– Мы здесь официально, по срочному делу.
– Попробую чем-нибудь помочь, – ответил юноша.
– Буду признателен.
Его собеседник куда-то позвонил и после краткого разговора положил трубку.
– Мы поставим для вас небольшой столик в зале, – пообещал он. – Остался только один номер, с двуспальной кроватью.
Верлак поморщился.
– Потрясающе. Там, случайно, не сдвинутые вместе кровати?
– Нет, месье.
– Ладно, берем. Ужин в половине восьмого?
Верлак понимал, что ужинать в такой ранний час почти неприлично, но не надеялся продержаться без еды еще дольше.
– Отлично, месье, – отозвался администратор. – Если хотите перед ужином отдохнуть в баре, мы принесем вам меню туда.
– Прекрасно, благодарю, – сказал Верлак.
– Сейчас попрошу показать вам номер и доставить ваши вещи.
– Мы без вещей, – сообщил Верлак и добавил шепотом: – Мы же здесь официально, по срочному делу. – Он быстро вышел из ресторана и нашел Полика на прежнем месте, любующегося равниной. – Насчет ужина и номера договорился. Есть небольшая проблема с ночевкой, но, думаю, мы как-нибудь ее уладим.
– Потрясающе, – восхитился Полик. – Но честно говоря, шеф, судя по машинам на стоянке и зданию космической эпохи, мы не уложимся в служебный бюджет.
– Об этом не беспокойтесь. – Верлак знал, что за ужин и номер ему не придется рассчитываться деньгами налогоплательщиков: он вполне мог заплатить из своих. – А поскольку спать нам сегодня придется в одной постели, пора бы вам уже называть меня Антуаном.
Полик разразился хохотом.
– Думаю, если как следует попросить, нам принесут раскладушку.
– Вы храпите?
– Угу. А вы?
– Мне говорили, что да. – Верлак окинул взглядом обширную долину перед ними, ярко освещенную заходящим солнцем и в то же время темную от нависших над головой туч. – Центральный массив особенный, такого уголка больше не найдешь нигде во Франции, верно? – спросил он.
– Да, – согласился Полик. – Но, честно говоря, во Франции нет мест, которые я бы не любил, – за исключением, может быть, нескольких районов Парижа.
Верлак усмехнулся, не зная, что имеет в виду Полик, – то ли чванливые шестой и седьмой аррондисманы, то ли многолюдные и грязные девятый и двенадцатый.
– Бабушка однажды рассказывала, что об этом регионе в ее английском путеводителе по Франции не упоминалось ни единым словом, – сказал он. – Мой любимый художник родом из этих мест. У меня в спальне висит его картина.
– Случайно, не Пьер Сулаж?
– Он самый, – кивнул Верлак. – А вы знаете его работы? Много черного – я имею в виду цвет, а не настроение.
– Элен его большая поклонница, – объяснил Полик. – Она и рассказала мне, что родина Сулажа – Центральный массив. Я даже видел указатель деревни с его именем на карте, когда мы подъезжали к Лайолю. – Он не стал говорить, что однажды Элен отправилась экспрессом в Париж только для того, чтобы побывать на ретроспективной выставке Сулажа в Центре Помпиду. О том, сколько стоят его картины, он мог лишь догадываться. Наверное, картина, принадлежащая Верлаку, совсем крошечная.
Верлак положил руку на массивное плечо Полика.
– А если нам сейчас сходить в душ, а потом сделать вид, что мы переоделись в свежие рубашки к ужину?
– К трехзвездочным ресторанам я мог бы с легкостью привыкнуть, – заметил Полик, сидя в белом кожаном кресле перед панорамными окнами от пола до потолка с видом на холмы и долину. – Я в таком впервые.
– Вы, наверное, предпочли бы впервые побывать здесь в обществе дамы, – отозвался Верлак.
Полик засмеялся:
– Да, вместе с женой.
– Если Элен когда-нибудь начнет сама продавать вина, которые делает, она разбогатеет и наверняка прославится, – предсказал Верлак.
– Насчет богатства не знаю, – ответил Полик, – а если и прославится, то лишь в мире виноделов – как Лалу Биз-Леруа в Бургундии или семья Мондави в Калифорнии.
Верлак положил ногу на ногу и закурил сигару, удостоившись сердитого взгляда пары, сидевшей неподалеку.
– Франция будет последней страной в Европе, где примут акт о запрете курения, помяни мое слово! Подумать только, две тысячи шестой год на дворе! – сказал мужчина по-английски своей жене. – Идем, Маргарет! – Они быстро поднялись и направились в зал ресторана.
– Он недоволен из-за вашей сигары? – спросил Полик. – Но вы же не собирались курить прямо в ресторане.
– Само собой, – соврал Верлак.
Появился официант с двумя бокалами шампанского, представленного в меню под именем ресторана.
– Вы уже определились с выбором? Или будете заказывать по меню?
– Я бы предпочел полное дегустационное меню, – сказал Верлак, подмигнул Полику и добавил: – И вам советую.
Полик закрыл меню.
– Ладно, мне то же самое.
– Не желаете докурить свою сигару до ужина, месье? – спросил официант. – Обычно к шампанскому мы подаем tartelette aux cèpes, но поскольку вы курите…
Верлак отложил сигару в пепельницу.
– Тарталетки с белыми грибами, говорите? Мы начнем ужинать прямо сейчас, благодарю вас. И я бы посмотрел карту вин, если можно.
Полик откинулся на спинку кресла, наслаждаясь видом, а Верлак углубился в карту вин, услужливо поданную официантом.
– Не хотите взглянуть, Бруно? – спросил он коллегу.
– Нет, предоставляю право выбора вам. А я лучше посижу, посмотрю, как плывут облака.
Появился сомелье, и Верлак для начала заказал рислинг.
– Превосходный выбор, месье, – одобрил сомелье с сильным акцентом, происхождение которого так и не смогли определить его слушатели. – Рислинги отлично сочетаются с овощными блюдами месье Бра.
– Вот и хорошо, – кивнул Верлак. – С мясными и сырными блюдами мы будем пить красное. Только никак не могу решить какое – «Мас Жюльен» или «Амалая».
– Как вам известно, «Мас Жюльен» – можно сказать, местное вино, из Лангедока, – объяснил сомелье. – А «Амалая» – совершенно особенное, с моей родины.
Полик вскинул бровь. Ему и в голову не приходило, что Верлак закажет вино не из Франции.
– Вы из Аргентины? – спросил Верлак.
– Да, и я счастлив сообщить, что оно не только прекрасно сочетается со второй половиной вашего ужина, но и в целом… божественное.
Верлак улыбнулся и вернул ему меню.
– Значит, пьем аргентинское.
– Вы только посмотрите на них, – продолжал он, когда принесли mise en bouche[35]. -Прямо как «тарт татен» в миниатюре. – Судья и комиссар старались есть не слишком быстро, наслаждаясь тонкой масляной корочкой и сочными ломтиками белых грибов, выложенными слоями, – как яблоки на знаменитом французском пироге.
Через десять минут они уже сидели в зале ресторана лицом к окнам и заходящему солнцу. Рислинг откупорили, Верлак предоставил Полику право первой пробы. Одну за другой им приносили большие белые тарелки, в основном с овощными блюдами. Оба едока молчали, пока не попробовали сладкий лук, поджаренный на медленном огне и поданный, по выражению официанта, с «лакричным порошком», который на самом деле был сладковато-острой смесью оливок, сахара и молотого миндаля. После этого блюда мужчины снова разговорились.
– Как думаете, здесь подают «Гаргуйу», хотя сейчас и осень? – спросил Полик, вращая золотистое вино в бокале.
– Надеюсь, да, – ответил Верлак. – Кстати, а что это такое?
– Местное выражение. Так называется крестьянское рагу из картофеля, воды и окорока.
– А теперь – и фирменное блюдо ресторана Бра. – Верлак увидел, что к их столу снова приближается официант. – Я видел его разновидности почти в каждом дорогом ресторане, где ел за последние десять лет.
– «Гаргуйу», – объявил официант, осторожно ставя две белые тарелки, содержимое которых поражало буйством красок. Оба едока склонили головы набок, словно чтобы было проще сосчитать количество овощей, полевых цветов и пряных трав, которые им подали.
– Лепестки белых роз, – отметил Верлак, думая о Клотильде и розарии аббатства.
– И маки… – Полик подхватил на вилку тонкий лепесток. – А еще – темно-лиловые анютины глазки, из тех, которые кажутся почти черными.
– А еще – репа и редис, – Верлак разглядывал бритвенно-тонкие ломтики овощей. – Плоды осени.
– Половину этой растительности я даже назвать не могу, – признался Полик. – А я ведь родом из этих мест.
– Я где-то читал, что Бра начинает день, завтракая съедобными цветами и дикими травами.
– Вот это называется высокая кухня! Кому она нужна, эта белужья икра?
После шестого блюда – ослепительно-белого мяса морского ангела, политого, как было сказано в меню, «маслом черных оливок», – в зал вышел Мишель Бра. Посетители, которые до тех пор негромко беседовали друг с другом, разразились восторженными аплодисментами.
– Я слышал, скоро он передаст управление кухней сыну, – сказал Полик, откладывая вилку. – Похож на Андре Продо, верно?
– Да, и на моего школьного учителя химии, вплоть до круглых очков. Он идет сюда!
Верлак и Полик поспешно отодвинули стулья от стола и начали вставать. Шеф-повар подошел к их столу.
– Прошу вас, сидите, судья Верлак и комиссар Полик, – попросил Бра. – Как вам ужин?
– Великолепно!
– Изумительно!
– Мне больше всего понравился «Гаргуйу», – признался Полик, – хоть я и не особо люблю овощи.
– А мне – морской ангел, – добавил Верлак.
Бра улыбался, приятно удивленный их воодушевлением.
– Он такой… белый и черный, – продолжал Верлак, чувствуя себя глупо, но не в силах точнее передать свои ощущения от блюда.
– Именно это я и пытался выразить, – объяснил Бра. – Я назвал свое блюдо «Тьма и свет». Оно как плато Обрак: плотные черные тучи и темные холмы, и вместе с тем – яркий свет, которым мы обязаны большой высоте над уровнем моря.
Верлак улыбнулся.
– Вы когда-нибудь бывали на вересковых пустошах Йоркшира? – спросил он. – Они похожи на Обрак.
– Охотно побывал бы, – ответил Бра. – Может, доведется когда-нибудь.