В этом я был уверен; по крайней мере, официальная версия казалась мне правильной.
К моему удивлению, Ленгдон не согласился.
— Вы исходите из предположения, что в тот вечер гостями в этом доме были только люди из окружения сенатора, хорошо знавшие его привычки. И забываете, что даже лучше нас его знали многие… которые точно так же были способны его устранить.
— Возможно, — согласился я и решил не забыть позвонить в Нью-Йорк мисс Флин и поручить ей поинтересоваться прошлым Уолтера Ленгдона. Я его еще не до конца раскусил, как говорит современная молодежь.
Вдруг из столовой донесся какой-то странный звук. Похожий на вскрик, только не такой громкий и не такой спонтанный, скорее восклицание… И голос женский. Затем двойные двери распахнулись, и миссис Роудс с белым как стена лицом стремительно прошла через комнату в сторону холла, не обращая внимания на наше присутствие. Следом за ней вышла Элен, такая же бледная, с каким-то странным выражением лица, и миссис Помрой, вся в слезах. Потом появились яростно спорившие губернатор и Руфус Холлистер и слуги, толпой направившиеся в сторону кухни.
Миссис Помрой, не сказав ни слова даже мужу, покинула комнату буквально по пятам за миссис Роудс. Удивленный Помрой последовал за ней.
О том, что случилось, мне рассказала Элен. Камилла Помрой, урожденная Вентуорт, оказалась внебрачной дочерью Леандера Роудса и главной наследницей его состояния.
3
— Кто бы мог подумать? — так можно было описать реакцию Элен, когда после ужина мы отделились от остальных, сделав вид, что играем в триктрак в дальнем конце гостиной. Все были шокированы неожиданной новостью, Уинтерс занялся делами, а миссис Роудс скрылась в своей комнате.
— Руфус постарается, чтобы новость не попала в газеты, но губернатор считает, что это невозможно. При таких обстоятельствах, да еще в связи с убийством завещание станет достоянием гласности. Это маму просто убьет.
— Вы когда-нибудь подозревали нечто подобное?
Она покачала головой.
— Я не имела ни малейшего понятия. Камилла обожала отца, но я же говорила, что вокруг него всегда вились несколько наивных девиц, ужасно досаждавших маме.
— А она знала?
— Мама? Не думаю. Хотя никогда нельзя сказать наверняка. Она, пожалуй, из самых молчаливых женщин на свете; ей бы следовало заниматься политикой. Однако она ужасно шокирована.
— Меня это не удивляет: ужасно услышать подобные вещи, да еще в присутствии посторонних…
Элен скорчила гримасу.
— Это было ужасно для всех.
— Интересно, почему он признался, пусть даже в завещании.
— Думаю, отец никогда не допускал мысли, что умрет так рано. Кроме того, все могло пройти очень тихо, если бы не убийство.
— И много она получит?
— Чуть больше миллиона, — сказала Элен и даже бровью не повела.
Я присвистнул.
— А как велико все состояние?
— Около трех миллионов. Мы с мамой получим по трети, немного достанется слугам и Руфусу, который ведет все дела.
— Тогда это все меняет.
— Не поняла.
— Ты все еще полагаешь, что знаешь, кто убийца?
Она как-то странно посмотрела на меня.
— Дорогой мой, я не имею ни малейшего представления, что ты имеешь в виду.
— Пару дней назад ты была почти уверена.
— А теперь уже нет.
Элен явно меня не слушала. Она вновь и вновь бросала кости на доску для триктрака, не обращая внимания на выпадавшие числа.
— Что же заставляло тебя думать, что ты знаешь?
— Не помню… — она казалась раздраженной. — И кроме того, почему это для тебя так важно?
— Я хотел бы написать об этом.
— Тогда напиши о чем-нибудь другом.
— Не прикидывайся дурой. Даже если бы я не беспокоился насчет «Нью-Йорк Глоуб», у меня есть все основания тревожиться за себя лично, когда я заперт в одном доме с убийцей.
— Только не нужно мелодрамы! Насколько я понимаю, ты не имеешь ни малейшего отношения ко всей этой истории; так с какой стати тебе может грозить опасность?
— Из-за моих теорий, — хмыкнул я, сам оставаясь в полном недоумении.
Элен со всей саксонской прямотой выдала короткое слово из четырех букв, полностью отражавшее ее мнение по поводу моих детективных способностей.
— Тогда скажи, — обиделся я, — почему вчера ночью на лестнице меня толкнули так, что я едва не сломал шею?
— Да, лоб у тебя оказался прочным, — съязвила бесчувственная Элен. — Кстати, ты не сумел разглядеть, кто толкнул?
— Как? Я же говорил, что на площадке было хоть глаз выколи.
— Весьма захватывающе; по крайней мере это единственное забавное происшествие после убийства.
«Как же она хладнокровна, — подумал я. — Ведет себя так, словно смотрит пьесу в театре, и интересует ее только то, что ее трогает или развлекает. Интересно, не окажется ли и она в конце концов внебрачной дочерью? Нет, на роль Электры она не подходит, как сказали бы в «Тайм».
— Все было бы гораздо интереснее, если бы удалось выяснить, что искал убийца в кабинете.
— Да? А он что-нибудь взял?
— Нет, насколько может судить полиция, ничего. Во всяком случае, там не осталось никаких бумаг: они все забрали в отделение.
— Бедный Руфус!
— Почему?
— Он был просто в ужасе от того, что могут всплыть его политические махинации: понимаешь, они с отцом были очень близки и, я подозреваю, занимались такими делами, разглашение которых не пошло бы на пользу.
— Ну, если там и было что-то спрятано, полиция ничего не нашла, — сказал я более уверенно, чем думал: я был не настолько наивен, чтобы считать, что лейтенант Уинтерс выложил мне все, что знал. — Интересно, мог ли Руфус оглушить охранника и столкнуть меня с лестницы?
— Меня бы это совершенно не удивило.
— Сомневаюсь, что там было что-то такое, что интересовало убийцу. Если что-то и было, он мог забрать это в ночь убийства, до убийства. Если только не забыл что-то впопыхах…
— И теперь полиция это нашла?
Я с грустью подумал, как мало у меня в руках реальных фактов. Вражда Помроя с Роудсом, странная цитата Ленгдона, высокое политическое положение: вполне возможно, убийство было делом рук какого-то фанатика. Неожиданное родство Камиллы Помрой и сенатора; большое наследство, которое давало как ей, так и ее мужу явный мотив для убийства. Но знали ли они, что она включена в завещание? Знал ли Помрой, что его жена — дочь сенатора? Этот вопрос следовало выяснить как можно скорее. Ответ на него мог существенно изменить ситуацию.
Глянув через комнату, я заметил, что Ленгдон извинился и отправился наверх. Немного погодя Элен широко зевнула.
— Что-то я устала, дорогой. Пожалуй, я пойду наверх.
— И немного вздремнешь? — съязвил я.
— Не хами, — величественно осадила она и выплыла из комнаты.
В столовой я обнаружил Уинтерса с копией завещания в руках. Когда я вошел, он поднял на меня глаза, постоянно сопровождавший его человек в штатском сделал движение, чтобы преградить мне путь, но Уинтерс устало отодвинул его в сторону.
— Входите.
Я сел к столу и сразу задал самый важный вопрос.
В ответ он кивнул.
— Да, Помрой знал, кто отец его жены. Похоже, она сказала ему в прошлом году, в самый разгар его ссоры с сенатором: думала, это сделает его более сговорчивым.
— И помогло?
Уинтерс вздохнул.
— Важный вопрос.
— Есть еще более важный: знали ли они о завещании?
— Пройдет немало времени, прежде чем нам удастся это выяснить, — мрачно буркнул лейтенант. — Пока что оба отрицают, но…
— Но вы думаете, что они знали.
Он кивнул.
— Завещание составлял губернатор, а он поверенный Помроя и его старый друг.
— Это не очень здорово с его стороны.
— Ну, тут нет ничего особенного.
При воспоминании о нажиме на мое колено в соборе у меня родилась идея:
— Думаю, я смогу кое-что выяснить у миссис Помрой.
Пришлось все рассказать, и лейтенанта это заинтересовало.
— Это могло бы оказаться весьма полезным. И позволило бы нам практически закончить обвинение, которое выдвинуто против Помроя: двойной мотив, орудие, возможность.
— Хотя есть еще двое подозреваемых.
— Кто?
— Холлистер: они с сенатором были замешаны в какие-то темные дела. И Ленгдон, напоминающий фанатика.
Я рассказал про странную цитату, но для него это было слишком неопределенно. Что же касается Холлистера, мы оба согласились, что как убийца он не смотрится. Если у него были делишки с сенатором, он прежде всего позаботился бы убрать из кабинета все компрометирующие документы. Пообещав поговорить с миссис Помрой, я оставил Уинтерса продолжать уныло рассматривать завещание.
С чувством полного неверия в свои силы я смотрел на пишущую машинку, когда раздался стук в дверь.
— Войдите, — буркнул я.
Руфус Холлистер нерешительно просунул голову в комнату.
— Можно?
— Конечно, — я жестом показал на кресло напротив. Он сел с жалобным стоном, весь при этом сморщившись. Свет падал на меня сзади; я напрягся, готовый сразу закричать, если он вытащит пистолет или что-нибудь в этом роде.
Но если Руфус и был убийцей, то в данный момент у него не было настроения убивать. Он еле мог связать два слова.
— Я проходил мимо, — пробормотал он.
— Если я найду выпивку, то немедленно предложу вам.
— Все в порядке. Я уже выпил несколько рюмок; может быть, даже лишнего, — он снова глубоко вздохнул, потом снял очки и протер глаза. Только сейчас я заметил, какие они маленькие.
— Газеты еще не знают? — спросил я, напомнив тем самым, что прежде всего я занимаюсь рекламой и сбором информации.
— О чем? — заморгал он.
— О завещании! О миссис Помрой.
— Еще нет. Думаю, им сообщат завтра.
— Миссис Роудс пыталась что-то предпринять, чтобы эти новости не попали в газеты?
— Вы, как и я, прекрасно понимаете, что такого рода новости невозможно сохранить в тайне.
— Понимаю. Просто интересно, пыталась ли она это сделать.