– Что?.. Нет-нет, что вы! Рад был помочь.
Оливье обошел фургон сзади и увидел, что Верлак, Элен, Бруно и Виктор быстро выгружают вино, а Тебо наблюдает за ними, скрестив руки. Когда разгрузка закончилась, Оливье постучал по кузову фургона и пожелал: «Удачной вам игры!» Реми помахал им в окно, и Оливье услышал, как его отец громко жалуется на Жан-Филиппа, который якобы жульничал во время предыдущей партии.
– К ужину привезу его обратно! – пообещал Реми, выезжая в ворота поместья Боклер.
– Месье Тебо, – Оливье Боннар пожал руку эксперту. – Не знаю, как вас благодарить!
– Пустяки.
– Может быть, останетесь на ужин? – взволнованно спросила Элиза.
– Благодарю, но нет, хочу успеть на экспресс до Парижа. – Тебо улыбнулся и добавил: – Сегодня у меня поздний ужин с моим редактором.
– Вы пишете книгу о винах? – спросил Оливье.
– Издаю свои мемуары.
Верлак с улыбкой посмотрел на Тебо.
– Ого! Обязательно купим вашу книгу, когда она выйдет, – пообещала Элиза. – Как она называется?
Эксперт по винам поправил галстук-бабочку.
– «Исповедь винного вора».
Верлак усмехнулся.
Тебо сделал вид, что не заметил.
– Права на экранизацию уже проданы, – добавил он. – По книге будут снимать сериал для «Канал плюс».
Элиза захлопала в ладоши.
– Вот здорово! А кто сыграет вас? Ой, я прямо вижу в этой роли Ромена Дюриса! Или даже Гийома Кане…
Глава 25Транжира
– Странно… – сказал Верлак, когда они возвращались с виноградника к дому. – У нас в работе два дела, и в обоих фигурируют пожилые люди с деменцией.
– И оба помнят войну, – добавил Полик. – Прямо как мой дед. Чем дальше прогрессировала болезнь, тем больше он жил давним прошлым.
– Но какое отношение старческая деменция и Вторая мировая война имеют к смерти мадемуазель Монмори и мадемуазель Дюран, я не понимаю, – заключил Верлак.
– А может, эти дела никак не связаны между собой, вот и все.
С лоз свисали тяжелые грозди винограда, прячась под плотными зелеными листьями. Глядя на них, Полик вспоминал, как собирал урожай на винограднике своего отца и постоянно боялся, что отрежет себе палец, срезая грозди с веток.
Небо было ярко-голубым, вновь началась жара. Верлак пнул комок ржаво-красной почвы – сухой, будто и не было недавних дождей.
– Скоро начнут убирать, – заметил он.
– Да, теперь уже со дня на день, – кивнул Полик. – Странно, что Оливье настолько спокоен. Обычно перед сбором урожая он весь на нервах.
– А Элен не раздражает то, что она вынуждена работать на чужом винограднике? – спросил Верлак.
Полик кивнул.
– Раздражает с недавних пор. Раньше все было в порядке, а теперь, похоже, до Элен дошло, что собственного виноградника у нее не будет никогда. Рано или поздно Виктор станет новым виноделом в Боклере, он увлечен этой работой, у него талант. Когда Элен только начинала, она подумывала купить небольшой участок в Лангедоке, но даже там уровень цен теперь недоступен простым смертным.
Верлак остановился и обвел взглядом ряды лоз.
– Кажется, я не знаю другого ремесла, в котором приходилось бы принимать во внимание столько внешних факторов, чтобы произвести продукт, который стоит попробовать. Виноделы должны столько всего учесть – географическое положение, геологические особенности, состав почвы, рельеф, историю, традиции…
– И тенденции, – добавил Полик.
– Да, вы правы, еще моду и тенденции. Не говоря уже о более сложных науках – химии, биологии, энологии… Я всегда поражаюсь этому, слушая, как виноделы говорят о своей работе.
– И вина зачастую отражают характер винодела, – заметил Полик. – Вина Элен живо напоминают мне ее саму – мягкую и вместе с тем непредсказуемую и упорную.
Верлак кивнул.
– Однажды я видел документальный фильм о виноделии, где брали интервью у отца и дочери – оба они производят вина в Бургундии. Там был один душещипательный момент с откровенным разговором, в котором дочь обвиняет отца в холодности и равнодушии, но не говорит об этом напрямую, а словно дает оценку его винам – мол, они холодные, их вкус трудно прочувствовать. И плачет при этом навзрыд.
Некоторое время они шли молча. Антуан Верлак думал о том, как и когда вызвать на откровенный разговор своих родных – так, как сделала девушка-винодел из Бургундии в винных погребах своего отца. А Бруно Полик думал об Элен и ее винах и вспоминал день, когда влюбился в нее.
– Одна тайна раскрыта, осталось еще три, – снова заговорил Верлак, когда они вошли в калитку, ведущую во двор Боннаров. И рассказал Полику о мозаичных полах, которые прятал у себя в саду Леридон.
– Римские полы? – переспросил Полик. – Неудивительно, что он скрывал находку. Весь его ремонт теперь пойдет псу под хвост.
– Именно, – подтвердил Верлак. – Вот как бывает: находишь произведение искусства, которому нет равных, а оно не радует, а превращается в обузу. Кстати, я как раз подумал о вашем отце… Он по-прежнему увлечен историей Древнего Рима?
– Еще как! – ответил Полик. – Нашел недавно очередную римскую монету у друга. Так вы думаете?..
– Он не мог бы взглянуть на мозаику Леридона?
– Конечно, пока муниципалитет не огородил ее.
– Я уже спрашивал у Леридона, и он согласился, так что привозите отца, когда вам будет удобно, только не тяните.
– Как хорошо, что кража вина у Боннаров оказалась, в сущности, даже не кражей, – со смехом продолжал Полик. – И теперь мы знаем, что между убийством мадам Даррас и пропажей вин нет никакой связи.
– Осталось только убедиться, что смерть мадам Даррас никак не связана с убийством мадемуазель Монмори и мадемуазель Дюран, – кивнул Верлак. Он вдруг вспомнил, что Марин так и не смогла связаться с ее пожилой соседкой, Филоменой Жубер. – Как прошла встреча с бывшим парнем Жизель Дюран?
– Прекрасно, – ответил Полик. – Он страстный поклонник «Ситроенов DS» и немного поэт.
Верлак улыбнулся.
– А его алиби подтвердилось?
– Алиби у него нет. – Полик подошел к своей машине и остановился.
Верлак повернулся к нему.
– Нет алиби? – повторил он. – Может, нам стоит насторожиться?
– Ни к чему. Он невиновен.
– А что у него в прошлом? – спросил Верлак, не понимая, почему Полик настолько убежден в невиновности автомеханика.
– Говорю же, он фанат «Ситроена». Особенно модели DS.
– Это такая длинная и обтекаемая, с гидропневматической подвеской?
– Она самая. У моего деда была такая. Однажды он прокатил нас на максимальной высоте подвески. Мы сидели в метре от… – Полик вдруг замолчал и кинулся к своей машине.
– Что-то забыли? – спросил вслед Верлак.
– Продо точно так же ездил на машине на прошлой неделе, – бросил Полик через плечо, плюхнулся на сиденье, высунул голову в окно и крикнул Верлаку: – Я обратно в мастерскую. Какой же я кретин!
Верлак сел в машину и обрезал кончик кубинской сигары, вручную сделанной молодым кубинцем и купленной Фабрисом из-под полы во время последней поездки в Гавану. Улыбаясь, Верлак вспоминал рассказ Фабриса, как он разыскивал легендарного сигарного мастера, и после нескольких неудачных попыток его ломаного испанского наконец хватило, чтобы выяснить, где тот живет. «Я буду звать его Мигелем, – шепнул Фабрис Верлаку, вручая ему сигару, – но само собой, это имя ненастоящее».
Мобильник Верлака зазвонил, он ответил на звонок, одновременно опуская спинку сиденья и глядя на платаны вдоль дорожки к поместью Боклер.
– Слушаю?
– Антуан, это Марин.
Он рывком выпрямился.
– Да. Ну что, узнала?
– Положительно.
– То есть?..
– Я хотела сказать – да, все узнала, все в порядке!
Он откинулся на спинку и закрыл глаза.
– Значит, результаты анализов отрицательные.
– Да, извини, что запутала тебя, – ответила она. – Все в полном порядке.
– Как я рад! Сегодня пьем шампанское.
– Прекрасно! До встречи.
– Чао.
Он перешел на первую передачу и повел машину по шоссе, слушая кубинскую сальсу и выпуская сигарный дым в открытое окно. Верлак понимал, что следовало бы позвонить Кристофу и Фабрису и извиниться перед обоими. Но какие бы дружеские чувства он ни питал к Кристофу Шазо, его объяснение, каким образом на шины попала грязь с виноградника, выглядело надуманным. Однако хозяйка винной лавки вспомнила, что Кристоф действительно заезжал к ней в пятницу вечером, и даже назвала вина, которые он купил, – и красное, и белое были одной и той же марки, «Шато Симон». «Транжира», – проворчал Верлак. Эти вина считались самыми дорогими в Эксе, а сам Верлак любил их меньше прочих.
Полик затормозил перед воротами автомастерской, почти так же близко, как Реми, когда ставил свой фургон возле кухни Боннаров. Бросившись к двери офиса при мастерской, он дернул за ручку – дверь была заперта.
– Merde! – выпалил он вслух, потом заколотил в дверь и закричал: – Андре, мне надо поговорить с вами!
Он снова подергал дверь, но безуспешно. Приставив ладони козырьками к глазам, Бруно заглянул в окно: стол был по-прежнему завален бумагами и заставлен кофейными чашками. Торопливо пройдя к воротам мастерской, он осмотрел ремонтную зону: оба «Ситроена» исчезли.
– Merde, merde, merde! – выкрикнул комиссар. – Какой же я осел!
На стоянку въехала машина, и Полик обернулся, надеясь увидеть Продо, но машина была патрульная. Полик направился навстречу вышедшим из нее полицейским.
– Ищете что-то? – спросил тот, что повыше.
– Искал, – поправил Полик, – но опоздал. Я комиссар Полик из Экс-ан-Прованса, но живу здесь. – Полик достал жетон и предъявил его обоим полицейским.
– Вам нужен Андре Продо? – спросил один. – За последние полгода его мастерскую взламывали дважды, вот мы и пообещали присматривать за ней.
– Да, Андре, – подтвердил Полик. – А вы его знаете?
– Конечно, – подтвердил полицейский. – С этими странными древними тачками. Мой зять с ним знаком, он не так давно купил у Андре «Ситроен DS-двадцать один». Бензин жрет, как не в себя. А с Андре проблемы?