— Просто поставь их здесь, — сказала я ему в удивлении. Винельда указала мальчишке на угол. Букет казался чуть ли не больше его самого. Майло дал носильщику на чай, и Винельда сразу же вывела его вон, а затем быстренько вернулась в комнату.
— Разве они не прекрасны, мадам? — восхищенно воскликнула она. — Ничего красивее я в жизни не видела!
— Да, они прекрасны, — подтвердила я, осторожно подошла к корзине и поднесла к глазам открытку.
«Мои скромные извинения. Искренне желаю Вам скорейшего выздоровления. Ночь выдалась ужасная, но я обещаю все исправить. — Данмор».
— От виконта, — сообщила я.
— О, какой заботливый джентльмен! Не правда ли, мадам? — спросила Винельда.
— «Джентльмен» в данном случае не самое подходящее слово, — заметил Майло.
— Он желает мне скорейшего выздоровления.
— О, желает, и еще как.
Я махнула на него рукой и сказала Винельде:
— Принесешь воды для них?
— Конечно, мадам.
Она вышла на кухню, а я снова посмотрела на Майло. Конечно, он глумился над цветами. И не только из-за претензий к лорду Данмору — просто экстравагантные букеты были совершенно не в его стиле. Сама же я находила это весьма милым жестом и не разделяла озабоченности мужа: да, виконт флиртует, но серьезных намерений у него не имеется. А если бы и были, то у него нет никаких причин думать, что я отвечу взаимностью.
— Ну так как же? — кивнула я Майло. Он на удивление мало сказал об откровениях миссис Баррингтон, и мне было любопытно, что же все-таки скрывается за этой безразличной маской.
Муж перевел взгляд с чашки на меня.
— Что? Поаплодировать Данмору за его чудесный вкус?
— Да я не о розах, — пояснила я сердито. — Как, по-твоему, быть с миссис Баррингтон?
Майло бросил салфетку на стол и встал.
— По-моему, ты поступишь так, как захочешь, а что я скажу, роли не играет. Но по крайней мере одно меня радует.
— И что же?
— Когда прозвучал выстрел, мы находились в одной комнате. Поэтому обвинить меня у тебя не получится.
Он улыбался, и все же я снова задумалась. Смогли ли мы через это переступить? Да, ситуация в «Брайтуэлле» была очень путанной и напряженной. Но оправдывает ли это тот простой факт, что несколько безумных мгновений я искренне верила, будто Майло настоящий убийца?..
— Разве тебе самому не интересно узнать, почему умер Джеймс Харкер? — спросила я.
— Немного, — признал Майло. — Но это не означает, что мы должны влезать в дела, которые нас не касаются.
Пока мы говорили, он медленно шел к выходу.
— Куда ты собрался?
— Мне нужно еще раз встретиться с Гармондом, закончить с покупкой жеребца. А после ужинаю с друзьями. Ты же не против?
— Нисколько, — сказала я, стараясь скрыть свое разочарование. — Хорошего вечера.
Майло ушел, и я не стала гадать, куда именно — просто не разрешила себе думать об этом. Но и принять за чистую монету его слова я тоже не могла — не была настолько наивной.
И снова возникла мысль: если однажды наши отношения дали трещину, то она никуда не денется и постоянно будет напоминать о себе, а то счастье, которое мы так бережно растили последние два месяца, гибнет…
Я печально доковыляла до гостиной и вдруг поняла, что не могу себя жалеть — у меня просто нет права на такую роскошь. В гостиную вошла Винельда. Она принялась вертеться передо мной, старательно делая вид, что вытирает пыль. Весь день она с плохо скрываемым беспокойством ждала, когда же я расскажу ей о бале лорда Данмора. Что-то она уже могла услышать и понять, но хотела полного отчета — увы, на это у меня уже не оставалось сил.
Я сидела у камина в одном из двух кожаных кресел цвета слоновой кости, а Винельда все возилась перед моим носом с самым показательным прилежанием. Наконец, когда она чуть не смела с каминной полки вазу работы Лалика[3], я решила прекратить это выступление.
— Ты хочешь, чтобы я рассказала про бал, Винельда?
— О да! — Она сразу же отбросила метелку и села на стул напротив. — Мне очень-очень интересно, хотя я и не подавала виду.
— Так я и подумала.
Я коротко пересказала ей события прошлого вечера, удовлетворив ее тягу к страстям массой мрачных деталей. Эту свою черту она действительно старалась скрыть. Но я не раз находила по разным уголкам спрятанные газетенки со сплетнями.
— Очень-очень странно… — произнесла Винельда, когда я закончила. Она откинулась на спинку стула и нахмурилась, обдумывая мою историю. — Ведь это не по-джентльменски — свести счеты с жизнью вот так, на чужом балу, правда, мадам?
Именно об этом размышляла и я сама.
— Это был шок для всех, — проговорила я неопределенно.
— И я… Как подумаю, что вы находились прямо в соседней комнате, когда случилась эта страшная трагедия! — продолжала Винельда чуть ли не с завистью.
— Если бы я только могла ходить, то сумела бы хоть как-нибудь помочь… — Я отказывалась признаваться себе, что моя помощь больше походила бы на вынюхивание.
— Мне безумно жаль, что вы ушиблись, — сказала Винельда. — Наверное, было до жути неловко.
— Спасибо тебе. Было и вправду очень неприятно. Хорошо, хоть этого почти никто не видел.
И тут я вспомнила о четверке молодых людей на ступеньках. Слышал ли кто-то из них, как прозвучал выстрел, и видел ли что-то важное? И беседовал ли с ними инспектор? Я припомнила лишенное и намека на чувство юмора лицо инспектора Харриса… Едва ли у него хватило на это воображения. Однако что, если я…
— Мадам, совсем забыла вам сказать, — произнесла Винельда, отвлекая меня от вероломных мыслей. — Перед чаем я убирала ваши вещи и увидела, что одна из ваших туфлей пропала.
— Насколько я помню, мистер Эймс положил туфлю в карман смокинга.
— Пойду достану ее и уберу вместе со второй, и тогда вы сможете продолжить свой рассказ.
Прежде чем я успела сообщить, что рассказывать больше нечего, Винельда уже вернулась с туфлей в руке.
— В кармане мистера Эймса, как вы и сказали. Но как же вы упали, мадам?..
— Сама не знаю, что случилось. Поскользнулась.
— Наверное, перед балом полы воском покрыли. — Винельда покрутила туфлю, старательно ее изучая. — Разбили что-то стеклянное, мадам?
— Кажется, нет. Почему ты спрашиваешь?
— Похоже, в подошве осколок цветного стекла. Видно, на нем вы и поскользнулись.
Пальцем она указала на подошву ближе к изгибу у пятки. Я нахмурилась.
— Осколок… Можно я посмотрю?
Винельда передала мне туфлю. Я поднесла ее к глазам и увидела блестящий в свете каминного огня сапфир.
Глава 10
Конечно, нужно было сразу же позвонить в полицию. Это очень важная улика, и следователю необходимо о ней знать. И все же мне требовалось время подумать. Не хотелось вот так сразу отдать частичку головоломки и остаться ни с чем.
Свет играл в гранях сапфира. Конечно, я не специалист по драгоценным камням, и все же выглядел он в точности как поддельные сапфиры в браслете миссис Баррингтон. Что ж, значит, на нем я и поскользнулась. Но как он оказался на ступеньках? Упала я до убийства, следовательно, до него извлекли и камень из браслета. Не сделал ли это сам Джеймс Харкер? Или, может, кто-то другой? Никаких догадок, для чего же все-таки понадобилось извлекать сапфиры, у меня не возникло. А ведь это очень странно.
Прозвенел звонок, и я сразу же отвлеклась от размышлений. Затем в комнату вошла Винельда и официально объявила:
— Мистер Джонс пришел, чтобы увидеться с вами, мадам.
— Мистер Джонс? — повторила я, гадая, кто бы это мог быть, и опустила сапфир в карман. — Я не…
Джентльмен вошел в дверной проем.
— Инспектор Джонс, — сказала я удивленно и поднялась с места.
— Добрый день, миссис Эймс.
Как понимать этот странный, абсолютно неожиданный визит? Инспектор вел расследование того самого злосчастного убийства в «Брайтуэлле». Я покинула побережье в уверенности, что наше знакомство возобновить не придется ни при каких обстоятельствах. И все же он здесь: возможно, приехал в Лондон по делам, а ко мне зашел из вежливости, случайно проходя мимо…
Да уж. В свете последних событий эта версия не выдерживает никакой критики.
Внезапно я поняла, что совершенно забылась.
— Входите же, прошу вас!
Инспектор вошел и снял шляпу, окинув комнату привычным внимательным взглядом своих темных глаз. Описать его наружность довольно трудно: брюнет, седина, приятные черты лица — все это, в сущности, мало о чем говорит… И все же что-то заставляло обратить на него внимание.
Я кивнула на стул напротив, однако Джонс не садился, прежде чем я сама не опустилась на место.
— Могу я предложить вам чашку чая?
— В этом нет необходимости, миссис Эймс.
Он был вежлив и все же чересчур официален — скрыть это было нелегко. Вообще от манеры детектива исполнять свои обязанности у меня остались неприятные воспоминания. Джонс склонял меня к тесному сотрудничеству, но сам был неприступен, стоило мне хоть как-то коснуться дел полиции.
Конечно, совпадением тут и не пахнет — не мог он явиться ко мне просто так, спустя сутки после того как рядом со мной произошла еще одна неожиданная смерть.
— Что привело вас в Лондон, инспектор? — спросила я.
— Насколько я знаю, прошлой ночью вы были на месте преступления.
По крайней мере, обвинить инспектора Джонса в том, что он выражается недостаточно ясно, нельзя…
Одно слово особенно привлекло мое внимание.
— Преступление, — повторила я, изобразив удивление. — В газетах пишут о самоубийстве.
Джонс посмотрел на меня, отлично сознавая, что я лукавлю.
— Так мы прессе и велели.
Я нахмурилась, услышав это.
— «Мы»? Разве вы… Прошу прощения, но мне казалось, вы работаете в Южном Сассексе.
— Месяц назад меня перевели в Скотленд-Ярд, — ответил он.
— Ясно.
Больше он ничего объяснять не стал. Я же не знала, радоваться мне этой новости или печалиться. С инспектором Джонсом мы расстались на хорошей ноте, но я подозревала, что, узнав о моем появлении на очередном месте преступления, он принял это без восторга. Но что поделать? Разве я виновата в том, что люди позволяют убить себя именно в тот момент, когда я нахожусь неподалеку?