Затем Райсевик поднял обе руки, скованные наручниками, и мгновенно она узнала маленькую вещь, которую он в них держал. Компактный револьвер. Его глаза смотрели холодно, так ничего и не выражая.
«О, как же это он…» – успела она подумать.
Оружие рявкнуло, и боковое зеркало «Тойоты» разлетелось на части, осыпав Лену кусочками стекла и пластика. Она снова легкая мишень. Лена рухнула на живот, выставила пистолет на Райсевика, сжала его так, что побелели костяшки пальцев, и сделала два выстрела в ответ. Она даже не смотрела в прицел, а действовала рефлекторно.
На лобовом стекле «Доджа» появились трещины в форме морской звезды, справа от Райсевика. Он нырнул за машину. Скрылся из вида.
Он вернется.
«Теперь у меня осталось пять выстрелов».
Она на корточках передвигалась вдоль машины, а встревоженный голос в ее голове говорил: «Это нехорошо».
Она жалась к машине, с одной стороны ее поджидал огонь винтовки, а с другой – полицейский револьвер. Она попала в перекрестный огонь под углом в девяносто градусов. «Тойота» не могла закрыть ее с обоих углов. Лена это понимала. И они это вскоре поймут. Она прижалась к горячему металлу машины, подтянула голени, расправила плечи, но этого было недостаточно.
«Лена, они достанут тебя с двух сторон».
Простая геометрия. Она ничем не защищена. Слева, с ее незащищенной стороны, из-за своего «Доджа» снова вылезет Райсевик и выстрелит по ней.
«Это нехорошо. Это совсем нехорошо».
Она прижала правую руку, из нее опять пошла кровь. Между пальцев Лена видела капли, яркие, как кетчуп, чувствовала запах пороха. Больше деталей, больше отвлекающих моментов. Она убеждала себя: «Будь как Кэмбри, которая бродяжничала на своей машине. Сосредоточься на важном. Отбрось все остальное».
Она поймала себя на том, что с отсутствующим видом накручивает пряди волос на указательный палец и яростно их дергает. Она не могла в это поверить. Она дергает себя за волосы даже сейчас?
Даже во время перестрелки?
Снова прогрохотала винтовка. «Тойота» содрогнулась, жидкость из двигателя выплеснулась на дорогу. После последнего выстрела из грузовика прошло какое-то время – может, водитель перезаряжал винтовку. А если так, то теперь в ней всего пять патрон. Но это также был отвлекающий момент, потому что главную опасность представлял не жирный ублюдок в другой части моста. Опасность исходила от Райсевика. Слева от нее.
Она снова прицелилась в патрульную машину и выждала, когда он опять появится. Соленый пот жег глаза. «Беретта» подрагивала в руках, а вместе с ней и картина, которую Лена видела сквозь прицел. Она не могла сосредоточиться и использовать центральную и боковые линии прицеливания.
Она понимала, что шансов почти нет. Райсевик мог воспользоваться прикрытием. Лена – нет. Она была у него на виду. Он же рисковал только своим лицом. Если вспомнить ее любимый постер, то из пятидесяти двух карт она попала бы в половинку одной.
«Не промахнись».
Ее указательный палец пополз к спусковому крючку и нажал его до половины – с точностью до миллиметра. По руке пробежала судорога. Ребята в «Метких стрелках» называли это «спуск с предупреждением».
– Рай-Рай, – раздался в спертом воздухе с другой части моста знакомый голос с ирландским акцентом, таким непривычным в Монтане. – Слышь, Рай-Рай!
Из-за машины прозвучал голос Райсевика – слишком близко к Лене.
– Что?
– Ты ее видел?
– Да, видел эту маленькую сучку.
«Они сговорились».
Услышав их разговор, Лена почувствовала, как по коже пробежал холодок. Им было плевать, что она их слышит. Их было больше. Они ее окружили.
– Знаешь… – голос Райсевика стал тише и напоминал рычание. – Она у меня как на ладони.
Лена прицелилась. У нее не было выбора. Чуть сдвинешься – и мгновенная смерть. Снова раздался выстрел из грузовика, но Лена не обратила на него внимания. Она знала, что это еще один отвлекающий маневр, чтобы не дать ей выстрелить. Она должна была оставаться на месте, так Райсевик ее бы точно пристрелил.
Теперь она заметила расплывчатое очертание его фигуры за габаритными огнями патрульной машины. Она снова выстрелила, но слишком поздно. Еще один зря потраченный патрон.
«Идиотка. Осталось четыре».
Она целилась, держа пистолет вытянутыми руками, сильно прикусила язык. В глаза скатилась очередная капля пота – Лена сморгнула.
«Ты проигрываешь».
– Она тратит боеприпасы, – крикнул Райсевик. – В штаны уже наделала.
Ей хотелось крикнуть в ответ: «О себе говори, ублюдок». Но это значило зря сотрясать воздух и тратить силы. Он загнал ее в угол. Прижавшись к машине, она была не в выигрышном положении. И он это понимал.
– Она знает, что деваться ей некуда, – негромко ответил полицейский. – Бежать некуда. Переместиться некуда. Я ее тут прижал. С моей стороны она полностью открыта – вообще никакого прикрытия. Между нами ничего…
Лена схватилась за дверцу «Тойоты» и открыла ее – хоть что-то между нею и Райсевиком.
– О, черт ее побери…
Она низко пригнулась. Теперь от револьвера Райсевика ее прикрывала открытая дверца. А от винтовки водителя грузовика – блок цилиндров. Уголок безопасности.
– Что там? – закричал мужик из грузовика. – Что случилось, Рай-Рай?
– Ничего. Все в порядке.
– Она от тебя закрылась дверцей?
– Я сказал: все в порядке.
Лена рассмеялась, вдохнула горячий воздух. Она скорчилась у спасительной дверцы переднего пассажирского сиденья «Тойоты», чуть ее не захлопнула. Она придерживала ее одной ладонью и одновременно подсунула под нее колени. Так легче съежиться и стрелять в ответ.
Она все еще участвовала в этом сражении, защищенная с обеих сторон, прижимаясь к машине, словно впившийся клещ. «Беретту» она держала в правой руке. Количество патронов в пистолете уменьшилось, и он стал заметно легче. Лена находилась в ужасном положении: ее окружили, а в руках был всего один пистолет с четырьмя патронами. Но она не опускала руки! Пыталась выбраться из этой передряги. Ну и знатных же хлопот она доставила этим двоим. Одобрила бы ее действия неуживчивая спартанка Кэмбри? Лена надеялась, что да.
«Хороший ход, Крысиная Морда. Продолжай в том же духе».
– Эй! – внезапно прокричал полицейский своему приятелю. Вопрос прозвучал очень резко. – А какая разница между укрытием и маскировкой?
Странная тишина.
– Не знаю, Рай-Рай, – ответил водитель грузовика. – Какая?
У Лены кровь застыла в жилах.
«Что лучше: укрытие или маскировка». Это вызвало еще одно воспоминание из «Метких стрелков». Что-то похожее там было написано. Где же она это видела? На постере? Да. Постер с картинками у туалетов, слева от питьевых фонтанчиков. Тот же вопрос, а картинки разделены на два столбика. Укрытие – это валуны, цементные блоки, кирпичи. Маскировка – это кусты, стены, мебель…
– Да стреляй же в нее…
…и дверца машины.
Крашеный металл взорвался всего в нескольких дюймах от ее лица. Шрапнель порезала щеку. В ужасе она вскрикнула, рукой прикрыла лицо и рухнула на дорогу. Райсевик выстрелил снова. В дверце появилась вторая дырка, разбилась ручка – она разлетелась на пластиковые обломки.
Его выстрелы отдались эхом в долине, напоминая резкие раскаты грома.
Лена так и лежала, распластавшись на дороге, прижимала щеку к бетону. На зубах она чувствовала кровь с привкусом меди.
– Она закричала! – захихикал водитель грузовика. – Я слышал. По звуку – точно так же, как Кэмбри…
Скорчившись за дверцей в позе эмбриона, Лена перевела дух. Все еще жива? Да. На языке она чувствовала краску с «Тойоты». Еще она чувствовала тепло на щеке, из множества крошечных порезов сочилась кровь. Над головой рассыпалось окно, и ее окатило душем из сине-белых кусочков стекла. Дверца и вправду являлась маскировкой, а не укрытием. Пули Райсевика пробили ее насквозь, словно картонку.
«Глупо, – подумала Лена. – Как же глупо. Надо было внимательнее читать постеры».
И она вдруг поняла, что в руке у нее ничего нет, в панике она уронила «Беретту».
Из кабины грузовика раздался поросячий смех.
– Мне… мне очень понравился тот крик…
Она нашла свой пистолет на дорожном покрытии слева, схватила его ничего не чувствующими, скользкими от крови пальцами и случайно задела спусковой крючок – пистолет выстрелил в бок «Тойоты».
«Осталось три патрона. Три выстрела, тупая растяпа».
– Рай-Рай, ты по ней попал?
– Не знаю.
– Ну так стреляй снова. Ниже.
– Хорошо.
Судя по голосу, он сосредоточился – и снова целился в дверцу.
От ужаса у Лены скрутило живот.
Она уже прижалась к бетону, ниже некуда. Места для перемещения куда-то в сторону не было. Бежать некуда. Она могла только закрыть глаза, прикрыть лицо и ждать.
В эти ужасные для нее секунды, которых оставалось все меньше и меньше, она попыталась представить лицо Кэмбри, выжечь его в своем сознании. Но не могла. Ее мысли, словно вода, утекали. Она пыталась за что-то ухватиться, хоть за что-нибудь. Вспоминалось только плохое. Выяснения отношений. Полиэтилен. Дымящиеся кишки. Барби без лиц. Нож двенадцатилетней Кэмбри разрезает мех самки оленя, выплескивается теплая кровь. Глубоко засевшая боль после сна, увиденного прошлой ночью, когда Кэмбри отвернулась от нее, ругала и куда-то гнала даже из могилы: «Давай, Лена. Пожалуйста, действуй. Иди и действуй…»
Револьвер Райсевика снова рявкнул, и голубую краску над головой у Лены опять пробило. Появилась третья дыра. Ее накрыло взрывной волной, осыпающимися мелкими кусочками и пылью. Лена задерживала дыхание, пока не затихло эхо. Она ждала резкую боль от пробитой кости или окончания своего земного существования, света в конце туннеля. Но ничего не было.
Эхо выстрела стихло.
Все еще жива? Да. Над головой просвистела третья пуля. Ей повезло. Она держала «Беретту» в руках с побелевшими костяшками пальцев, в окружении кусочков стекла и прислушивалась, постоянно моргая из-за то