Теперь дорога напоминает извивающуюся ленту и идет под уклон. Последний отрезок предгорий перед федеральной автострадой. Тогда она сможет почувствовать облегчение, все сложное окажется позади. Она смотрит в зеркало заднего вида, не появились ли фары преследующей ее машины. Ничего. Еще одна вспышка молнии это подтверждает. На дороге она одна.
Теперь дорога прямая, она жмет педаль до упора. В салон снова врывается холодный воздух, из-за него на глаза наворачиваются слезы. Она ничего не может с собой поделать: плачет, смеется, кричит, все сразу, с каждым вздохом испытывает что-то новое.
«Мама, папа и Лена, – думает она с радостью и болью. – Я снова вас увижу. Я обещаю: когда доберусь до Вашингтона, я снова вас всех увижу, мы станем одной семьей».
Мне очень жаль, но здесь я прервусь.
Выдаю желаемое за действительное. По правде говоря, я понятия не имею, о чем она думала в этот момент.
В книге мне следовало бы опираться на точные факты.
Но мне нравится представлять, как, пытаясь добраться до безопасного места, сестра думала о нас с теплом. Как она помирится с семьей и загладит свою вину перед мамой и папой. Может, снимет квартиру, перестанет жить только сегодняшним днем, без уверенности в будущем, пойдет на вечерние курсы графического дизайна. А вдруг – я на это надеюсь – Кэмбри даже думала обо мне: «Я тоже скучаю по тебе, Крысиная Морда. Мне очень жаль, что мы никогда не разговариваем. Мне очень жаль, что мы с тобой словно чужие. Как бы мне хотелось, чтобы мы с тобой проводили время вместе по-другому».
Но возможно, что на всем пути в ту холодную июньскую ночь мысль обо мне ни разу не пришла ей в голову. Это никак не узнать. Я основываюсь только на рассказе капрала Райсевика и знаю, что Кэмбри удалось вырваться из лап Пластикмена и поехать дальше на север, в направлении федеральной автострады. А это означает…
Дорога впереди резко поворачивает.
Показывается мост.
Он все ближе и ближе. Появляется из темноты. Вид жуткий и отталкивающий. Похож на скелет. Он собран из балок, закрученных подобно паутине, рисунок повторяется снова и снова. Балки надежно прикреплены к скалам. Дальний свет фар «Тойоты» освещает покрытый ржавчиной дорожный указатель. Проезжая мимо него, Кэмбри читает написанные баллончиком черного цвета слова:
«ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ СЮДА».
Глава 20Лена
– Что на самом деле случилось с моей сестрой?
Тео Райсевик сидел неподвижно с «Винчестером» на коленях, дуло винтовки смотрело вниз. Его голова тоже была опущена, он почти не дышал и просто слушал. Судя по громкости голоса Лены и месту его звучания, он понял, что вопрос обращен к Рай-Раю.
Слух – это все.
А вот зрение… Ему придают слишком большое значение. Большинство удавов днем почти не видят. Вместо зрения они полагаются на чуть ли не сверхъестественное обоняние и ощущение вибраций. Тео это понимал. Самых больших успехов он добился в темноте, когда закутывался в клеенку, которой художники устилают во время работы пол, и стоял в шкафу мотеля – неподвижно, словно висящее на вешалке пальто. Если не использовать зрение, то включаются другие органы чувств. В крошечном помещении нарастают тактильные ощущения, и это опьяняет и возбуждает. Мягкое дыхание женщины. Позвякивание ее сумочки. Тихие беззаботные шаги от кровати до ванной комнаты. Она не осознает, что делит кислород со своим убийцей.
Сейчас он испытывал те же ощущения.
Рай-Рай, вероятно, никак не мог решиться, потому что голос Лены прозвучал громче:
– Рай, рассказывай.
Она дышала неровно и тяжело. Но Тео напомнил себе: это не кадры из фильма Стивена Спилберга «Супер 8», и она не тупая бродяжка с героиновыми шприцами в сумочке. Лена была борцом, воинственной и полной решимости маленькой азиаткой, как и ее сестра, и после перестрелки у нее в крови все еще продолжал бурлить адреналин. В своем мире она вышла живой из перестрелки у кораля «О-Кей»[22]. Но, прикинувшись мертвым, Тео немного отдохнул, и теперь ему требовалось выбрать момент для контратаки. Не удостоверившись, что он мертв, Лена уже допустила критическую ошибку.
«Для этого боя ты совсем не годишься, – подумал он. – Не то что Кэмбри. Ты лишь ее тень».
Он чувствовал запах ее пота. Шампунь с ароматом зеленого яблока. Может, еще дезодорант, пахло свежим цветочным ароматом. Его жертвы всегда пахли приятно.
Наконец заговорил Рай-Рай.
– Он… он ужасный.
– Твой отец?
– Да, он ужасный.
«О себе говори, Рай-Рай», – он словно слушал надгробную речь о себе.
– Он, э-э… он убивает людей.
«Да ты что!»
– Не просто людей. Его цель – женщины.
«Неужели женщины чем-то хуже? А как же равенство полов?»
– Он их подбирал… э-э… – голос Рая дрожал, ему было не по себе. – На дорогах. Ездил по автострадам, от Чикаго до Остина и Мемфиса, кочующий демон в огромном грузовике. Он предлагал помочь девушкам, попавшим в трудную ситуацию, автостопщицам, пьяным подросткам, которые просто хотели доехать домой. Если ему не удавалось заманить их в грузовик, то он выяснял, где они будут находиться следующей ночью. Он называл их «бродяжками». Молодых девушек с проблемами, живущих в своей машине, убегающих от трудного прошлого… тех, кто легко мог исчезнуть и кого потом никто никогда не найдет.
«Не гадь у себя на заднем дворе. Сколько раз тебе говорил».
– Помню нам с братом было пять-шесть лет, мы играли в приставку. Выйдя из своей мастерской, он зашел к нам. С головы до пят он был в плаще. В нем он напоминал ходячий труп в мешке – в такой упаковывают тела. Он жутко испугал нас. Я спросил его, что он делает. И, не моргнув глазом, он улыбнулся крокодильей улыбкой, а потом сквозь респиратор ответил дурацким голосом: «Сынок, я Пластикмен!»
Тео этого не помнил. Но ему стало на душе странно приятно оттого, что помнил Рай-Рай.
– Словно супергерой, – продолжал Рай-Рай. – Как Кларк Кент, исчезающий в телефонной будке. Для меня стало нормой, что отец иногда исчезает. Ведь он Пластикмен.
Он стал говорить более мрачным тоном. Словно солнце зашло за облака.
– Мы с братом только потом узнали, что все это означало – когда нам уже исполнилось по восемнадцать. И каждый из нас справился с этим по-своему. Мой брат, как я тебе уже рассказывал, приставил ружье к подбородку и нажал на спусковой крючок. А мне в это время предстояло начать обучение в полицейской академии в Мизуле, о чем я мечтал всю жизнь. Я только что потерял брата-близнеца и выяснил, что мой отец – единственный оставшийся в живых член семьи – убийца-психопат. Что мне было делать?
Тео почувствовал движение. В трех футах от него девчонка у дверцы поменяла положение тела, чтобы ей было удобнее держаться. Ее внимание было сосредоточено на Рай-Рае, а не на согнувшемся трупе в кабине.
Этот момент подходил как нельзя лучше.
Тео открыл свой единственный глаз. Глубоко вдохнул носом. Медленно повел правой рукой по отполированному стволу «Винчестера» из орехового дерева. Его знакомая форма действовала успокаивающе, хотя и была липкой от крови и холодного чая. Он мысленно отрепетировал свои действия, представил, как поднимет голову, вскинет винтовку и пробьет девчонке легкие. Все сделает за микросекунду до того, как она успеет повернуть пистолет в его сторону. Он мог бы все это сделать прямо сейчас, если бы не одна проблема.
Одна-единственная проблема.
Патрон не был дослан в патронник, его винтовка с рычажным механизмом, в которой перезарядка осуществляется вручную. Для того чтобы новый патрон.30–30 оказался готовым к выстрелу, потребуется отчетливый щелчок. Лена его услышит.
«Проклятье!»
Он об этом забыл.
– Я предложил отцу сделку, – продолжал Рай-Рай. – Если он никогда в жизни больше не займется подобным, то я помогу ему замести следы.
– Но он продолжил, да?
«Конечно!»
– Да, у него был рецидив.
– Бедняжка.
Пока они разговаривали, Тео аккуратно и медленно давил на затворный механизм, причем действовать надо было как можно тише. Двигался он миллиметр за миллиметром.
Когда все будет готово, он вскинет оружие и застрелит ее.
– Семнадцать лет, – продолжал Рай-Рай. – Все это время я подчищал за отцом дерьмо. Делал все, что ему нужно. В любой час. Я обеспечивал исчезновение тел. Сжигал улики. Закапывал машины. Путал папки и данные. На протяжении всей моей карьеры он был моей страшной тайной, а я – его ангелом-хранителем в полицейской форме.
«Мой ангел-хранитель в полицейской форме».
Тео помнил, как сам сказал это – именно эти слова – однажды утром, в День отца, когда они заливали цемент. А сейчас у себя под животом он чувствовал «Винчестер», ощущал, как магазин открывался все больше, больше, пружина ударно-спускового механизма натягивалась…
– Но я действовал только после, – добавил Рай-Рай, словно это было важно. – Я подключался только после того, как все было сделано. У меня никогда не хватало смелости и мужества на… ну, ты понимаешь на что.
Это было правдой. Наверняка его младший сын жутко мучился. Мальчик, который всегда идеализировал парней в полицейской форме, сам с детства мечтал стать полицейским и арестовывал брата, надевая на него пластиковые наручники. А потом он вырос и оказалось, что приходится играть не за ту команду. Никогда не знаешь, как повернется жизнь. Так ведь говорят?
Наконец винтовка раскрылась и использованная гильза от патрона.30–30 неслышно выпала в ладонь Тео, которую он специально подставил. Лена не должна была услышать, как гильза падает на пол.
– И ты не пытался его остановить? – спросила Лена.
– Я… я пытался его остановить постоянно, – заикаясь, выдал Рай-Рай. – Я угрожал сдать нас обоих. Много раз. Но он понимал, что у меня кишка тонка. Он знал: я также замаран, как и он. И мне есть что терять.