о, вы думаете, дитя мое, мы вынуждены прятаться здесь? Я вам отвечу. Потому что нам докладывают, что жить в Петербурге опасно. Пока эти люди не поймут, кто на самом деле правит Россией, нам придется мириться с такими неприятными эпизодами, как сегодня. Знаете ли вы, чего они хотели, эти жалкие люди? Подать петицию царю! Как будто у них есть хоть какое-то право говорить ему, что он должен делать! Что ж, давайте надеяться, что они усвоят сегодняшний урок. Если же нет, не усвоят, в следующий раз придется прибегнуть к еще более суровым мерам.
Наташа, как могла, низко наклонила голову, чтобы императрица не прочла ужаса в ее глазах.
— Во вторник, Ваше Величество, после обеда я свободна. Вы позволите мне съездить в город повидаться с родными?
— Конечно, дитя мое. Не сомневаюсь, что, приехав в город, вы увидите: общее мнение осуждает разнузданную чернь еще сильнее, чем я.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт, уже уверенный в том, что освоился в центре Петербурга, самостоятельно направлялся к шапоровскому особняку, чтобы, забрав Михаила, осуществить свой второй визит в министерство внутренних дел. Всю ночь валил снег, скрывая последние следы Кровавого воскресенья. Солнца не было. Злой ветер подхватывал, нес по Невскому клочья одежды, шапки и картузы. Рыскали собаки, встревоженные запахом крови. Над водой летали обрывки прокламаций. Пауэрскорт как раз сворачивал на Миллионную, когда его остановили двое в серых пальто.
— Пройдемте с нами, — на ломаном английском сказал тот, что повыше.
— Пожалуйста, — прибавил тот, что пониже, таким тоном, что стало ясно — быть вежливым ему совсем не просто.
— Прошу прощенья, — сказал Пауэрскорт и попытался продолжить свой путь, но это ему не удалось. — Мне нужно встретиться с другом вон в том доме. — И подумал, что, если закричать, может, его услышат в особняке?
— Встретитесь позже, — сказал высокий, который вроде был у них главным говоруном. — А теперь пройдемте с нами.
— Пожалуйста, — снова прибавил тот, что пониже, — не создавайте проблем. — Пауэрскорт почувствовал, что ему в бок воткнулось нечто твердое и круглое, скрытое в кармане пальто того, что пониже. Вот это была проблема.
— А могу я узнать, кто вы такие? — рассердился Пауэрскорт, которого, только что не скрутив, повели обратно той же дорогой. — Можете быть уверены, это дойдет до британского посольства!
— Британское посольство? — рассмеялся высокий. — Фу-ты ну-ты! Подумаешь, какая важность! Тут вам не Лондон, а Санкт-Петербург!
Они привели Пауэрскорта к высокому зданию на набережной Фонтанки, где у входа передали какому-то лысому, который-тепло пожал ему руку и пригласил внутрь.
— Думаю, сегодня здесь комфортней, чем на улице, — сказал он на безупречном английском. — Надеюсь, мои люди не слишком вам досадили?
— Досадили, и очень, — ответил Пауэрскорт, — я требую, чтобы меня отпустили. Это варварство, хватать людей на улице среди бела дня! И кто вы такой, черт побери?
— Ну, я-то думал, вы уже догадались, лорд Пауэрскорт, с вашими-то задатками сыщика! Меня зовут Хватов, генерал Антон Иванович Хватов. Я возглавляю Охранное отделение, тайную полицию, на которую возложена ответственность за обеспечение безопасности государя, а также целостности государства. К вашим услугам! — И он отвесил поклон.
Де Шассирон рассказывал Пауэрскорту, что в России существует разнообразные тайные организации, отвечающие за искоренение терроризма, это особые подразделения полиции, армии, императорской гвардии — при таможне и то такое имелось. Но по жесткости применяемых средств ни одно из них ни в какое сравнение не шло с охранкой. Генерал Хватов при этом нимало не походил на секретного агента — но, впрочем, так оно обычно и бывает. Лысина была самой отличительной его чертой. Пауэрскорту показалось даже, что он в жизни не видел кого-либо до такой степени лысого. Он выглядел так, словно у него смолоду не водилось ни единого волоса, словно он так и родился лысым. Росту он был среднего, с небольшой козлиной бородкой и одет так консервативно, словно собирался на какой-нибудь совет директоров. По мнению Пауэрскорта, он был бы на месте и в коллегии адвокатов, безжалостно путая на судах свидетелей обвинения и улещивая присяжных.
— Позвольте мне провести для вас небольшой ознакомительный тур, лорд Пауэрскорт. Нашим посетителям всегда интересно, что же происходит в охранке, — зловеще хмыкнув, Хватов повел гостя вниз по лестнице, и они оказались в длиннейшем подвальном коридоре. По обе стороны его находились двери, выкрашенные больничной зеленой краской, некоторые с маленькими стеклянными окошечками наверху. Пахло там отвратительно, вроде как гниющей плотью. Пауэрскорту почудилась даже струйка крови, выползающая из-под дальней двери в конце коридора.
— С тех пор как мы решили затыкать им рты кляпом, лорд Пауэрскорт, стало гораздо спокойней. — Хватов держался так, словно показывал возможному покупателю недвижимость в хорошем районе. — Соседи перестали жаловаться на шум.
Будто обсуждает какой-то новый метод плавки чугуна, а не технику пыток, подумал Пауэрскорт. Его передернуло.
— Мы пытаемся расширить свои возможности, — продолжал Хватов, вглядевшись в одно из окошечек и одобрительно покивав. — Например, набрали в штат крестьян — у них, знаете ли, замечательное отношение к работе.
Тут генерал постучал по стеклу и сделал рукой завинчивающий жест, предлагая тем, кто хозяйничал внутри, усилить давление на жертву, а потом помахал довольно, словно его идея сработала.
— Знаете, лорд Пауэрскорт, что у нас делают в деревнях с теми, кто нарушает принятые там законы? Нет? Ну, это чрезвычайно поучительно. Им вырывают глаза, гвоздями приколачивают ладони к телу, отрубают руки и ноги, вбивают кол в горло. — И Хватов, явно готовый пуститься в подробные описания, благосклонно улыбнулся своему гостю.
Тот с ужасом понял, что перед ним даже не садист, а хуже — знаток пытки, ее эстет и ценитель, обсуждающий тонкости этого дела так же, как Джонни Фитцджеральд сравнивал бы самые редкие и дорогие сорта бордо.
— А еще в деревнях применяется вот такое наказание, — с большим вкусом продолжал Хватов. — Преступника со связанными вместе руками и ногами воротом поднимают в воздух, а затем бросают вниз так, чтобы разбить ему позвоночник, и повторяют столько, сколько нужно, чтобы человек стал не человек, а мешок с костями.
Они прошли уже с полкоридора. Пауэрскорта подташнивало. Сквозь закрытые двери он слышал свист кнута. Кажется, даже двух кнутов одновременно.
— И еще один пример, лорд Пауэрскорт, последний, весьма успешного заимствования из жизни русской деревни. — Хватовская улыбка стала такой широкой, почти как волчий оскал. — Преступника голым заворачивают в мокрую мешковину, к торсу привязывают подушку и бьют по желудку молотками или железными прутьями, так что внутренности — всмятку, а на теле не остается ни одного синяка. Ни единого! Как вам это понравится?
Вдруг из последней камеры направо раздался истошный вопль, потом второй, еще ужасней, чем первый. До Пауэрскорта донесся глухой звук удара, будто тому, кто кричал, изо всей силы дали под дых, а затем в камере исчез сам генерал. И снова раздался свист кнута, после чего Хватов вышел — слегка вспотевший и потирающий руки.
— Примите мои извинения, лорд Пауэрскорт. Парень вышел из повиновения. А теперь, как ни жаль уходить отсюда, но придется — вы должны вовремя поспеть на вашу встречу в министерство. Пойдемте, потолкуем наверху, у меня в кабинете.
Интересно, подумал Пауэрскорт, каким образом этот человек знает, на какой час назначена моя встреча? Оставалось надеяться, что в кабинете Хватова не обнаружится коллекции пыточных орудий, каких-нибудь стеклянных витрин с кнутами, колодками и испанскими сапожками. Надежды не оправдались.
— Знаете, лорд Пауэрскорт, я рассчитываю открыть музей пытки, когда уйду в отставку, — говорил Хватов, перешагивая через две ступеньки сразу. — Надеюсь, и вы найдете возможность прислать мне какой-нибудь экспонат из Англии. Особенно меня привлекает, судя по названию, тиски под названием «дочь мусорщика», из времен Тюдоров. Очень бережет силы, насколько я понимаю. Вы просто надеваете обручи на преступника, следя за тем, чтобы голова была хорошенько вжата в колени, и оставляете так на несколько дней или недель, сколько нужно. Нет нужды пыхтеть над чертовыми рычагами, как приходится с дыбой.
Генерал занял место за огромным письменным столом, на котором не было ни единого листка бумаги, словно генерал или его помощник тщательно прибирали стол после рабочего дня. Жестом он указал Пауэрскорту на маленький неудобный стул сбоку. Напротив меж тем уселся устрашающего вида великан с копной черных волос и физиономией, сплошь до глаз заросшей бородищей. Он был просто ужасающе огромен и с такими ручищами, что пара рывков — и раздерет живого человека надвое.
— Полковник Корчин, мой помощник, лорд Пауэрскорт. Он поможет нам в нашем разговоре.
Полковник оскалился на Пауэрскорта, а тот аккуратно сложил ладони на коленях и постарался выглядеть как можно спокойнее. Что и говорить, в сочетании с тем, что он увидел в подвале, присутствие человека-гориллы напротив, конечно, тревожило. Но более всего пугал этот генерал — весьма информированный и одержимый желанием усовершенствовать пытки. Любопытно, кстати, какую роль сыграло его ведомство в гибели Родерика Мартина.
— Мы надеемся, лорд Пауэрскорт, что вы сможете помочь нам в нашем расследовании, — произнес Хватов, улыбаясь с сердечностью школьного учителя, приглашающего провинившегося школяра на очередную порку.
— Разумеется, генерал, — ответил Пауэрскорт. — Я здесь для того, чтобы как раз провести расследование. Расследование обстоятельств смерти мистера Родерика Мартина, служащего британского Министерства иностранных дел, случившейся в этом городе несколько дней назад.
— Несчастный мистер Мартин… — Генерал только что не урчал. Пауэрскорт с ужасом подумал, не довелось ли Мартину побывать в одном из подвальных застенков. — Скажите нам, лорд Пауэрскорт, — мы ведь здесь все друзья, не так ли? — известно ли вам, что именно делал мистер Мартин в Санкт-Петербурге? Наверняка ведь у него — выдающегося дипломата и умного человека — имелась особая причина сюда приехать?