Внизу, где-то в долине, послышалось отдаленное ржанье, но он был слишком занят прилаживанием ружья, чтобы обратить на это особое внимание. Все его мысли были сосредоточены на дверях хижины.
– Пошевеливайтесь! – прорычал нетерпеливо «Косой. – За это время успел бы покончить с вами и быть в дороге. Сдаетесь или нет?
Габби вытянул бечевку, чтобы еще раз удостовериться, что она хорошо натянута и прокричал:
– Койот! Ни тебе и никому из таких, как ты, не собираюсь сдаваться. Выходи только из хижины, изрешечу тебя![1]
В ответ послышался тихий насмешливый смех. Прошла минута, другая. Звезды покрывались мчавшимися тучами, прохладный, тихий ветер шептал по склонам гор. Ковыль и шалфей шелестели.
В хижине царило молчание.
Внезапно бечевка дернула, ружье Габби выстрелило, пуля пролетела прямо по натянутой бечевке, которой где-то в темноте, прижато было тело разбойника. Еще и еще раз взревело ружье, но не был злобный щелчок мелкого калибра бездымного пороха, а добрый, басистый рев старого, сорокапятимиллиметрового ружья.
После четырех выстрелов, оставшихся без ответа, Габби остановился. В ружье оставалось еще два заряда и они могли понадобиться. Ответа не было, послышался лишь слабый, хриплый стон. Габби потянул бечевку и понял, что тело упало через нее.
Спокойно Габби подошел к месту, где веревка была прикреплена к земле и зажег спичку.
Увидав, что ему нечего более опасаться человека, желавшего его убить, он вошел в хижину, зажег свечу и нагнулся над телом Свифта.
– Слава богу! – пробормотал он. – Череп у него такой крепкий к гладкий, что удар соскользнул. Кожа разорвана и сам он в беспамятстве, но череп цел.
Выпрямив на полу тело товарища, Габби облил его лицо водой, после чего Сэм сделал движение, открыл глаза, сел и разразился неописуемой руганью.
– Где он? – спросил он, вскарабкиваясь на пол и держа больную голову мозолистой рукой.
– Вон там! Пойдем посмотреть, каков он?
Взяв свечу, они подошли к тому месту, где лежал «Косой». Видимо мошенник вышел, отвернувшись от той стороны, где подкарауливал его Габби, так как весь заряд попал в правый бок, из которого теперь медленной струей лилась кровь.
– Втащим его, надо раздеть! – сказал Габби. – Еще, пожалуй, неприятности выйдут из-за этого непрошенного, гостя.
Они втащили разбойника в хижину, раздели, перевязали и затем Габби осмотрел желтый кожаный пояс с карманом для денег.
– Глянь-ка! – заметил он, вытаскивая бумажку в тысячу долларов. – Нечего сказать, не с маленькой добычей удирал молодчик. Да, ведь он приходит в себя!
«Косой» моргнул глазами, выругался слабым голосом и прорычал:
– Как это вам удалось? Габби рассмеялся.
– Старый индейский прицел. Если собираешься жить в этих краях, надо знать правила игры.
«Косой» покачал головой и застонал.
В этот момент дверь распахнулась и в хижину вошла толпа с ружьями наперевес и свирепыми лицами. Впереди шел доктор Уиллит. Увидев раненого, он немедленно подошел и начал осматривать его раны.
– Выживет! Нужно только кровь остановить, – заметил он.
«Косой» сжал губы и отказался что-либо отвечать. Пока доктор Уиллит перевязывал раненого, Габби и Сэм расспросили полицейских и узнали, что сыщик опознал преступника в поезде; не успев его арестовать, он устроил погоню, получил паровоз, чтобы вернуться обратно по линии, затем напал на след преступника и встретился наконец, с доктором Уиллитом. Медикаменты доктор смог получить обратно, встретив по пути украденную у него лошадь. Лошадиные же следы и ружейные выстрелы привели их к хижине.
В то время, как доктор перевязывал головную рану Сэма Свифта, сыщик весело улыбнулся.
– Повезло же вам, молодцам! – заметил он. – За поимку этого молодца около пятнадцати тысяч долларов, да десять процентов с полученных обратно украденных денег, тоже составит немало. Вам придется поехать в Нью-Йорк за получкой денег.
Сэм посмотрел на Габби, Габби посмотрел на Сэма.
– Вот тебе и раз! – пробормотал Габби. – А мы думали, что разорены. Быстро поворачивается колесо счастья. Что мы с этими деньгами сделаем Сэм?
– Поедем во Францию, в город Париж! – не задумываясь, ответил Сэм, – Когда я один иду по пустыне, все только о Париже и думаю. Давно решил – подвезет только, туда и поеду. Сыщик рассмеялся.
– Вы уже не молоды, голубчики! Лучше купить вам пожизненную ренту, чтобы у вас был постоянный ежемесячный доход.
Габби покачал головой.
– Сыночек, вы нас не знаете. Ренту можно купить из того, что останется, а уж если Сэму размозжили голову в этом деле, то уж перечить ему не станем, да и мне оно как-то нравится тоже. Возьмите половину для пожизненной ренты, но с остальной половиной Сэм и я едем в Париж! А теперь, вот что скажу вам:
Будь у меня, действительно, миокардит, эндокардит или какая-нибудь болезнь, не выдержал бы всего этого переполоха.
И Габби рассмеялся над удивленным взглядом, появившимся у доктора.
Арнольд БеннетПроницательность доктора Остена Бонда
Двое мужчин, звали их Ломэкс Гардер и Джон Франтинг, осенним днем шли бок о бок по Морскому бульвару приморского городка-курорта Квангэт, расположенного на берегу Английского канала. Оба были прилично одеты, имели вид людей умеренного достатка и были в возрасте около тридцати пяти лет. На этом и кончалось их сходство. Ломэкс Гардер обладал утонченными чертами лица, на редкость высоким лбом, белокурыми волосами. В его мягких манерах чувствовалось что-то почти извиняющееся. Джон Франтинг был грубо сколоченный человек, с низко нависшими бровями и тяжелым подбородком. Вид у него был нахмуренный и вызывающий. Наружность Ламэкса Гардера соответствовала общепринятому представлению о поэте, за исключением того лишь, что он был тщательно выбрит. Он на самом деле был поэтом. Наружность же Джона Франтинга соответствовала общепринятому представлению об игроке, боксере-любителе и, в досужее время, обольстителе женщин. Общепринятые представления иногда отвечают истине.
Ломэкс Гардер, нервно застегивая свое пальто, спросил спокойным, но твердым и настойчивым тоном:
– Разве вам нечего сказать?
Джон Франтинг внезапно остановился перед лавкой, на фасаде которой висела вывеска:
«Гонтль. Оружейный мастер».
– Не на словах! – ответил Франтинг. – Я зайду сюда.
И порывисто вошел в маленькую, невзрачную лавку.
Ломэкс Гардер полсекунды поколебался, затем последовал за своим спутником.
Лавочник оказался джентльменом средних дет, одетым в черную бархатную куртку.
– Добрый день! – приветствовал он Франтинга с учтивой снисходительностью, которая, казалось, говорила, что Франтинг оказался мудрым и счастливым человеком в том, что узнал о существовании Гонтля и что у него хватило ума зайти к Гонтлю. Ибо, имя Гонтля пользовалось почетом и уважением всюду, где только спускают курок.
Гонтль был известен не только вдоль всего побережья канала, но и по всей Англии. Спортсмены, желая купить себе ружье, приезжали в Квангэт с далекого севера и даже из Лондона. Было достаточно сказать: «Я купил его у Гонтля», или: «Старик Гонтль рекомендовал его», чтобы заставить умолкнуть всякие споры о достоинстве какого-либо огнестрельного оружия. Знатоки склоняли голову перед непревзойденной репутацией Гонтля. Что же касается самого Гонтля, то он, – правда, вполне извинительно, – был крайне тщеславен. Его уверенность, что ни один оружейный мастер во всем мире не может сравняться с ним, была непоколебима. Он продавал ружья и винтовки с жестом монарха, оделяющего знаком отличия. Он никогда не аргументировал, он только констатировал, и с ледяной важностью осведомлял противоречащего ему покупателя о местонахождении двери своей лавки.
– Добрый день! – угрюмо ответил Франтинг и сделал паузу.
– Чем могу служить? – спросил мистер Гонтль, как бы говоря: «Ничего, не бойтесь! Лавка эта ужасная, и я ужасный, но я вас не съем».
– Мне нужен револьвер! – отрезал Франтинг.
– А… револьвер! – протянул мистер Гонтль, словно говоря: «Ружье или винтовку, вот это да! Но peвольвер – оружие без индивидуальности, массового изготовления… Все же, я полагаю, мне следует снизойти до того, чтобы удовлетворить вас».
– Предполагаю, что вам кое-что известно насчет револьверов? – спросил мистер Гонтль, выкладывая на прилавок образцы этого оружия.
– Немного!..
– Знаете вы Веблей, III?
– Не могу этого сказать.
– Ах! Лучшее для всех обычных целей. – Взгляд мистера Гонтля предостерегающе говорил: «Будьте добры не возражать мне».
Франтинг рассматривал Веблей, III.
– Вы понимаете, – сказал мистер Гонтль, – самое существенное то, что пока барабан плотно не закрыт, из него нельзя выстрелить, поэтому он не может разрядиться и искалечить или убить самого убийцу. – М-p Гонтль величественно улыбнулся своей самой заплесневелой шутке.
– А как насчет самоубийства? – угрюмо спросил Франтинг.
– Ага!
– Покажите мне, как его заряжать! – сказал Франтинг.
Мистер Гонтль достал патроны и выполнил это разумное требование.
– На дуле небольшая царапина? – заметил Франтинг. Мистер Гонтль с болью в сердце нагнулся над револьвером. Он хотел было горячо опровергнуть замечание Франтинга, но, к своему сожалению, не мог спорить против факта.
– Вот вам другой револьвер, – сказал он, – раз уж вы так разборчивы.
– Пожалуйста, зарядите его!
Мистер Гонтль зарядил второй револьвер.
– Мне хотелось бы испробовать его.
– Конечно! – ответил мистер Гонтль и повел Франтинга через заднюю дверь лавки вниз, в подвал для испытания револьверов.
Ломэкс Гардер остался один в лавке. Он долго колебался, потом взял забракованный Франтингом револьвер, повертел его в руках, положил на прилавок и взял снова. Задняя дверь внезапно открылась и от неожиданности Гардер опустил револьвер в карман своего пальто. Необдуманный, совершенно непроизвольный поступок. Он не осмелился вынуть револьвер, плотно засевший в кармане.