– Ты не собираешься…
– Что?
– Ты не собираешься забрать у меня оружие?
– Это «Глок».
– И что?
– Терпеть не могу «Глоки».
– Серьезно?
Лена с трудом сдержала довольную ухмылку. У него о ней было много догадок, это точно. Но что она фанатка оружия – он точно не предполагал.
Полицейский вздохнул. Судя по виду, у него кружилась голова и его подташнивало. Ситуация внезапно изменилась на сто восемьдесят градусов. Все произошло слишком быстро. Он все еще пытался осознать происходящее.
Стрелять Лена была готова. Она так и держала «Беретту» на вытянутых руках, прицел направила на позвоночник Райсевика. При стрельбе из пистолета она использовала фронтальную стойку – ноги на ширине плеч, руки почти полностью распрямлены в локтях. Подушечка указательного пальца нежно касалась спускового крючка. Она плотно сжала пистолет. «Хороший, плотный захват обеспечивает хороший, меткий выстрел», – говорилось на одном из учебных плакатов в «Метких стрелках».
Капля пота упала на дорожное покрытие.
Она сделала вдох. Выдох.
– Давай, – приказала она. – Медленно.
Правая рука стоявшего на коленях полицейского стала опускаться на пояс. Он откинул верхнюю часть кожаной кобуры – уже расстегнутой – легким, инстинктивным движением…
– Эй. Эй! Медленнее…
Он достал пистолет, удерживая его указательным и большим пальцами – точно так, как она приказала. Она увидела пистолет – черный, массивный, сплошные прямые углы. Лена терпеть не могла «Глоки».
– А теперь выбрасывай его.
Райсевик все еще не смотрел на нее. Он поднял руку и взмахнул запястьем. Пистолет перелетел через ограждение, несколько секунд летел, а потом с легким стуком шлепнулся внизу – в двухстах футах под мостом.
«Три секунды», – подумала Лена. Она считала.
«Если Кэмбри все еще оставалась жива, когда Райсевик сбросил ее с этого моста, то она жила еще три секунды во время этого жуткого падения вниз».
– Теперь мне можно встать? – спросил он.
– Нет. – Лена осматривала его пояс. – Выброси и свой тазер. И перцовый баллончик. И еще вон ту штуку, похожую на дубинку.
– Ради всего святого…
– И ключи. Ключи точно нужно выбросить.
Все предметы, положенные капралу Райсевику по должности и выданные по месту службы, исчезали по одному за ржавым ограждением, они падали в сухое русло с приглушенным стуком. Осталось всего одно оружие – в руках Лены. Только если у Райсевика не осталось что-то еще в патрульной машине. Между передними сиденьями Лена не видела ни винтовки, ни дробовика, но не стоит забывать про багажник. Именно поэтому она и приказала выбросить ключи. Позванивая, они последними перелетели через ограждение.
– Ну и ключей же у тебя было, – присвистнула Лена. – Один от твоего дома?
– Да. Цирк окончен?
– Нет. Хочу, чтобы ты для меня спел песню.
– Да пошла ты…
– Знаешь что-нибудь из репертуара Кэти Перри?
– Твои действия тянут на уголовное преступление, – заявил полицейский. – Я поворачиваюсь.
– Отлично. – Лена поудобнее сжала «Беретту». – Но руки оставь на месте – за головой. И если ты сделаешь хоть один шаг в мою сторону, Рай, богом клянусь, я тебя убью.
– Да пожалуйста. Ты уже напала на сотрудника полиции. – Он повернулся и пристально на нее посмотрел. Взгляд его был безразличным. – Тебя будут судить. И всем плевать будет на твою сестру-шизофреничку и на то, что она умерла. Ты совершила преступление класса «С»[16]. Ты знаешь, что это означает? Надеюсь, у тебя не было планов на ближайшие пятнадцать лет. Что теперь?
– Спой «Фейерверк» Кэти Перри.
Он плюнул на бетон. Большой, тягучий плевок приземлился со шлепком.
– Я не сяду в тюрьму, – сказала Лена. – Туда отправишься ты.
Он снова шумно задышал, лицо его покраснело на солнце.
– Правда, Лена? Это и есть твой план? Держать меня под дулом пистолета, чтобы я тебе рассказал историю? Я не убивал твою сестру…
– Ты повторяешься.
– Она покончила с собой.
– Ты убил ее, Рай. В девять вечера шестого июня.
– Я не убивал. Хотя теперь уже начинаю сожалеть, что я этого не сделал.
– Хочешь, чтобы я тебя пристрелила? Не вынуждай меня.
– Давай. – Он стукнул себя по груди.
Лена ожидала, что к этому времени он раскроет ей все карты. По пути сюда она представляла, как убийца Кэмбри начнет молить о пощаде. Но он дерзил ей. Был злым, раздраженным.
Лена задалась вопросом: а что, если Рай говорит правду? А что, если он на самом деле ее не убивал?
Но кто-то же убил.
Она подумала про брата-близнеца Рая, Рика. Ему выгодно было рассказать ей эту душещипательную историю. Может, он на самом деле и не застрелился в восемнадцать лет. Там ведь был двенадцатый калибр. Стрелял он себе в подбородок. У него могло снести челюсть, но не всю голову! Лишился зубов, без них было бы не опознать. Может, Рик жив до сих пор, а Рай его защищает. Если Рик всегда мечтал стать полицейским, а его не приняли в академию… Черт побери, может, он однажды вечером украл машину и форму Рая и уехал? Потом эта игра зашла слишком далеко и он убил Кэмбри? А теперь несчастный Рай Райсевик пытается скрыть преступление брата?
Странно? Да. Но официальная версия о самоубийстве Кэмбри ничем не уступает. Как и история про того несчастного японца, который оказался за одну неделю под двумя бомбами!
А что еще хуже, это означало, что истинный убийца Кэмбри до сих пор гуляет на свободе.
Последние недели Лена внимательно изучала всю информацию, которая только имелась о Райсевике в Интернете. Она узнала, что у него есть родственники в Арканзасе, она знала результаты, которые он показывал на контрольных стрельбах, читала, что он писал на форумах, посвященных оружию, – о том, что малокалиберный патрон.17 HMR лучше всего подходит для отстрела мелких хищников и грызунов. Но о его брате не было ни слова. Словно он сам убил Рика. Как и Кэмбри.
Но Лена приехала сюда, чтобы докопаться до правды.
– Знаешь… – Капрал Райсевик провел языком по губам, изучающе осмотрел пистолет у нее в руках, потом перевел взгляд на потрескавшееся дорожное покрытие. У него внезапно загорелись глаза, словно в голове мелькнула какая-то мысль. – По-твоему, какое между нами расстояние?
Она поняла, что Райсевик стоит ровно.
Всего несколько секунд назад он был на коленях.
«Как у него это получилось?»
– Вот я думаю… Может, футов десять? – Он строил из себя идиота. – Согласна, что между нами плюс-минус десять футов?
– К делу давай.
– Полицейских учат, что десять футов – серьезное расстояние. Даже есть такая доктрина. Предположим, подозреваемый вооружен ножом. А у меня огнестрельное оружие. Если между нами десять футов, то он представляет непосредственную угрозу моей жизни.
– Потому что ты хреновый стрелок?
– В прошлом году я взял бронзу на региональных соревнованиях по стрельбе из винтовки AR-15, – холодно сообщил он. – Нет, Лена. Все дело в том, что огнестрельное оружие не может остановить человека так, как показывают в фильмах. Знаешь об этом? Надеюсь, ты когда-нибудь стреляла из «Беретты»? Не просто украла ее из папиного шкафа? Умеешь ее заряжать и разряжать? Что делать при защемлении гильзы затвором? Где находится предохранитель?
Она молчала. Он смотрел на нее, прищурившись.
– У тебя предохранитель-то снят?
Она продолжала молчать.
– Понимаешь, если выстрелить в человека, то он не полетит назад в стену, как показывают в фильмах. Тут работает первый закон Ньютона: сила равна только отдаче оружия в руке стреляющего. Таким образом, если подозреваемый с ножом решил воткнуть его в меня, то я могу смертельно ранить его несколько раз, пока он преодолевает разделяющее нас расстояние в десять футов, но он все равно может успеть перерезать мне горло до того, как рухнет после полученных ранений.
Райсевик внимательно осмотрел разделявшее их десятифутовое расстояние, его губы шевелились. Он демонстративно считал, сколько шагов потребуется на преодоление этого расстояния.
Потом он, снова на нее посмотрев, заговорил медленнее, жестче – угрожающим шепотом:
– Тазера у меня больше нет. Но я сильный парень. Я делаю тридцать жимов штанги лежа. Готов поспорить, Лена: я смогу сломать тебе шею голыми руками. Даже если ты три раза выстрелишь в меня, я все равно переломаю твой позвоночник пальцами, даже истекая кровью. Наверное, не смогу, только если ты прострелишь мне сердце или мозг. Подумай об этом, Лена. Сможешь сразу же попасть в движущуюся цель?
– В мозг точно попаду, хоть он и небольшой, – съязвила Лена.
Он больше не мог сдерживаться.
– Да черт тебя побери…
– Думаю, что и выстрел в пах сработает.
– Ты играешь с огнем, девочка.
– Я так и собиралась, – ответила она, прицелившись и закрыв правый глаз.
Она четко видела сам прицел, а фигура Райсевика размылась. Лена знала, что самое главное – это центральный прицел. Маленькая темная деталь. Странность точной стрельбы, а, может, и жизни заключается в том, что для того, чтобы попасть в цель, нужно позволить ей выйти из фокуса.
– Ты блефуешь. Я ведь тебе нужен живым, Лена. – Райсевик уставился на ствол. – Ты хочешь знать то, что знаю я. Ты не можешь меня застрелить. Тебе хотелось бы, но ты не можешь, да и не станешь. Это все пустые угрозы.
Его ухмылка становится шире.
– Тебе же нужна информация, которая содержится вот здесь. – Он постучал себя по виску. – И поэтому преимущество все равно остается за мной, ведь я же знаю: что бы ни случилось, ты не осмелишься нажать на спу…
Она нажала на спусковой крючок.
Рай услышал оглушительный взрыв сжатого воздуха. Он почувствовал жар и горячий песок у себя на щеках, у него задрожали зубы, деформировались барабанные перепонки.
«Вот оно, случилось», – подумал он. Эта девчонка только что его убила. Она только что вынесла ему мозг, и он сейчас разлетится по мосту Хэйрпин и будет сохнуть под жгучим летним солнцем. Все неожиданно закончилось, сейчас наступит забытье. Никто не напомнит его отцу в воскресенье, какие лекарства следует принимать, и не объяснит его жене, что случилось, и не скроет все его тайны, как, например, историю про мертвого ребенка, гниющего на дне колодца. Но тут нейроны в его мозге дали последний залп и вылетело случайное воспоминание – детский ботиночек. Красный с двумя белыми полосками, липучками…