Вторая записка, прикрепленная выше, гласила:
«Лена Нгуен. Мост Хэйрпин. Без оружия».
Над радиостанцией, на приборной доске, в лучах яркого солнечного света лежала самка краснохвостого колумбийского удава. Она свернулась в клубок размером с футбольный мяч, но если вытянется в полную длину, то получится одиннадцать футов. Цвет чешуек отливал серебром и варьировался от бледного землистого до цвета высохшей крови. Веки на глазах отсутствовали, глаза не мигали.
На приборной доске виднелись засохшие полосы коричневой и белой, как мел, жидкости, стекавшей сверху вниз. Испражнения змеи не вытерли салфетками из ресторанов быстрого питания. Весь пол был усыпан скомканными обертками от бургеров, упаковками от картофеля-фри, возвышались стопки «Плейбоя» и «Хастлера».
В самом центре, в держателе для чашек, стояла бутылка «Голден Рул» – «Сладкий чай с настоящим сахаром, никаких искусственных добавок!» Она была выпита наполовину, стеклянное горлышко блестело в солнечном свете. На ободке остался жирный отпечаток губ.
В нескольких дюймах от бутылки на водительском сиденье стояла коробка на двадцать патронов для «Винчестера», калибра.30–30 – «Доказанная убойная сила для дичи среднего размера». Коробки были раскрыты, виднелись золотистые капсюли в пластиковых гнездах. Не хватало семи штук.
Недалеко от коробки в затененном пространстве скорчился один-единственный человек. Мужчина, обитавший в этом гнезде с шуршащими порнографическими журналами и змеиным дерьмом, стоял на коленях на полу у педалей грузовика, правый локоть лежал на руле для более устойчивого положения при стрельбе. В руках он держал винтовку «Винчестер» с рычажным взводом, которую еще называют ковбойским карабином, со стволом из вороненой стали и прикладом из полированного орехового дерева. На нем были выгравированы подписи всех актеров и съемочной группы фильма «Настоящее мужество» 1969 года, с Джоном Уэйном в главной роли. Оружие обитатель кабины пристроил у окна водительского места, в небольшой выемке между стеклом и корпусом – так, что только последний дюйм ствола вылезал на улицу.
Зазубренный железный прицел был направлен в позвоночник Лены Нгуен – единственной и неповторимой Лены Нгуен, для отлова которой его вызвали, как отловщика собак, и которая сейчас стояла рядом с капралом Райсевиком на мосту, в идущей на север части «шпильки», в тридцати футах от него. Она не видела человека с оружием в грузовике. Она держала пистолет в правой руке, направляя его на Рая. А все ее внимание было сосредоточено на чем-то слева. Это Рай ее так отвлекал – как-то связано с его бумажником.
Пока Лена рассматривала бумажник, Рай украдкой сделал еще один шаг назад, таким образом увеличив расстояние между собой и Леной до пяти футов. Этого будет достаточно, если водитель промажет. Потом Рай украдкой повернулся и посмотрел на грузовик.
– Стреляй, – произнес он одними губами.
Стрелок снял винтовку с предохранителя. В свой прицел он увидел, как Лена резко подняла голову на Рая. Она не могла услышать щелчок предохранителя. Может, она заметила движение его губ? Или обратила внимание, что он отодвинулся? Могла она что-то заметить? Лена снова взглянула на бумажник (что это за отвлекающий маневр?) и робко сделала шаг назад. Стрелок перевел прицел вслед за ней, аккуратно прицелившись в середину ее спины.
У Рая раскраснелось лицо. В ярости он снова сказал одними губами:
– Стреляй. Стреляй.
Стрелок начал жать на спусковой крючок, но как раз в это мгновение Лена сделала еще один шаг назад. Обитатель кабины следил за ней в прицел, заметил робкий полушажок, потом она бросила бумажник Рая на дорожное покрытие.
Еще один шажок. Прицел следовал за ней.
Наконец она остановилась, одна нога была приподнята. В этот момент Лена напоминала птичку на одной лапке. Она медлила, смерть уже поставила точку у нее на позвоночнике. Стрелок смотрел на нее сквозь прицел. Все решено – она его. Девчонка наклонила голову в сторону, словно прислушиваясь к какому-то шуму вдали, как будто какой-то шепот в сознании предупредил ее о нарастающей опасности у нее за спиной. Но было слишком поздно.
Стрелок продолжал жать на спусковой крючок, еще, еще…
– Стреляй немедленно…
Затем девчонка резко развернулась и уставилась на него, оказавшись лицом к прицелу. Появился черный пистолет, ее вторая рука сомкнулась на нем. Она подняла его и прицелилась. Весь маневр занял меньше полсекунды. Только водитель-снайпер понял, что происходит, как она уже выстрелила, и из дула ее пистолета вылетел дым.
Боковое стекло у водительского места пошло трещинами – вокруг отверстия мгновенно образовался рисунок, похожий на паутину. Удар был сильным, а стекло хрупким. Пуля разрезала воздух, потом прогремел оглушительный звук удара свинца о металл. Звук выстрела прозвучал через микросекунду – металлический хлопок, преодолевший звуковой барьер. К тому времени в кабине стрелок уже рефлекторно нырнул за дверь, скорчившись.
«Винчестер» свалился ему на колени, его кисти теперь напоминали неудобные боксерские перчатки.
Все произошло так быстро. Эхо пистолетного выстрела затихало. Теперь обитатель кабины сидел на заднице, на куче мусора из хрустящих упаковок кафе быстрого питания. Он поднял голову, глядя на только что появившуюся в окне дыру в форме звезды на фоне белого неба. Судя по ее расположению на стекле, девчонка чуть не попала в него. Промазала на какой-то дюйм или два. С тридцати футов, за какую-то долю секунды приняв стойку для стрельбы. Она резко развернулась и сразу же выстрелила!
Поднимая винтовку и готовясь выстрелить в ответ, он с удивлением прошептал:
– Где же, черт побери, она научилась так стрелять?
Глава 16История Кэмбри
– Хватай ее. Хватай немедленно…
В темноте Кэмбри узнает встревоженный голос капрала Райсевика. Он где-то рядом, но думает она не о нем. Чьи-то большие пальцы схватили ее за горло. Мужчина в полиэтиленовом одеянии оказался рядом с ней слишком быстро.
Она пытается закричать, но ее шея сдавлена. Его пальцы в перчатках плотно сжимают ей горло. Холодный полиэтилен прикасается к ее коже. От асфиксии кровь приливает к мозгу, мысли в голове плывут.
Она слышит голоса:
– Ты ее схватил?
– Да.
– Точно?
– Рай-Рай, я же сказал, что держу ее.
Второй голос Кэмбри слышит прямо над правым ухом, он приглушен маской. Голос низкий, такое впечатление, что дыхание у этого человека жаркое и влажное. Кэмбри улавливает какой-то сладковатый запах, что-то типа чая.
– Она только что застала меня врасплох. Мог бы предупредить, что она близко…
Говоря это, он сдавливает сильнее ее горло, болезненно выворачивая ее челюсть вверх и в сторону. Горло горит, на глаза наворачиваются жгучие слезы. От давления ее грудь вздувается, яростный крик застревает между ребер.
– Осторожно, – обеспокоенный голос Райсевика звучит громче. – Осторожно. Не оставь на коже синяков…
– Ради всего святого, Рай-Рай…
– Не должно остаться никаких пальчиков, никаких синяков. Вообще никаких улик. Если ты раздавишь ей трахею, будет улика. Просто держи ее крепко. Надо быть осторожным, понял?
Давление руки Пластикмена не ослабевает, но он немного меняет захват под челюстью, ее локти, напоминающие крылья птицы, попавшей в силки, болезненно выкручены. Кэмбри даже не помнит, как так получилось. Этот тип точно использовал этот захват раньше. Они точно проделывали это раньше. Для нее весь вечер представлял собой череду несчастий, но для этих двоих, что между собой бранились, нет ничего необычного. Это пугает больше всего. Кэмбри не может поверить в происходящее.
«Меня убивают. Прямо сейчас».
«Человек, одетый в целлофан, с голосом мультяшного лепрекона из рекламы детского завтрака „Лаки Чармс“».
Кошмарные сны сбываются, но не так, как она ожидала. Ее тащат назад, она с неистовой яростью бьет ногами по земле, пытаясь уцепиться хоть за что-то. Но под ней только ярды скользкой, отвратительной клеенки. Словно стенки в ванне.
«Вот это и случилось, Кэмбри».
«Вот как заканчивается твоя жизнь».
Здесь, на пустынной, богом забытой дороге в округе Хауард, штате Монтана. Ее убивают оборотень в погонах и жирный водитель грузовика. Душит человек, замотанный в пищевую пленку с головы до ног, его руки в перчатках сжимают ее горло. Но она все равно сопротивляется. Ее каблуки царапают пластик. Слышится поскрипывание, похожее на визг.
Спокойный голос снова доносится до ее уха:
– Эй! Знаешь, как удав душит кролика?
«Мне на это плевать», – она сказала бы, если бы могла.
Это продолжается уже двадцать, тридцать секунд, она не может сделать вдох, в груди все горит. Так Кэмбри скоро потеряет сознание. Запас кислорода в мозгу уменьшается, мысли плывут.
– Ах, да, забылся на мгновение, что ты не можешь мне ответить. – Пластикмен фыркает, звук получается низким и противным. – Видишь ли, у удава розовая пасть с большим количеством искривленных, тонких, как иголки, зубов. Он хватает кролика и впивает в него десяток зубов, похожих на маленькие рыболовецкие крючки, обвивая его тельце, петля за петлей…
Кэмбри чувствует, что хватка на ее левой руке ослабевает. Она вертится, извивается, теперь она может повести левым плечом, захват позволяет. Но надо действовать медленно. По дюйму за раз. Она обливается потом, сил у нее все меньше…
– А затем эти петли сжимаются, очень медленно – как веревочная петля на виселице. Удав давит несильно, но это постепенное, постоянное давление, подобное крепкому рукопожатию. У кролика в груди даже может оставаться воздух, если тот сделал полный вдох перед нападением. Наверное, кролик думает, что с ним все будет в порядке, ему удастся выжить. Но это до тех пор, пока он не выдохнет.
Сил у Кэмбри осталось совсем чуть-чуть…
Она начинает вертеться сильнее, к ее ужасу, на нее спускается новая и более плотная тьма, обволакивающая ее мысли. Во рту Кэмбри ощущает запах какой-то гнили. Он везде – даже на зубах. Речная вода. Зеленые водоросли.