– Хорошо, я уйду. Но обещайте встретиться со мной потом, где-нибудь в городе.
Он полез за визиткой.
– Пожалуйста, вам нельзя здесь находиться.
– Да почему? Что со мой может произойти? От церкви отлучат?
Она не отвечала, отвернувшись, стояла над горкой грязной посуды. Андрею были видны только ее чуть выпуклый лоб и высокая скула. Пауза затянулась. Андрея начинало злить это неприятие.
– Со мной что-то случится? Как с вашими учениками, да?
Анна резко повернулась, с изумлением и болью глядя ему в глаза.
– Или как с теми, у кого вы брали интервью?
Андрей сделал еще шаг. Она отступила, повернулась к нему.
– Я… ни в чем не виновата… Ее пухлые губы дрогнули.
– А никто вас ни в чем и не обвиняет. Просто поговорите со мной об этом. Почему вы не хотите?
– Вам надо немедленно уйти. Это может… плохо кончиться… для вас и для меня…
Андрей сделал еще шаг, положил на угол стола визитку.
– Я буду в отъезде пару недель. А потом… Появитесь в городе – позвоните коллеге. Мы оба журналисты и знаем, как добывать факты. Ведь я все равно докопаюсь до правды, так что лучше расскажите все сами.
Анна отвернулась, нервно дернула головой. Казалось, она сейчас заплачет, а Андрей, как всякий мужчина, женских слез не переносил органически.
Едва он успел прикрыть дверь снаружи, в коридоре появилось несколько женщин, более молодых.
– Ой, а что вы здесь делаете? – удивленно спросила одна. – Сюда посторонним нельзя.
– Да вот как раз выход ищу – заблудился в ваших переходах. У матушки поди уже все съели, пока я тут плутал.
Когда Андрей почти бегом вернулся в канцелярию, на время ставшую трапезной, благочинный, сидя в кресле, что-то рассказывал; присутствовавшие благоговейно внимали. Андрей встал у стены, стараясь отдышаться – его еще било нервной дрожью.
Не слишком ли резко он говорил с Анной? Почему она так упорно просила его уйти? Боялась, что застанут? Ну и что с того? Она даже не послушница. Да и вторжение было целиком на его совести…
Андрею почему-то расхотелось ехать в Египет. В голове звенело от обилия противоречивых мыслей, он усилием воли заставил их успокоиться и улечься. Вечером он все обдумает.
Благочинный закончил монолог, не без труда поднялся и, осенив присутствующих крестным знамением, вместе с многочисленной свитой удалился. Через некоторое время и главред, благостно разомлевший, сделал Андрею знак – давай-ка на выход.
Весь остаток дня Андрей находился в странном состоянии – словно наблюдал себя со стороны, а собственные мысли и чувства ему передавали через какого-то весьма равнодушного посредника.
Да, он добился своего – нашел Анну К. и… не обнаружил в ней ничего дьявольского – в простецкой Тамарке какой-то темноватой загадочности и то было больше. Теперь, вместо того чтобы развить успех, он складывает манатки, готовясь лететь за границу.
«А не сдать ли этот тур к чертовой бабушке?» – несколько раз подумал он.
Андрей отмахивался от этих мыслей, как от проснувшихся в тепле мух, – что это за птица Анна К., чтобы ради нее отказываться от добытого тяжкими усилиями отдыха? Хотя, кто станет отрицать, девушка она весьма привлекательная.
Тугой комок цеплявшихся друг за друга мыслей разорвала трель телефона.
– Христос воскрес, голубок, – промурлыкал в трубке голос Тамары.
– Воистину воскрес, киска, – машинально ответил Андрей, начисто забывший о прощальном ужине, обещанном информаторше.
– Давай встретимся пораньше – я завтра с первой электричкой уезжаю.
– Мм, ну ладно… А где?
– Ну, тут уж ты главная. Позвони, когда готова будешь, я подбегу.
«Отделаться бы от нее побыстрее», – гаденько подумал в нем кто-то посторонний.
– Анька там тебе не попалась? – спросила Тамара, когда они сидели в ресторане и болтали о том, как встретили Пасху.
«Проверка, что ли? – мелькнуло в голове. – Сознаваться или нет?»
– Может, и попалась. Я смутно представляю, как она выглядит, а народищу там было – пушкой не прошибешь. Во всяком случае, у матушки на разговении девиц моложе сорока не было.
Во время пребывания в стране фараонов и пирамид Андрей открыл замечательный способ продлить отпуск по крайней мере вдвое – надо было сильно хотеть вернуться на любимую работу.
Окрестности Шереметьева-2 встретили нежным зеленым дымком, окутавшим подмосковные рощицы. Наступила настоящая весна.
«Интересно, – размышлял Андрей, катя из аэропорта, – там уже речки в берега вошли, озерца подсохли? Вызвать моих метафизиков, нет?»
Мысли об Анне К. слегка поблекли к концу поездки, он решил, маловато двух недель для того, чтобы полностью расслабиться…
– Ух, паленым запахло! – вскочила ему навстречу Валя. – Небось с пляжа не выползал?
– Да что я – тупой? Я активным отдыхом был занят.
– Ты чего – прямо со станции? – уточнил Борода, радостно и чуть хищно озирая его поверх лекторских очков.
Главному Андрюша привез необъятную яркую рубаху, Вале – серебряный браслетик, а Костику маску жуткого, не египетского даже, скорее африканского демона, чуть напоминавшего любимого главного редактора взглядом выпученных черных глаз.
– Ну чего, богатырь, есть настроение поработать? – спросил Борода.
– Да, у меня же задел есть. Надо эниологов на место везти.
– Для тебя забойная темка имеется! Я специально от Константина утаил – для тебя берег!
«А стоило ли?» – меланхолично подумал Андрей.
Он привез из Каира дорогущую, богато иллюстрированную книгу о православных храмах Эфиопии – это был хороший предлог нанести визит в обитель и попросить у матушки разрешения повидаться с Анной К.
– И чего за темка-то?
– Махинации с квартирами…
Дома Андрей стер со стола пыль, принялся просматривать документы.
Некая местная дама не первой молодости возьми да и выйди – официально, через ЗАГС – за безработного гражданина Украины. С занятостью у него в Московской области тоже не получалось, жил хитрый хохол на содержании не чаявшей в нем души русской дуры. Свободное время и женины деньги, выданные в качестве карманных, ловкач употребил на то, чтобы прописать в ее двухкомнатной квартире маму, папу, брата с семьей и дочь от первого брака. В один прекрасный день раздухарившийся супруг стал воспитывать кулаками двенадцатилетнюю падчерицу…
– Это уже было слишком, сами понимаете.
– И вы решили его выставить, – продолжил Андрей за Настю – так она ему представилась.
Отвечать на его вопросы Настя согласилась только после того, как Андрей обратился к чувству женской солидарности – чтоб другие знали, кому верить надо.
– Ох, вот только если из-за этого!.. Не обижайтесь, товарищ корреспондент, но козлы мужики, все козлы…
– И когда вы решили его выставить, выяснилось, что на вашей площади прописано девять душ и вам с дочкой отводится меньше четвертой части площади, так, уголок.
– А все остальное – Хохляндия, правильно. Мамашу с папашей вызвал, они в большой комнате поселились, грозился брата с семьей привезти. Думал, я откуплюсь от них.
У Насти был небольшой частный пельменный цех, где на нее работали еще четыре женщины.
– Деньги у меня есть, хотя и достаются они мне!.. Но этими грошами я делиться не собиралась.
О размене жилплощади супруги все-таки договорились – через какую-то фирму, благо муженек и здесь напрягаться не собирался, и очень, очень зря… Лень его подвела. Он один за другим отвергал предлагаемые варианты…
– Все надеялся, что я соберу манатки и уйду куда глаза глядят.
Но в один прекрасный день им предложили бесподобный вариант с умеренной доплатой.
– Деньги, понятно, мои. На этот вариант они клюнули – двухкомнатная квартира, район зеленый, евроремонт. Подписали документы на размен.
– То есть решили, что добились своего – сделали из воздуха двухкомнатную квартиру в Подмосковье…
– Во-во! Только не из воздуха, а из бабьей моей дури.
Настя хитро усмехнулась.
– А когда они приехали, с папой-мамой, с вещами, там оказались совсем другие хозяева, не те, с какими они договаривались. На порог их не пустили – мы, говорят, здесь живем и никуда уезжать не собираемся.
Хохлы попытались, размахивая документами «из риелторской фирмы», силой въехать на вожделенную площадь. Хозяева вызвали милицию. Милиционеры доходчиво разъяснили новоселам, что адресочком те малек обмишурились – приехали на улицу Мартемьяновскую, двенадцать, в квартиру двадцать пять, а им надо было на улицу Мартемьянова двенадцать дробь двадцать пять, что в совсем другом районе, на глухой окраине, впритык к старому цементному заводу…
Дом, приготовленный на снос, стоял без воды и электричества.
– Во, ты гляди, парень, как она меня обошла, а? – жаловался Андрею мужик неопределенного возраста, из тех, кто «не просыхает».
– Ну, если быть справедливым… – пожал плечами Андрей.
– А где ты ее видел, справедливость-то? Вот это сы-па-ра-ведливо, да?
Он неверным жестом кривого, грязного пальца обвел пустую комнату с выцветшими обоями. Из мебели там были древний шифоньер без дверок, брошенный хозяевами помирать в одиночестве, два фанерных ящика, притыренных «хозяином» жилья из ближайшего магазина.
– Привозить своих родителей на жилплощадь жены без ее согласия… Вы что же, думали, она им рада будет?
– Вот, ты тоже не понимаешь… Как же я без папы с мамой?
Он отхлебнул из бутылки, принесенной Андреем. Посуды в этом уединенном пристанище не водилось.
– Если б я мог, я б для нее все сделал, все…
– А чего ж не сделали? – усмехнулся Андрей, уверенный, что пьяный этого не заметит.
– Смеешься, да? – поднял голову неудачник. – Думаешь, дурак я?
«Удивительно, как пьяные и собаки остро чувствуют насмешку».
– Ну, это, согласитесь, действительно не совсем умно – садиться на шею женщине и думать, что она будет этому рада.
– Другая рада была бы…
– И какие у вас планы на будущее?
– А какие… Назад поеду, домой, к папе с мамой. Настька, стерва, обещала денег дать… Чтоб я с глаз убрался – за это она готова платить.