдалось затишье, либо Дэвиду не везло со временем. Дверь была закрыта каждый раз, когда он проходил мимо, и ничье лицо в окне не привлекло его взгляда и не возбудило любопытства. И параллельно с этим Дэвид сделал еще одно неприятное открытие: полицейского наблюдения за кабинетом доктора Колмена не велось.
Сэр Иэн Фергюсон принял Дэвида в своем клубе и провел в уединенный угол, где их не могли подслушать.
– Сразу вам скажу, что у меня был насчет вас разговор со Стейнсом, – начал адмирал. – Я хотел выяснить положение вещей.
«И не выдать ничего, что хочешь оставить при себе», – подумал Дэвид, которого сразу восхитил этот шотландец.
– Да, может показаться, что я здесь человек совершенно лишний, – согласился Дэвид. – Но меня подключили к этому делу в несколько необычном аспекте, что, впрочем, пока не дало результатов, на которые я надеялся. С другой стороны, у меня нет ощущения, будто я зря трачу время, и чем дальше заходит расследование, тем интереснее оно выглядит.
– Я не имел намерения намекнуть, что вы зря тратите свое время или чье-нибудь еще. На самом деле Стейнс сообщил мне, что вы дали ему пару полезных наводок.
– Очень любезно с его стороны, – вежливо кивнул Дэвид.
– Ну, он вообще неплохой человек. По-своему умный и невероятный трудяга. Сразу уловил смысл, когда я обратился к нему по поводу этого врачебного заключения. Вы же тоже по его поводу?
– На самом деле я по поводу доктора Колмена. Мне все известно о медицинских заключениях Урсулы Фринтон, точнее, миссис Дункан. Но, как я понимаю, вы встревожились еще до того.
Сэр Иэн рассказал ему о желудочном больном, избежавшем призыва.
– Полагаю, вы об этом доложили властям Шорнфорда, сэр Иэн?
– Да. Но, конечно, у дела были далеко идущие последствия, и его передали в руки Скотленд-Ярда. Доктор Колмен выдал немало заключений, но большая их часть подлинная. В том смысле, что у соответствующих пациентов на медкомиссиях обнаруживались диагнозы, им поставленные. Пока только в четырех случаях его диагнозы были взяты под сомнение, а потом признаны неверными.
– Но это же слишком много для выдающегося специалиста?
– С нашей точки зрения – да, слишком много. Но, как я понял, не с точки зрения суда.
Дэвид закурил сигарету, отметив про себя горестную правду последнего утверждения.
– Из слов Стейнса следует, что вам что-то известно о докторе Колмене помимо этих случаев, – сказал он после короткой паузы.
– Да. Тот факт, что мы с ним виделись однажды, когда я был в Канаде. Сколько-то там лет назад. Я тогда еще состоял на действительной службе. Меня интересовали больницы и их организация, и я ездил по стране, видел много интересных вещей и встречался с интересными людьми. В числе которых был и профессор Морис Колмен с его отлично организованным учреждением. Лаборатории были превосходны, и в их числе жемчужина: частная, укомплектованная собственным персоналом – лаборантом и секретарем. Потом он мне однажды прислал экземпляр своей статьи по вторичной анемии. Я его поблагодарил, конечно, но с тех пор он никак не проявлялся.
– И вы удивились, наверное, когда его имя появилось на заключениях и стало известно, что он в Англии?
– Более чем удивился. Я узнал почерк прежде, чем дошел до подписи. Попытался с ним связаться, но не получилось.
Сэр Иэн откинулся в кресле и посмотрел на Дэвида серьезно и мрачно.
– Вы хотите сказать, что он отказался с вами увидеться?
– Не так определенно. Мне позвонила его секретарша, когда я отсутствовал, и сообщила, что его сейчас нет в Лондоне. Я вновь попытался, но на этот раз вообще никто не ответил. Тогда я связался с парой его сверстников и однокашников, узнал, что с одним из них он обедал. Другие не подозревали о его возвращении, и им это было неинтересно. Конечно, я не очень хорошо его знал, и он не был в Англии много лет. Но все же мне это показалось странным. Думаю, вы знаете от Стейнса, что одного из держателей фальшивых заключений привел за ним к Колмену Реджинальд Фринтон. Случайно я выяснил, что человек, рекомендовавший Колмена Фринтону, – член вот этого клуба. Я думал, он поможет мне связаться с нашим специалистом, но ничего не вышло.
– Но почерк был действительно его? И, полагаю, полиции известно, провожали ли его друзья из Канады, ну и так далее?
– Думаю, все это было проверено или проверяется сейчас. Почерк верный. Я дал Стейнсу письмо, которым он сопроводил экземпляр статьи, и почерк совпал.
– Скотленд-Ярд его видел?
– Я так понял, что да. Очевидно, Ярд устроила его идентичность, все документы и паспорт в порядке. Поскольку приехал он за год до войны, трудностей с переездом не возникло. Хотя я думаю, что Ярд ждет сообщения из Канады. Но кабинет на Харли-стрит он открыл лишь с началом войны. Фактически он принял дела другого врача, ушедшего в армию, так что ему сразу досталась готовая практика, хотя из-за войны не очень активная. У него есть и английский, и канадский дипломы, так что здесь затруднений не было. По-моему, этот человек понимает, что делает, ведь выдача таких заключений за деньги есть государственная измена или очень близко к тому, и вряд ли он станет рисковать, встречаясь с кем-либо, знавшим его раньше или как-то связанным с медкомиссиями.
– Вы не пытались встретиться с ним, так сказать, случайно, где-нибудь на улице возле его кабинета?
– Такого рода вещи я оставляю полиции, – холодно ответил сэр Иэн.
Дэвид почувствовал, что настало время попрощаться с адмиралом.
Глава 13
Через день после поездки в Лондон Дэвид снова посетил Шорнфорд. У инспектора Стейнса свежих новостей не было, зато он смог сообщить подробности о парикмахерской, где Урсула провела часть утра в день своей гибели.
– Вам много труда стоило это выяснить? – спросил Дэвид.
– Никакого. В усадьбе все всё знали. Это одно из трех главных заведений, куда ходят все Фринтоны.
– Как это – все?
– Большая парикмахерская на Восточной улице, владелец – Макмиллан. Магазин и мужское отделение на первом этаже, дамское на втором.
– Понимаю. Мужчины семьи Фринтонов на первом этаже стригутся и покупают лезвия, а дамам моют и причесывают головы на втором.
– Именно так. Но это нас ни к чему не ведет.
Дэвид подумал, что надо бы самому это подтвердить, вышел из участка и направился на Восточную улицу.
По обе стороны двери парикмахерской Макмиллана располагались витрины, где на сиреневом атласе были выложены туалетные аксессуары. Они явно не предназначались для продажи. У конторки молодая женщина с ярко-желтым вихром в темно-русых волосах исполняла одновременно функции продавца и кассира. Кроме того, она отвечала на телефонные звонки, и разговаривать с ней, как вскоре обнаружил Дэвид, было непросто.
– Что вы хотите знать? Минутку. Алло! Да? Записаться? Нет, мадам, только на третьей неделе следующего месяца. Очень сожалею. Нет, мадам. Когда в последний раз стригся мистер Фринтон? Вот уж чего не помню. Минутку. Да, сэр, вот сюда, прямо, там мужское отделение. А зачем вам? Нет, мадам, нет помады. Спасибо, мадам, возьмите сдачу. Спасибо, мадам.
– Я вижу, вы очень заняты, – сказал Дэвид, отчаявшись навести справки нормальным способом. – Но мистер Фринтон особенно хотел бы знать, может ли он записаться на то же самое время в тот же день, а у меня, боюсь, хватило глупости забыть день и час, которые он мне назвал.
– На какой день недели хотите? Извините. Да, сэр, ваши шесть лезвий. Только сейчас смогла их для вас сберечь. Но друзьям не показывайте, ладно, сэр? Ну, никогда ведь не знаешь. Ваша сдача. Спасибо, сэр. Что вы сказали? А, ну да, наверное, в книге есть, раз это мистер Фринтон. Постоянных клиентов мы всегда готовы записать, особенно если они живут не в городе. Вы не посмотрите сами? Боюсь, у меня нет на это времени.
Дэвид с большим энтузиазмом воспринял это предложение и отступил к краю конторки с книгой записи мужского отделения. Вскоре он нашел там Реджинальда и не удивился, что тот был записан на дату смерти Урсулы. Когда парикмахерская наконец опустела, он показал эту запись девушке за конторкой.