— Не нужно.
Джоан подалась вперед и тихо заговорила:
— Он мой единственный ребенок. Я обязана помочь ему, чем могу. Ему пришлось расти без отца. Он был чудесным ребенком. Я думала, что добьюсь успеха, даже воспитывая его в одиночку.
— Джоан, вам совершенно не обязательно…
— Я должна, Хоуп, — решительно возразила гостья. — Ведь именно я… мы решили принести его в этот мир. И ответственность за него лежит на мне. Я должна попытаться исправить сделанные мной ошибки. Мне казалось, что если приложу все усилия, то мне удастся быть для него и матерью и отцом. Я ошибалась. Хочу рассказать вам, каким он был. Хорошенький мальчик, веселый, которого так легко рассмешить. Мир был для него чудесным местом, полным новых радостных открытий. Он не догадывался о темной стороне жизни. Я ему не рассказывала. А следовало бы. Потому что, когда он обнаружил темную сторону жизни, меня не было рядом и я не могла ему помочь. Вот почему все так изменилось.
Джоан ван Герден не жалела себя; рассуждала спокойно и трезво.
— Он был очень мягкосердечен — да и сейчас такой. В полиции его поддразнивали: мол, он слишком мягок для их работы, и ему это даже нравилось, как нам всем нравится быть не такими, как все. А потом… Я так радовалась, когда он поступил в университет, он тоже был очень рад, полон воодушевления. Я гордилась сыном и знала, что его отец тоже гордился бы им. Но жизнь делает странные петли. Он вернулся в полицию, а потом застрелили его наставника — у него на глазах. Затопеку кажется, что в смерти наставника есть его вина. Он сильно изменился, потому что я не подготовила его к таким вещам, как смерть и греховность людей. Вот что я думаю. Если бы ему удалось снова поверить в себя, если бы ему дали еще один шанс…
Хоуп не знала, что и ответить. Ей хотелось пожалеть свою гостью.
— Джоан…
— Тот адвокат, Кемп, у него сердитое лицо, но мне кажется, что сердце у него доброе. Так вот, он знает, что мой мальчик неплохой. Были другие, но они не особенно его поддерживали. А я не знаю, много ли попыток у него еще осталось. Ваше завещание… Зет найдет его. Он справится. Ему это очень нужно!
— Я…
— Я его не оправдываю.
— Знаю.
— Он не должен знать, что я была у вас.
— Он не узнает.
Зазвонил телефон. Хоуп нахмурилась.
— Прошу вас, ответьте.
— Возможно, срочный случай. Обычно секретарша не соединяет со мной… — Она сняла трубку.
— Хоуп, мистер ван Герден вернулся. Ему нужен оригинал удостоверения личности.
Она закрыла глаза. Хуже не придумаешь!
— Попросите его оставаться на месте и ждать. Ни при каких обстоятельствах не пускайте его ко мне!
— Хорошо.
— Я иду. — Хоуп очень тихо положила трубку. — Затопек только что пришел в приемную.
— Черт! — воскликнула Джоан ван Герден.
— Не волнуйтесь, я все улажу. — Хоуп встала, подошла к двери и осторожно открыла ее. В коридоре никого не было. Она закрыла за собой дверь и вышла в приемную. Там стоял ван Герден; он был весь нетерпение. Она заметила, что он переоделся в сухую одежду, надел другие джинсы, кроссовки.
Едва увидев ее, он заговорил:
— Я ищу удостоверение личности Смита.
— Оно у Видны ван Ас. Позвонить ей?
— Я сам к ней съезжу. Хочу взглянуть на их магазин. — На Хоуп он не смотрел. Разглядывал картину Пита Гроблера на стене. Одна из ее любимых картин. «Мужчина с блокнотом ест сандвич с абрикосом».
— Можно узнать, зачем вам понадобилось его удостоверение личности?
— В отделе убийств и ограблений записан неверный номер. Я должен узнать настоящий, чтобы получить его свидетельство о рождении.
— И чем оно нам поможет?
Он смотрел куда-то поверх ее плеча.
— Я узнаю, где он родился. Кто были его родители. Какую жизнь он вел до того, как встретил ван Ас.
— Неплохое начало.
— Я поехал.
— Отлично! — Когда он уже развернулся, чтобы выходить, она тихо, повинуясь какому-то внезапному порыву, позвала: — Затопек!
Он остановился у стеклянной двери.
— Черт бы побрал этого Кемпа! — услышала Хоуп, и он ушел.
Она улыбнулась в первый раз после обеда. Все-таки сегодняшний день не…
Администратор протянула ей трубку:
— Кара-Ан Руссо!
Она схватила трубку:
— Алло!
— Привет, Хоуп. Дай мне телефон этого твоего детектива.
— Ван Гердена?
— Да, того, который сегодня явился в ресторан.
— Он… в данный момент очень занят.
— Я не по работе.
— Вот как?
— Хоуп, он очень, очень сексуален. Разве ты не заметила?
10
По мнению мамы, меня сломала гибель Нагела. Все думали, что виной всему — гибель Нагела.
Интересно, почему, размышляя о других, люди выносят свое суждение, учитывая лишь самые крупные факторы? Если речь идет об их собственной жизни, те же самые люди учитывают тысячу различных составляющих. Они умножают, прибавляют, вычитают — до тех пор, пока не разберутся во всем до конца, до тех пор, пока окончательный итог их не устроит.
Был ли и я таким же, как все? Не знаю. Я старался вынести за скобки несущественные подробности. Старался принимать во внимание не только положительные, но и отрицательные величины. Но можно ли доверить нам вести бухгалтерию собственной жизни?
Я не оставлял попыток.
Мне было пятнадцать лет; как-то вечером мама вызвала меня в гостиную и сказала, что хочет серьезно поговорить со мной. На журнальном столике стояла бутылка виски и две рюмки. Мама налила в каждую по чуть-чуть.
— Мам, я этого не пью!
— Зет, я наливаю для себя. Я хочу поговорить с тобой о сексе.
— Мама…
— Ты не единственный, кому сейчас не по себе. Но через это необходимо пройти.
— Но, мама…
— Я знаю, что тебе уже известно о сексе. Я тоже узнала об определенных сторонах жизни от школьных подруг задолго до того, как со мной побеседовала моя мать.
— Мама…
— Я просто хочу убедиться в том, что ты выслушал и другую сторону — так же, как и первую.
Она залпом опрокинула первую рюмку.
— Зет, род человеческий очень стар. Ему миллионы лет. И наша природа, наша сущность тоже появилась не вчера. Когда люди были созданы, отлиты, изваяны, они были нецивилизованными, они бродили малыми группами по саваннам Африки и Европы в поисках пищи. Тогда мы пользовались каменными ножами и носили одежду, сшитую из звериных шкур. Не было уверенности в том, что наш вид одержит верх, и потому нам приходилось как-то выживать. А для этого каждому мужчине и каждой женщине необходимо было играть свою роль. Мужчины и женщины… Мужчины охотились, дрались, защищали. И оплодотворяли как можно больше женщин, чтобы генофонд не застаивался. Кроме того, завтра они могли стать пищей для львов. А женщинам, чтобы выжить, надо было держаться вместе и стараться соблазнять самых сильных, быстрых и умных мужчин. Зет, в нас до сих пор живут те же самые инстинкты. Они заложены в нас, хотя мы часто этого не осознаем, потому что мы перестали чувствовать себя. Тут никто не виноват. Проблема в том, что нам это больше не нужно. Мы победили, одержали верх. Мы находимся на вершине пищевой цепи; нас слишком много, и, даже если половина из нас не продолжит рода, это не будет иметь никакого значения.
Она проглотила вторую рюмку виски.
— Проблема в том, что изменившееся положение на самом деле никак не повлияло на нашу природу. Нашим инстинктам неизвестно о том, что мы победили. И однажды у тебя взыграют гормоны и тебе захочется отдать свое семя…
— Мама!
— Погоди, Зет. Я знаю, что ты мастурбируешь, и позволь сразу же сказать тебе, что это не грех, это нормально…
— Мама, я не хочу…
— Затопек ван Герден, мне точно так же неудобно говорить с тобой на эту тему, но ты будешь сидеть тихо, и ты будешь меня слушать! Твой дедушка ван Герден пугал твоего отца тем, что если он будет мастурбировать, то ослепнет. Твой отец рассказывал: когда он жил в школе-интернате, то каждое утро открывал глаза очень медленно — до того боялся, что ослеп. Я не хочу, чтобы ты слушал такую чушь. Мастурбация естественна и полезна, от нее нет никакого вреда, от нее еще никто не забеременел, и с ее помощью никого не изнасиловали. Если она тебе помогает, продолжай. Но сегодня, сынок, я хочу поговорить с тобой о настоящем сексе, потому что твои инстинкты не ведают о том, что род человеческий победил. В тебе говорят два, три, десять миллионов лет стремления к выживанию; совсем скоро твои инстинкты заговорят о себе во весь голос. Если можно так выразиться, они позвонят к тебе в дверь. Я не хочу, чтобы ты, открыв дверь, столкнулся с незнакомцем.
Она плеснула себе еще виски.
— Мам, ты все-таки поосторожнее с этой штукой.
Она кивнула:
— Зет, ты знаешь, я вообще-то не пью, но сегодня случай особый. У меня есть только одна попытка на то, чтобы все рассказать правильно, и, если я струшу, потом будет еще хуже. Я обязана сказать тебе, что секс — это здорово. Природа задумала секс для того, чтобы мы продолжали свой род; секс — своего рода сладкий пряник, которым нас манят. Мы испытываем радость с того самого мига, как начинаем думать о сексе, до самого конца. От прелюдии до оргазма, включая растущую страсть и все, что происходит между. Великолепное, чудесное, сильное влечение можно сравнить с божественным огнем; нас охватывает невероятное очарование, которое овладевает нами целиком и выталкивает из головы любые другие мысли. И если сложить вместе нашу вековую природу, очарование и божественный огонь, становится ясно, что секс — самый сильный из всех наших инстинктов. Ты должен это понять, Зет.
Она выпила еще.
— Кроме того, у природы оказался спрятан в рукаве еще один козырь. Она сделала нас привлекательными в глазах друг друга. Начиная с пятнадцати, шестнадцати, семнадцати лет мы становимся неотразимыми для людей противоположного пола. Нас тянет друг к другу, словно намагниченных. И все складывается воедино… Сынок, самое трудное в сексе — его плоды. Секс — не только удовольствие. В результате на свет появляются дети. А с детьми трудно, если ты к ним не готов. Сегодня, Зет, я хочу попросить у тебя о трех вещах. Прежде чем ты займешься сексом с женщиной, подумай. Подумай, хочешь ли ты иметь с ней детей. Потому что ребенок привязывает тебя к его матери до конца жизни. Подумай. Представь себе, как трудно вскакивать посреди ночи к плачущему малышу, кормить его из бутылочки или лежать без сна и думать, откуда взять деньги на еду, одежду и приличное жилье. Подумай, согласен ли ты взвалить на себя так