Кто-то из детей, видимо, уронил на пол вилку или ложку, потому что Полик услышал шепот мадам Бондо: «Оставь, не трогай».
– У вас в автобусе были пассажиры в тот вечер? – спросил Полик.
– Минутку, дайте вспомнить… – Бондо подался вперед, положив руки на колени. – Пятница, пятница… Ну да, конечно же, были. В Экс автобус часто возвращается пустым, но в тот день на нем ехали три подростка, мальчишки, вроде бы в кино. Три-D-фильм или что-то в этом роде. – Он выпрямился и улыбнулся. – Я запомнил их за вежливость. Не то что другие подростки, которых я постоянно вожу. – Он со значением посмотрел на собственных детей и повторил: – Вежливость! – Потом повернулся к Полику и добавил: – После кино ребят должны были встретить родители. Я слышал их разговор об этом – они жалели, что не удастся заодно сходить в какой-нибудь клуб.
Полик кивал. Бондо подтвердил, что автобус часто возвращается в Экс пустым, это звучало правдоподобно. Видел Полик и рекламные афиши 3D-кинотеатра, но их мог видеть и Бондо.
– Вы не заметили ничего необычного на пути в Экс? – спросил Полик.
– Нет, – ответил Бондо. – Если бы заметил, то сообщил бы.
– Вы не запомнили какие-нибудь приметы тех подростков из автобуса?
Бондо оживился.
– А как же! – Он снова выпрямился. – Они называли одного Виктором – вдруг это поможет. Как моего старшего сына. – Он перевел взгляд на сына – мальчишку в очках, судя по виду, лет одиннадцати. – Встань, Виктор, и поздоровайся. Вежливость! – напомнил ему отец.
Виктор Бондо поднялся, ударившись о край обеденного стола.
– Добрый вечер, месье, – сказал он Полику и сразу же сел, снова стукнувшись о стол.
Полик улыбнулся.
– Добрый вечер, – ответил он, повернулся к месье Бондо и спросил: – А как выглядел этот Виктор?
Бондо поднял взгляд к потолку.
– Ростом выше меня, тощий, в таких, знаете, узких приспущенных джинсах, как теперь некоторые носят, – описывал он. – С растрепанными кудрявыми волосами, приятным лицом. Вежливый. Хорошо воспитанный.
Полик старательно записал его слова.
– А что-нибудь о других подростках? Имена? Лица?
– М-м… почти ничего. Один, кажется, младше остальных или по крайней мере ниже ростом. А, еще одного из них звали Жером…
– Как дядю Жерома из Тулузы! – восторженно выкрикнул кто-то из детей.
Бондо смерил их недовольным взглядом.
– Да, как моего брата.
– Больше ничего? – спросил Полик.
– Нет. Хорошо еще, что я вообще хоть что-то запомнил, – Бондо сидел прямо, положив руки на колени.
– В таком случае – большое вам спасибо. – Полик поднялся и пожал Бондо руку. – Мадам Бондо, прошу прощения, что прервал ваш ужин. Я уже ухожу.
Быстро шагая к машине, Полик позвонил в поместье Боклер.
Ответила на звонок Элиза Боннар.
– Элиза, это Бруно Полик. Извини, что помешал ужинать.
– Ничего, – ответила она. – Мы еще не садились, но Элен уехала час назад, если ты хотел поговорить с ней.
– Нет, если можно, не с Элен, а с Виктором.
Он услышал, как Элиза зовет Виктора, сообщая ему, что звонит комиссар Полик.
Виктор Боннар шел к телефону медленно, со взмокшими ладонями. Оливье Боннар встревоженно наблюдал за сыном, а его тринадцатилетняя дочь Клара, отложив книгу, шепнула брату: «Поздравляю».
– Тихо ты, – Виктор мимоходом дал ей легкий подзатыльник.
– Эм-м… слушаю! – произнес Виктор в трубку, стоя на кухне в окружении всей семьи.
– Виктор, привет, – заговорил Полик. – У меня к тебе вопрос: ты ездил на автобусе в Экс в прошлую пятницу вечером?
Виктор озадаченно оглянулся на родных.
– Да, было такое.
Полик улыбнулся.
– Ты, возможно, только что подтвердил невиновность одного человека.
– Правда? Круто.
– А зачем ты ездил в Экс?
– В кино, с друзьями. С Жеромом и Тома́.
Полик снова улыбнулся.
– А на какой фильм ходили?
Виктор рассмеялся.
– Не советую, какое-то тридэшное барахло. Он нам не понравился.
– Тысячу раз спасибо, приятель! – воскликнул Полик.
– Не за что, всегда пожалуйста.
Полик отключился и еще раз попробовал позвонить Верлаку, но у того по-прежнему была включена голосовая почта, поэтому Полик оставил ему сообщение – изложил новые обстоятельства дела и упомянул о недавнем визите месье Дарраса. Обычно Антуан Верлак всегда отвечал на звонки, но, возможно, в этот момент он был за рулем и ехал обратно в Экс. Выводя со стоянки «Ренджровер», Полик уже думал о том, что впереди – полчаса езды до Ронь и каменного деревенского дома, где его ждут жена и дочь, и не сразу вспомнил, что у него назначена еще одна встреча.
Глава 22Машина, которая спасла президента
Отключенный мобильник Полик положил на пассажирское сиденье рядом с собой. Элен оставила два сообщения, которые ему до сих пор было недосуг прослушать, а дочь Лия – одно. Ведя машину на север от Экса, Полик думал о десятилетней Лии и не мог припомнить, когда в последний раз проводил с ней время, читал, разговаривал или хотя бы смотрел с дочкой кино. Остановившись у светофора, он прослушал ее сообщение: «Привет, папа! Я знаю, нельзя отвлекать тебя от работы, только в самом крайнем случае, но я просто хотела сказать тебе, что получила за контрольную по математике девятнадцать баллов из двадцати. Мама не в духе. До встречи!» Как хорошо было бы отправиться прямиком домой, уже почти восемь часов, а Лия обычно ложится в половине десятого. Но сначала – встреча с Андре Продо. В пути Полик думал о трех убийствах: прошла уже неделя, а ни одно из них не раскрыто. Погибли женщины.
– Прости, Лия, – сказал он вслух и включил диск с оперной музыкой.
Мастерская, где работал Продо, располагалась в нескольких минутах ходьбы от дома Полика. Паркуясь перед мастерской, он видел в окнах свет.
Продо слышал, как Полик затормозил у мастерской, и по звуку понял, что тот ездит на далеко не новом «Ренджровере», на котором давно пора бы поменять ремень вентилятора. Скрежет, который он издавал при работе, было невозможно спутать ни с чем. Продо вышел из мастерской навстречу комиссару, вытирая испачканные машинным маслом руки маленьким голубым полотенцем.
– Bon soir[34], -поздоровался Продо, вместо руки подавая Полику локоть. – Руки-то я вытер, но они все равно жирные от масла. Так что вот вам локоть.
Полик пожал автомеханику локоть.
– Подойдет. Я комиссар Бруно Полик.
– Проходите, комиссар.
Полик последовал за Продо в служебное помещение, какими они обычно бывают при автомастерских: старый железный стол в нем был доверху завален счетами и накладными и заставлен немытыми кружками из-под кофе. Стены были увешаны плакатами и фотографиями в рамках, рядом красовалась коллекция спортивных трофеев. Среди снимков не было ни одного с красавицами или роскошными машинами вроде «Феррари» или «Мазерати»: только «Ситроены», главным образом шестидесятых и семидесятых годов выпуска, и всего двух моделей – DS и ID.
– Садитесь, – предложил Продо, указывая на стул напротив стола.
С этого места просматривалась вся мастерская; двухцветный, черный с белым «Ситроен DS» стоял на подъемнике, на высоте около двух метров, а рядом, на бетонном полу мастерской, Полик увидел «Ситроен ID» цвета бордо.
– Примите соболезнования в связи со смертью Жизель, – начал Полик.
Продо кивнул.
– Спасибо, – тихо ответил он.
Полик разглядывал его исподтишка, стараясь не глазеть открыто: Продо вовсе не был похож на автомеханика или по крайней мере на других автомехаников, с которыми Полику приходилось иметь дело. Рослый и худой, он носил очки в тонкой металлической оправе. Его каштановые волосы начинали редеть, говорил и держался он… изысканно, наконец нашел слово Полик. Да, изысканно.
– Полагаю, вы приехали, чтобы спросить, чем я занимался в те выходные, – продолжал Продо, глядя комиссару в глаза. – Жизель выглядела так… словно умерла некоторое время назад…
– Да, – ответил Полик. – Она была убита в пятницу вечером, между шестью и восемью часами.
Продо прикусил губу и на несколько секунд задумался, прежде чем ответить:
– Я был здесь, в мастерской. Увы, алиби у меня нет.
Полик кивнул.
– Может, в это время кто-нибудь заходил или звонил в мастерскую?
Продо покачал головой:
– Нет, не помню такого. Здесь были только я и машины.
– Когда вы расстались с мадемуазель Дюран?
– Мы перестали встречаться примерно через месяц после того, как она лишилась работы в магазине одежды в Ронь, – объяснил Продо. – Решение принял скорее я, чем она, и расставание очень тяжело далось нам обоим.
– Но вы по-прежнему продолжали поддерживать связь и даже отправились проведать ее в понедельник.
– Да, – подтвердил Продо. – Ни у меня, ни у Жизель нет и никогда не было мобильников. Жизель считала, что они ей не по карману, а я слишком старомоден для передовых технологий, так что мог связаться с ней только по стационарному телефону. Все воскресенье она не брала трубку. Вот я и забеспокоился. В понедельник вечером пораньше закрыл мастерскую и отправился проведать Жизель.
– Сочувствую, – снова сказал Полик. – У нее были друзья?
– Почти не было, – ответил Продо. – Мы оба одиночки.
– В каком настроении она была в последнее время?
– Жизель не на шутку приуныла, в сущности, даже впала в депрессию, и я понял, что больше не в состоянии поддерживать ее. Мне самому требовалась помощь: моя мать страдала депрессией и в конце концов покончила с собой, когда мне было тринадцать. Состояние Жизель настолько живо напомнило мне об этом, что…
Полик пристально наблюдал за автомехаником. Андре Продо перевел взгляд на скрещенные руки, осекся и тяжело вздохнул.
– Извините, – добавил он. – Но как подумаю, сколько лет пришлось лечиться… – Он вымученно улыбнулся.
Полик ответил ему ободряющей улыбкой и попросил:
– Не спешите. Поможет все, что вы можете сообщить мне о привычках и настроениях мадемуазель Дюран.