– Благодарю вас, – кивнула Марин и направилась в обратный путь по улице Кардиналь, затем на север по улице д’Итали, в конце которой свернула на Тьер. Там ее внимание привлекла витрина «Синдереллы» – обувного магазина, где она бывала с раннего детства и где еще ее мать покупала туфли в ранней юности, в пятидесятых годах. Здесь продавали преимущественно практичную старомодную обувь на невысоком каблуке, из качественной кожи, хотя с недавних пор на витрине появились и яркие балетки «Репетто». Магазин был еще закрыт на обед, и Марин зашагала дальше, понимая, что намеренно тянет время. Может, и Эрик Блэ ушел на обед? Вряд ли, уже почти половина третьего. Она нажала кнопку звонка на двери его офиса, ее впустили. По мраморной лестнице она поднялась на второй этаж, в адвокатскую контору братьев Блэ.
– Здравствуйте, – обратилась Марин к элегантно одетой женщине в приемной. – Я давняя знакомая мэтра Блэ. Он у себя?
– Сейчас выясню, – пообещала секретарь. – Как ваша фамилия?
– Марин Бонне. Доктор Бонне. – Она редко пользовалась своим докторским званием, разве что в тех случаях, когда благодаря ему удавалось добиться более быстрого и качественного обслуживания.
Секретарь позвонила Эрику Блэ и после краткого разговора сообщила, что Марин может пройти к нему – вторая дверь налево.
Осторожно приоткрыв дверь, Марин увидела, что Эрик Блэ уже идет через комнату навстречу ей. Смутившись, они остановились лицом друг к другу, не зная, чем обменяться – рукопожатием или традиционным поцелуем в щеку. Марин нарушила молчание смехом:
– Ну что же, давай поцелуемся, – сказала она. – Для этого мы достаточно давно знакомы.
Блэ рассмеялся:
– Ты права. Я ведь даже в хор записался только потому, что туда ходила ты. – Он дружески обнял ее за талию и расцеловал в обе щеки.
Разрумянившись, Марин отступила.
– Неужели ты и вправду записался в хор только из-за меня?
– Нет, мама настояла. Но ты стала для нас, братьев Блэ, дополнительным бонусом.
Марин засмеялась.
– Ну, как ты? – Блэ отступил, глядя на нее.
– Прекрасно, – ответила она. – Спасибо, что согласился принять меня.
Она вгляделась в породистое лицо Блэ, длинный орлиный нос, тонкие губы и бледно-голубые глаза. Редеющие волосы лишь подчеркнули красоту загорелого лба, глаз и изящно очерченных скул. В подростковые годы Марин с подругами прозвали его «парень из Малибу».
– Не за что, – ответил он. – Но ведь это, как я понимаю, не визит вежливости?
– Нет, – сказала Марин. – У тебя найдется несколько минут?
Блэ кивнул и указал на стул, затем обошел вокруг огромного письменного стола, когда-то принадлежавшего его деду и уже много лет стоявшего в кабинете. Марин села и пристроила сумочку на полу, при этом шелковая блузка соскользнула с левого плеча. Она быстро поправила ее, подняла голову и увидела, что Блэ не сводит с нее глаз. Он заметил маленькую повязку у нее на груди, в том месте, где сделали прокол для биопсии.
– С тобой все хорошо? – спросил Блэ.
Марин выпрямилась.
– Да, отлично.
– Прости, не надо было мне спрашивать.
– Ничего, – ответила Марин. – Просто сегодня утром я ходила на биопсию, потому мне и наложили повязку. Было не больно, но очень некомфортно. Словами не описать.
– Сочувствую, – сказал Блэ. – Когда будут известны результаты?
– Наверное, к концу дня. Папа звонил в лабораторию, просил поторопиться.
Отец Марин был самым востребованным терапевтом в Эксе и на протяжении многих лет – врачом всего семейства Блэ.
Блэ потянулся через стол и взял Марин за руку.
– Я буду держать пальцы скрещенными за тебя.
– Спасибо, Эрик, – улыбнулась Марин.
– Итак… о чем речь?
– О смерти мадам Даррас. Ты ведь ее адвокат.
– Правильно.
– Нам известно, что мадам Даррас встречалась с тобой и хотела сохранить этот визит в тайне от своего мужа.
Блэ кивнул:
– Это конфиденциальная информация, Марин.
– Но ее же убили, – возразила она. – В пятницу вечером.
– Что? – Лицо Блэ стало пепельно-бледным. – Сегодня утром я слышал, что она умерла, но не знал, как именно. Все выходные я провел в Париже и вернулся только сегодня утром… У меня нет слов. Как это случилось?
– Мы пока не знаем. Труп нашли на винограднике, ее ударили в висок камнем, бумажник из сумки пропал.
Блэ сел и запустил пальцы в волосы.
– Что ты хочешь знать? И кстати, почему сюда пришла ты, а не полиция? У преподавателей права теперь новые обязанности?
– Я помогаю Антуану Верлаку.
Несколько секунд Блэ молчал, потом спросил:
– Значит, ты все еще встречаешься с ним?
Марин кивнула.
– Мы хотим понять, почему мадам Даррас держала визит к тебе в тайне. По-моему, это странно: мне говорили, что они с мужем всегда и всюду бывали вместе.
– Бедняга Жиль… – вздохнул Блэ. – Да, они были неразлучны. А ко мне мадам Даррас приходила по поводу своих денег – состояния семьи Обанель.
– Тогда понятно.
– К ее завещанию прилагается особый раздел, содержание которого не зависит от завещания, которое подписали они с Жилем. Я мог бы показать его тебе, будь у тебя ордер, но поскольку ты в полиции не служишь, полагаю, его у тебя нет.
– Правильно, нет. Но судье Верлаку он не понадобится.
– Вот пусть он и приходит. – Голос у Блэ стал резким. – А я, пожалуй, спрошу его, почему он посылает тебя с поручениями.
Марин поняла: ее наказывают за встречи с Антуаном и за то, что она отвергла ухаживания Блэ. Но, как справедливо заметил Эрик, раньше Верлак действительно не давал ей таких поручений. Она поблагодарила Блэ, встала, на этот раз при прощании пожав ему руку, и быстро вышла из кабинета. На лестнице она позвонила Верлаку.
– Привет, это я. Насколько быстро ты сможешь приехать в контору Эрика Блэ?
– Примерно через две минуты, – ответил Верлак. – Я вижу ее из окна.
– Он не сказал мне, зачем к нему приходила мадам Даррас, упомянул только, что в связи с ее завещанием.
– Скоро буду.
– Тебе ведь как судебному следователю не нужен ордер, правильно?
– Да. Только мой жетон.
Она отключилась и села на ступеньку – на удивление холодную, несмотря на теплый сентябрьский день. Вынув тощий томик воспоминаний Симоны де Бовуар, она принялась было читать, но через несколько строк отвлеклась, задумалась о своем и отложила книгу. До нее дошло, что она только что рассказала Эрику Блэ о своем здоровье больше, чем человеку, с которым встречалась, – по крайней мере больше, чем до вчерашнего ужина. Может, ей хотелось, чтобы Антуан Верлак считал ее здоровой и полной сил? И она опасалась, что, заболев, не дождется от него поддержки? Или же все дело в том, что Эрика Блэ она знала с детства и ей, как и всему Эксу – по крайней мере ее друзьям и знакомым, – было известно, что Блэ недавно ухаживал за пожилым отцом, долго и мучительно умиравшим от рака?
Верлак приехал через две минуты, как и обещал, и взбежал по лестнице.
– Проводи меня к нему, – попросил он, поцеловав Марин.
Они вошли в контору, прервав увлеченных разговором секретаря и Блэ.
– Добрый день, мэтр Блэ. – Верлак прошел через приемную, чтобы пожать адвокату руку. – Я Антуан Верлак, судебный следователь Экс-ан-Прованса. У вас найдется минута?
Блэ жестом пригласил Верлака и Марин к себе в кабинет и закрыл за ними дверь. Верлак вынул свой жетон и продемонстрировал адвокату. Как требовали правила, адвокат положил его на стол.
– Вы хотите знать, какие изменения мадам Даррас внесла в свое завещание?
– Да, будьте добры, – кивнул Верлак.
– Изменения мадам Даррас касались ее частного завещания, – пояснила Марин. – У нее было собственное состояние, доставшееся от Обанелей.
Из деревянного картотечного шкафа вековой давности, явно приобретенного вместе со столом, Блэ вынул папку и положил ее на стол, рядом с жетоном Верлака. Потом открыл папку на странице с текстом, отпечатанным на пишущей машинке под логотипом его конторы.
Верлак подался вперед и надел очки для чтения.
– В чем суть изменений? – спросил он, пробегая документ глазами. – Если не ошибаюсь, она завещала свое состояние, то есть восемьсот девяносто тысяч евро… э-э… – Он склонился над столом, чтобы лучше видеть, прочитал написанное, а потом снял очки и перевел взгляд на Блэ. – Обществу борьбы с жестоким обращением с животными?
Блэ кивнул.
– А кто был ее наследником, пока она не изменила завещание? – спросила Марин.
– Ее племянник, – ответил Блэ. – Кристоф Шазо.
Глава 18Верлак подозревает друга
– Ты болван! – кричал Фабрис в телефон. – Никогда не думал, что скажу тебе такое, Антуан, но ты полный идиот! Кристоф только что звонил мне, сказал, что прокурор задал ему жару.
– Сожалею, Фабрис, – ответил Верлак, – но в пятницу вечером была убита тетя Кристофа, а за несколько дней до этого она лишила его наследства.
– В пятницу вечером он был с нами! Ты что, не помнишь?
– Он мог успеть съездить в Ронь, – возразил Верлак. – Еще до вечеринки.
– Откуда он мог узнать, что его лишили наследства? – не унимался Фабрис. – А? А ну-ка, ответь!
– Мадам Даррас позвонила матери Кристофа, своей сестре Натали, и сама ей сказала. Сегодня это подтвердил месье Даррас.
Несколько секунд Фабрис молчал.
– Это в лучшем случае косвенные свидетельства. И за это ты его арестовал?
– Не арестовал, Фабрис, – объяснил Верлак, – а всего лишь вызвал на допрос. Он уже дома.
– Теперь ему паршиво как никогда. Молодец.
Верлак не стал рассказывать Фабрису, что, пока он допрашивал Кристофа, офицеры Фламан и Шельфер на стоянке брали пробы грязи с шин принадлежавшего Шазо новенького внедорожника «Порше».
– Обиднее всего то, что у него нет алиби на вечер пятницы с того момента, как он уехал с работы в половине шестого, до того, как приехал на ужин клуба любителей сигар в восемь, – сказал Верлак.
– Я тоже не уверен, что у меня есть алиби на эти часы! – закричал Фабрис в трубку. – Значит, и я убийца?