– Не думаю, что жизнь человека имеет хоть сколько-нибудь заметное отношение к его творчеству.
Марин положила свою книгу на колени.
– Насчет этого не уверена. Возьмем, к примеру, того английского поэта, который сочинял стихи, гуляя по Озерному краю вместе с сестрой…
– А-а, Вордсворт.
– Разве тот факт, что он постоянно гулял среди гор, никак не отразился в его поэзии?
Верлак придвинулся к Марин и поцеловал ее.
– Ты права, отразился. А сама не хочешь рискнуть?
Марин рассмеялась:
– Надеюсь, ты имеешь в виду не прогулки в горах и сочинение стихов?
– Нет! – со смехом возразил Верлак. – Написание биографии.
– При моем-то преподавательском графике?
– Энтони Троллоп писал рано утром, перед уходом на почту, где он работал.
– Ну, в таком случае твой мистер Троллоп был гораздо талантливее, чем я когда-либо могу рассчитывать стать.
– Марин, – продолжал Верлак, – каждый год ты примерно пять месяцев отдыхаешь от занятий в университете.
– Да, – подтвердила она. – Именно в это время я веду исследования и пишу статьи.
– Так забудь про статьи и вместо них напиши книгу. Устрой себе творческий отпуск.
– М-м-м… Пожалуй, в этом что-то есть. Но о ком?
Как бы ни соблазнял ее Мирабо, она сомневалась, что его жизнь увлекает ее настолько, чтобы посвятить работе над книгой о нем несколько лет.
– Выбери кого-нибудь.
И вот теперь, стоя в тесном и душном помещении почты на площади Мэрии, она ждала своей очереди, чтобы отправить готовый очерк по адресу французской кафедры Кембриджа на симпозиум по истории французского права. Прижимая к груди конверт, она желала самой себе удачи. Конечно, очерк можно было послать и по электронной почте, но, подумав, она отказалась от этой мысли: ей представлялось, что в таком почтенном учебном заведении, как Кембридж, предпочтение отдается бумажным копиям. Однако теперь, видя, что очередь за последние пять минут не сдвинулась с места, она пожалела о своем решении. Даже в свой выходной Марин Бонне в джинсах и бледно-розовой полосатой футболке выделялась в толпе, и кое-кто в очереди посматривал на нее, любуясь вьющимися рыжевато-каштановыми волосами и зелеными глазами. Марин тоже разглядывала людей вокруг, делая вид, что ее нисколько не заботит, как быстро продвигаются другие очереди.
– Придется потерпеть, Коко, – сказала пожилая женщина, стоявшая за ней. Марин с улыбкой оглянулась, не удивившись, что Коко оказалась не лабрадором или собакой другой крупной породы, а пуделем. – Мне только марки купить, – объяснила женщина. – Много времени это не займет.
Марин натянуто улыбнулась, понимая, что незнакомка намекает, чтобы ее пропустили вперед.
– Мне тоже быстро, – ответила Марин. – Только отправить… письмо. Жаль, что оба автомата не работают.
Женщина с безукоризненно уложенными золотистыми волосами и в костюме от «Шанель», показавшемся Марин чересчур теплым для начала сентября, вздохнула и цокнула языком.
– О, какие прелестные конверты! – воскликнула она вдруг и ринулась вперед, делая вид, что загляделась на выложенные на продажу открытки и конверты с фотографиями местных достопримечательностей.
– Ну, начинается… – шепотом протянула Марин, прекрасно понимая, что недавняя собеседница обходит ее справа, чтобы встать перед ней.
– Мадам, – обратился к пожилой женщине чернокожий подросток, – извините, но здесь очередь.
– Bravo, jeune homme[15], -еле слышно похвалила Марин.
Мадам Даррас упорно разглядывала открытки. Быстро выбрав одну и пропустив слова подростка мимо ушей, она направилась к голове очереди, пользуясь тем, что две девушки, стоявшие ближе к окошку, увлеклись болтовней. Спустя некоторое время одна из них подняла голову и заметила перед собой пожилую даму.
– Слушайте, – обратилась она к ней, – разве вы стояли перед нами?
Ее подруга отвлеклась от своего айпода и тоже удивилась.
– Мы же были первыми в очереди – верно, Эжени?
– А я совершенно точно была перед вами, – ответила пожилая дама и заговорила со своей собакой.
– Нет, вы тут не стояли, – заявила Эжени.
– Точно, она не стояла, – подтвердила женщина средних лет перед Марин, которая, как и Марин, наблюдала за этой сценой. Чернокожий подросток со вздохом надел наушники, не желая участвовать в конфликте.
Гулкий голос с сильным южным акцентом раскатился по всему помещению почты, ладонь легла на плечо пожилой дамы.
– Мадам Даррас, как приятно увидеть вас здесь, на почте! Красивые открытки, верно? – Мужчина с улыбкой смотрел на нее.
Дама так разволновалась, что выронила открытку и взмахнула руками, будто на нее напали. Девушки засмеялись, чернокожий подросток тоже, сняв наушники, чтобы послушать.
– Месье Леридон! – пискнула пожилая дама. – Господи, а вы-то что здесь делаете?
Месье Леридон засмеялся.
– То же, что и все, – покупаю марки, мадам Даррас.
Марин смотрела на него, радуясь, что ее очередь наконец-то сдвинулась с места. Тот, кого назвали месье Леридоном, был хорош собой, как кинозвезда или спортсмен, ушедший из большого спорта в телекомментаторы. Его густые черные волосы Марин сочла крашеными, зубы блистали безупречной белизной. На нем были льняные брюки, рубашка и дорогие итальянские мокасины из светло-коричневой кожи. Марин перевела взгляд на свои ярко-зеленые кроссовки «Найк» и усмехнулась, представив себе, как лучшая подруга Сильви, стесняясь ее, велела бы ей идти сзади. Когда Марин вновь обратила внимание на странную пару, оказалось, что часть разговора она уже пропустила.
– И не думайте, что я не знаю, что вы там затеяли, в этом вашем доме! – возмущалась мадам Даррас. – «Отель де Панисс-Пассис» сменил за годы немало хозяев, но ни один из них не поднимал такой суеты, как вы тем вечером, месье Леридон!
Марин и женщина, стоявшая впереди, переглянулись. Название дома показалось Марин знакомым: кажется, это где-то на улице Эмерик-Давид. Если вдуматься, то и фамилию Даррас она хорошо знала.
– Что вы имеете в виду? – утратив недавнее дружелюбие, спросил месье Леридон.
– Всю ночь эта бесконечная ходьба по саду за вашим домом с фонарем… какие-то люди то приходят, то уходят! Я слышала от лавочников, вы что-то скрываете…
Месье Леридон переступил с одной элегантно обутой ноги на другую.
– Я понятия не имел, что за мной следят в моем собственном доме, – суровым тоном произнес он.
– Я все знаю, – продолжала мадам Даррас. – Ведь правда, Коко?
– Я же предложил возместить любой ущерб, причиненный вашему дому ремонтом в моем, и объяснил это месье Даррасу. – Голос смягчился, словно мужчина пытался быть любезным и очаровать пожилую собеседницу.
– Все, что имеет отношение к дому, – мое дело, дорогой месье Леридон, – возразила мадам Даррас. – Я всегда гордилась этим. В большинстве семей всеми подобными делами занимаются мужья…
– Если бы! – шепнула женщина, стоявшая перед Марин, и подмигнула.
– …но я настаиваю на своем праве все домашние вопросы решать самой, – закончила мадам Даррас. – Вот почему, как я уже сказала, мой адвокат свяжется с вами. – С этими словами она подхватила залаявшую Коко и покинула почту.
– Merde! Quelle chiante dame![16] – выпалил месье Леридон. – Как только таких земля носит! – И тоже ушел.
– Насчет нее я с ним полностью согласна, – высказалась женщина, стоявшая перед Марин.
– Да уж, – согласилась Марин. – Та еще головная боль.
– И оба забыли купить марки, – добавила женщина.
– Вы правы! – со смехом ответила Марин. – О, вот и ваша очередь!
Найти Эдмона, работавшего в марсельском аэропорту, Ален Фламан сумел так же легко, как и раздобыть телефонный номер и адрес Эдмона Мартана в Монреале. А вот понять его соседей по комнате – отнюдь. Прикрыв ладонью трубку, Фламан обратился к Верлаку:
– Прошу прощения, судья, но у них слишком резкий акцент. Впервые слышу такой французский. Вы не могли бы поговорить с ними?
– Легко, – отозвался Верлак и подошел к телефону. – Алло, – заговорил он по-английски, и язык диалога сменился.
– Разве в Монреале говорят на английском? – спросил Фламан Бруно Полика.
– Видимо, да, – кивнул Полик, не слишком уверенный, в чем тут дело: то ли все жители провинции Квебек двуязычны, то ли судье просто повезло.
Верлак продолжал беседу, но ни комиссар, ни его подчиненный не понимали ни слова. Несколько раз судья морщился, потом вдруг замахал рукой на итальянский манер, словно монреальцам удалось чем-то удивить или даже шокировать его. Спустя пять минут Верлак попрощался и положил трубку, а потом подкатил свое кресло поближе к Фламану и Полику.
– Сосед Эдмона сообщил мне, что месье Мартана в настоящее время нет в стране, он уехал в отпуск.
– Куда? – хором спросили Полик и Фламан.
– Сюда. Этот сосед сказал также, что Мартан вел себя на редкость скрытно во всем, что касалось этой поездки.
Полик присвистнул.
– Давайте звонить его родным.
– А если они начнут его выгораживать? – спросил Фламан.
– Если разговор состоится при личной встрече, их ложь будет очевидна. Большинство людей совсем не умеют врать, – пояснил Верлак. – Мартан вылетел из Монреаля в прошлую пятницу и прибыл сюда в субботу. В следующий понедельник он должен снова выйти на работу в Монреале.
– Я сейчас же поговорю с его родными, – решил Полик. – У них винодельческое шато в Пюирикаре, недалеко от поместья, где работает Элен. Как раз по пути к нам домой.
– Замечательно. Постарайтесь выяснить, где Мартан и с кем он, – посоветовал Верлак.
– Сделаю все, что смогу, – Полик схватил куртку и мобильник, пожелал всем доброй ночи и торопливо вышел. И почти сразу в дверь кабинета Верлака постучали.
– Войдите! – отозвался он.
Вошла мадам Жирар и со смущенным видом остановилась в дверях, теребя длинное жемчужное ожерелье. Верлак и Фламан удивленно уставились на нее. Обычно мадам Жирар казалась воплощением сдержанности.