– Мы поедем живописной дорогой через лес, – объявил он. – Route nationale[18] стала слишком оживленной.
Мадам Даррас слишком устала, чтобы спорить. Поскольку у стоп-сигнала он едва сбавил скорость, ей пришлось повернуть голову, чтобы в последний раз взглянуть на церковь с округлой апсидой. Она перевела взгляд на мужчину: уже не улыбаясь, он смотрел прямо перед собой и крепко сжимал руль обеими руками.
Глава 12Слишком шикарно для меня
– Что скажешь? – спросила Марин. Она стояла, подбоченившись, посреди гостиной, в голубом шелковом платье с запа́хом и зеленых босоножках на шпильках.
– Ты выглядишь настолько бесподобно, что мы, пожалуй, никуда сегодня вечером не пойдем, – заявил Верлак, откладывая книгу, чтобы не рассеивалось внимание. – Ты уверена, что хочешь? – продолжал он. Поднявшись с дивана, он подошел к Марин и поцеловал ее в лоб, для чего ему пришлось почти привстать на цыпочки.
– Конечно, хочу, – ответила она. – Я же сказала.
– И ты не против дюжины курильщиков с сигарами?
Марин рассмеялась:
– Дюжины курильщиков с сигарами под открытым небом, теплым вечером в конце лета? Нет. Это лучше, чем составлять тебе компанию, пока ты куришь в своем «Порше», наглухо закрыв окна.
– Э, так нечестно! – возмутился Верлак. – Окна я всегда открываю.
Марин улыбнулась:
– Правильно. Только один раз не стал, да и то потому, что начался дождь. К тому же ты пообещал мне сегодня вечером вкусную еду и отличные вина, так что пойдем, пока я не передумала. Остальные жены и подружки тоже там будут, да?
– Дважды в год это дозволяется, – ответил Верлак. – Но всего два раза в год. И конечно, Пьер с Жан-Марком тоже будут там.
– Но ведь они же пара! Разве это разрешено правилами?
– Конечно, ведь в клубе состоят оба – и Пьер, и Жан-Марк, – объяснил Верлак, снимая пиджак с вешалки в холле. – И потом, сомневаюсь, что кто-то еще уже успел узнать, какие между ними отношения.
Марин подкрасила губы перед зеркалом в холле, сжала их, выравнивая помаду, потом отозвалась:
– А я уверена, что остальные уже поняли, что к чему. Не такие уж они тугодумы. – Она улыбнулась Верлаку, и он рассмеялся, понимая, что его дразнят. Признание обоих мужчин, что они любят друг друга, для него стало полной неожиданностью.
– Кто сегодня устраивает ужин для клуба любителей сигар? – спросила Марин.
– Жакоб, – ответил Верлак. – Он наполовину египтянин, наполовину француз. А работает в лондонском Сити.
– В лондонском? Почему так далеко?
– Скоро узнаешь.
Пятнадцать минут спустя Верлак въехал на своем «Порше» в высокие черные, гостеприимно распахнутые ворота.
– Какая красота! – воскликнула Марин, высовывая голову в окно. – Глупо звучит, но я просто обожаю эту подъездную дорожку!
Верлак улыбнулся и опустил стекло в окне со своей стороны. Ему был приятен энтузиазм, с которым Марин воспринимала все вокруг, вплоть до подъездной дорожки. Птицы щебетали, перепархивая с платанов на пинии, растущие вдоль обочин.
– Ты права, – сказал Верлак. – Я бывал здесь и раньше, но только поздно вечером. А теперь понимаю, что ты имеешь в виду.
Подъездная дорожка была грунтовой, две узких полосы тротуарных плиток служили направляющими для колес автомобиля. Между плитками и вокруг них росла изумрудная трава, и гость, подъезжая к дому, замечал не бетон или камень, а зелень. Почему-то от пения цикад, вечернего тепла и вида зеленой травы на глаза у Верлака навернулись слезы умиления. Автомобиль медленно прокатился по дорожке и остановился на большой, усыпанной гравием парковке.
Тщательно ухоженный «Ситроен» Пьера выглядел карликом рядом с остальными машинами, главным образом немецкого производства, причем три из четырех были внедорожниками. Пьер и Жан-Марк как раз выбирались из синего автомобильчика и сразу же поспешили к Верлаку с традиционными bise. Внимание мужчин привлек новенький серебристый «Порше Кайен».
– Чей это? – спросил Пьер. – Что-то не узнаю.
– Кристофа Шазо, – ответил Верлак. – Он рассказывал мне об этой машине, когда мы случайно встретились в «Мазарини».
Жан-Марк обошел вокруг «Кайена». Марин с улыбкой наблюдала за мужчинами.
– Вы прямо как подростки, – заметила она.
Пьер пожал плечами:
– Красивые они, что тут еще скажешь?
Верлак сбил комок грязи, прилипший к колпаку левого заднего колеса.
– Кристофу пора помыть свою новую красавицу.
– Эй, что это с Марин? – вдруг воскликнул Пьер.
Обернувшись, Верлак увидел, что Марин не сводит глаз с дома.
– Марин! – окликнул ее Жан-Марк. – Ты что, язык проглотила?
– Тс-с-с! – Марин поспешно вернулась к ним. – Услышат!
– Тебе нравятся дома, а нам – машины, – подытожил Верлак.
– Впечатляет, верно? – кивнул Пьер.
– Да, впечатляет, но не подавляет размахом, – согласилась она. – По-моему, это самый красивый дом, какой я видела в жизни.
Мужчины невольно повернулись и обвели взглядами трехсотлетний mas[19]. Этот дом, несмотря на свои размеры, – Пьер прикинул, что в нем, должно быть, спален двенадцать, – выглядел непритязательно. Казалось, свое существование он начал в виде manoir – усадьбы зажиточного крестьянина, а потом на редкость гармонично достраивался на протяжении десятилетий и веков. Каменные стены были грубыми, неоштукатуренными, ставни выкрашены светло-серой краской. Дом окружала флора Прованса – мириады оттенков зеленого и серого и отдельно стоящие высокие тонкие кипарисы. Они двинулись в обход дома – в ту сторону, откуда доносились музыка, голоса и смех. С десяток пар расположились вокруг вытянутого, плавно закругленного бассейна. Северную оконечность бассейна защищала от ветра каменная стена высотой футов пять, над стеной высились холмы с террасами виноградников. К западу от дома находился еще один, более высокий и крутой холм, где на террасах был разбит сад: небольшие, округло подстриженные живые изгороди из самшита, клумбы розмарина, тимьяна, лаванды, там и сям – средиземноморские цветы, любящие солнце, не слишком требовательные к почве и поливу и способные выдержать местные холодные зимы.
– Все они белые, – заметил Пьер, разглядывавший клумбы в компании Марин. – Я про цветы.
– Верно, – кивнула она. – Именно поэтому сад так радует глаз и выглядит настолько приятно.
– И стильно, – подмигнул Пьер.
– А-а, вот и вы! – Фабрис, президент клуба любителей сигар и владелец сети магазинов сантехники, раскинувшейся по всему Провансу, вышел навстречу Пьеру и Марин. – Рад видеть тебя, Марин. – Он переложил высокий стакан из правой руки в левую, чтобы пожать Марин руку.
Вместо этого она шагнула к нему и поцеловала в щеку.
– А ваша жена здесь? – спросил Пьер.
– Нет, – ответил Фабрис. – Нашей старшей дочери со дня на день рожать. Моя жена сидит дома, ждет звонка. А вы как, Пьер?
– О чем вы?
– Никого не привезли с собой? – допытывался Фабрис, наклонившись к Пьеру и шутливо толкая его локтем в бок. – Какую-нибудь юную красавицу, чтобы представить нам, а?
– Я приехал с Жан-Марком, – невозмутимо ответил Пьер.
Фабрис кивнул с озадаченным видом, потом улыбнулся.
– Так я и знал.
– Привет, Фабрис, – поздоровался, подходя, Верлак и обнял Марин за талию.
Фабрис взволнованно заговорил:
– Вон там, возле купальни, один парень делает мохито – у него они выходят даже лучше, чем те, которые я пробовал на Кубе!
– Звучит заманчиво. Пойдем и мы попробуем, – предложил Верлак Марин.
Громко хлюпнув, Фабрис втянул остатки своего коктейля через соломинку и заявил:
– Я с вами! Было бы неплохо повторить.
По пути к купальне они встретили Жакоба и его жену Ребекку. После знакомства Ребекка предложила:
– Угощайтесь! Аперитив каждый берет сам, а ужинать мы сядем за стол. А теперь прошу простить, мне пора! Кончился тапенад.
– Она сама его готовит, – сияя, пояснил Жакоб.
– Правда? – впечатлилась Марин. Сама она готовила тапенад только однажды: вынимать косточки из оливок оказалось страшно муторным занятием.
– А вот и первая сигара на этот вечер, – объявил Хосе, еще один член клуба, вручая Верлаку деревянную коробочку. – Это «Упманн», лимитированная партия.
Верлак представил ему Марин.
– Моя жена Карме будет рада с вами познакомиться, – сказал Хосе. – Она вон там, в бежевых брюках и белой блузке. Преподает испанский в университете. Я ей рассказывал, что вы преподаватель права.
– Будет очень приятно познакомиться, – ответила Марин. – Передайте Кармен, пожалуйста, что я охотно посплетничаю с ней об университете.
Хосе и Верлак рассмеялись.
– Передам обязательно. Кстати, не Кармен, а Карме, – уточнил Хосе. – Это каталонский вариант того же имени.
Хосе ушел разносить сигары. Верлак обрезал кончик «Упманна» и, похлопав себя по карманам, обнаружил, что забыл зажигалку. Незнакомый мужчина тут же щелкнул зажигалкой и поднес язычок огня к сигаре Верлака.
– Благодарю, – произнес Верлак, закуривая. – Кажется, мы не знакомы. Я Антуан Верлак.
– Приветствую, – незнакомец пожал ему руку. – Филипп Леридон.
– А это Марин Бонне.
– Очень приятно, – улыбнулся Леридон. – Вы тоже любительница сигар?
– О нет! – воскликнула Марин. – Я здесь на правах представительницы клуба жен и подруг.
Леридон засмеялся.
– А вы? – в свою очередь, спросила Марин. Она старалась не слишком глазеть на собеседника, но его лицо показалось ей знакомым. Откуда? Экс – маленький город, возможно, они просто когда-то стояли в одной очереди в «Монопри».
– Меня пригласил Кристоф Шазо, – объяснил Леридон.
– Слушайте, – вмешался Верлак, – вы тут поболтайте, а я схожу за мохито, пока Фабрис их все не выпил.
Марин не выказала раздражения оттого, что ее бросили так внезапно, да еще вынудив поддерживать светскую беседу с человеком, которого они с подругой Сильви классифицировали бы как пижона. Филипп Леридон представлял собой сугубо средиземноморский тип самца: слишком увешанный золотом, слишком загорелый, слишком открыто демонстрирующий кубики пресса под слишком обтягивающей белой рубашкой, расстегнутой на больше пуговиц, чем следовало бы. От неловкости Марин вскоре спасло появление человека, с которым она познакомилась в кафе «Мазарини».