— Конечно, нет. — Наши глаза встретились. — В конце концов, у меня больше нет такого права. Хотя, признаюсь, я считал, что меня заменят кем-то получше Данмора.
Майло хотел меня разозлить, и ему удалось.
— Естественно, — язвительно ответила я. — А вообще, зачем что-то менять? Если я захочу подхалимажа и лжи, то могу получить их и от тебя.
— Ты все еще веришь, что у меня была интрижка с Элен Рено?
Он долго смотрел мне в глаза. Мне очень хотелось ответить «нет», но я не была уверена. Никогда не знала, где правда, а где ложь.
— Не знаю.
— Ты уже решила, разводиться со мной или нет?
— Майло… Обязательно сейчас?
— Да, — ответил он.
Я вздохнула:
— Не знаю, что тебе сказать. Я не хочу развода. Но я не преувеличиваю. Я… Я не могу и дальше жить со всем этим.
— Если ты действительно этого хочешь, я не стану тебя останавливать.
— А самому тебе этого хочется? — спросила я мягко.
— Нисколько. Я очень счастлив, что женат на тебе, Эймори.
Мы были до смешного вежливы друг с другом, но смеяться мне не хотелось. К горлу подступил ком, и я не могла говорить.
— Потанцуй со мной, — сказал он вдруг. Затем поднялся и предложил руку.
Я отмахнулась:
— Майло, вряд ли…
— Ничего плохого в этом нет, — заметил он, и знакомая очаровательная улыбка подняла уголки его губ. — Всего лишь танец, дорогая.
Но это не был всего лишь танец, и мы оба это понимали. Я узнала этот взгляд: глаза Майло горели, словно он что-то задумал. Я чувствовала, что не стоит позволять ему обнимать меня: на близком расстоянии я становилась слишком восприимчивой к мужу… Сердце и разум вели войну, но я слишком устала, чтобы вести бой и дальше.
Я взяла его за руку, и Майло повел меня на танцевальную площадку. Наши глаза встретились снова, и он притянул меня к себе. Все остальные просто растворились в воздухе. Остались только мы — и музыка.
Мы забылись в нежных звуках, и я как никогда ощущала тяжесть его руки на своей спине, тепло его тела… Мы почти касались друг друга лицами, и я чувствовала изысканный аромат его средства после бритья, смешивающийся с запахом накрахмаленного воротника.
— Помнишь ту ночь в Париже? — спросил Майло.
— Да, — прошептала я в ответ.
Я знала, о какой ночи он говорит. Последняя ночь нашего медового месяца, о каких рассказывают сказки… Под медленные, пьянящие звуки оркестра мы танцевали до полуночи, а затем гуляли под луной по берегу Сены. Я прижималась к нему и думала, в наивной и блаженной дымке юности, что свет, гуляющий по волнам, — это отблески моего счастья.
Мы остановились на мосту, и я облокотилась о балюстраду и посмотрела вверх.
«Как же я счастлива», — сказала я тогда.
А Майло взглянул на меня — так, словно увидел в первый раз.
«Как же ты красива, — произнес он, и голос его дрогнул, как никогда не дрогнул бы от обычного комплимента. — Я очень люблю тебя, Эймори».
А затем нагнулся и поцеловал меня: от любви, которая жила во мне, почти закружилась голова. Оглядываясь назад, я не могу вспомнить, была ли когда-нибудь счастливее.
И даже сейчас, когда наш брак едва не потерпел крах, я почувствовала отголосок того момента абсолютной эйфории. Майло всегда знал, что сказать, знал, что я почувствую, если вспомнить ту ночь… Именно это я в нем любила и ненавидела: он мог запросто заставить меня забыть все, что надо помнить, и вспомнить вещи, которые хотелось забыть.
— Сейчас ты красива так же, как и тогда, — сказал муж. — И даже красивее. — Он обнял меня еще крепче. — Невозможно обнять тебя вот так и не вспомнить ту ночь.
Мое сердце билось в безумном темпе, и я заставила себя сделать несколько медленных глубоких вдохов. Я боялась отвечать. Слишком легко было забыться от головокружительного искушения.
— Пойдем наверх, — прошептал Майло мне на ухо. — Эймори, давай проведем эту ночь вместе.
Я закрыла глаза. Не хотелось ничего — лишь отдаться ему, забыть обо всем, кроме собственной любви… Но если я это сделаю, то ничего, ничего не изменится.
Я не могла. Нельзя допустить, чтобы все продолжалось так, как раньше.
Я шагнула назад и вместо его тепла ощутила холодный воздух.
— Майло, я не могу, — произнесла я напряженно.
— Почему? — Майло все еще держал мои ладони в своих и поглаживал их большими пальцами.
— Хочешь правду?
— Конечно.
Я посмотрела на руки и осторожно высвободила их.
— У нас с тобой все будет хорошо, если ты будешь вести себя как муж, будешь заботиться обо мне всегда, а не только когда есть опасность меня потерять… Я отчаянно люблю тебя, Майло, — прошептала я; на глазах выступили слезы — еще чуть-чуть, и они покатились бы по щекам. — Но я не уверена, что могу тебе верить. А иногда любви недостаточно.
Глава 26
Я проснулась с тяжелым чувством… Вообще моя жизнь стала походить на жизнь героинь радиоспектаклей с разбитым сердцем, но ничего не поделаешь. Я выложила Майло все, что у меня на душе. Остальное зависит от него.
Позавтракав тостом и кофе, я ощутила, что готова действовать. Бал лорда Данмора завтра, и следует привести все в порядок. Сложности на личном фронте подождут.
Только я успела надеть легкий бледно-синий шерстяной костюм поверх крепдешиновой блузы, как зазвенел телефон. Я и не надеялась на то, что это Майло, а потому не была разочарована, когда вошла Винельда и сообщила: на линии инспектор Джонс. Больше того, я была рада его слышать. Теперь, когда у меня сформировался план по поимке убийцы, оставалось лишь убедить инспектора в том, что оно того стоит.
— Доброе утро, миссис Эймс, — поздоровался он, когда я взяла трубку. — Надеюсь, я вас не побеспокоил.
— Нисколько, инспектор. На самом деле я ждала вашего звонка. Есть кое-что, о чем мне хотелось бы с вами поговорить.
— Как удачно. Я как раз собирался пригласить вас сегодня днем на чашку чая. Вы знаете, где находится «Лайонс Корнер Хаус» на Пикадилли?
— Конечно, — ответила я, обрадовавшись, что он не пригласил меня в «Ритц».
— Вот и хорошо. Увидимся в четыре.
Без дальнейших церемоний он положил трубку. Джонс был не слишком разговорчив, но ведь в этом и нет ничего необычного.
Любопытно, почему на этот раз он не заехал ко мне домой? Впрочем, я не собиралась препираться по поводу места встречи.
Я повесила трубку и подумала, чем бы занять себя утром. Уверенности в том, что инспектор Джонс благосклонно отнесется к моему плану, не было, но мне нужно его убедить.
Второй телефонный звонок прозвучал сразу после ланча. И это снова был не Майло.
— Вы ни за что не поверите, миссис Эймс, — сказала миссис Баррингтон сходу, — я нашла свою брошь в виде Эйфелевой башни! Она лежала в моей шкатулке на камине!
Это было очень неожиданно.
— Не понимаю, миссис Баррингтон, — отозвалась я, стараясь скрыть удивление. — Что же, она сама там появилась?
— Да! Я весь дом перерыла, даже по нескольку раз, а потом и слуги все обыскали. Тогда брошки в шкатулке не было. Я совершенно уверена.
— Когда вы ее нашли?
— Только что. Искала спички и случайно открыла коробочку — а брошь тут как тут! Миссис Эймс, я не выдумываю. Раньше ее здесь не было.
Я верила ей. Миссис Баррингтон не была глупой. Уверена, она действительно перерыла дом вверх дном. А это значило лишь одно: кто-то положил брошку обратно в шкатулку.
— Когда вы в последний раз искали ее? — спросила я. Если она укажет точное время, нам удастся вычислить, кто имел доступ к шкатулке.
— Я уже сама пыталась вспомнить… По-моему, это было ночью перед ужином. Я хотела сделать последнюю попытку перед тем, как обращаться с проблемой к вам.
Значит, в последний раз она проверяла шкатулку за день до того вечера. И любой из гостей мог незаметно положить брошку на место… Я постаралась припомнить, чтобы кто-то вертелся у камина, но не смогла.
— Но зачем было возвращать ее в шкатулку? — спросила я.
— Не знаю, — вздохнула миссис Баррингтон. — Я пыталась понять, кто же это сделал, но во всем этом нет никакого смысла…
Тут прозвенел дверной звонок, и Винельда пошла к двери.
— Простите, миссис Баррингтон, — сказала я. — Кто-то пришел. Я вам перезвоню, хорошо?
— Да нет, все в порядке, — откликнулась она. — Просто решила, что вам необходимо это знать. Если что-то придет в голову, я вам снова позвоню.
Нахмурившись, я положила трубку. Зачем кому-то что-то красть, чтобы потом просто вернуть обратно? Не могут же они думать, что преступление никто не заметил.
— Пакет для вас, мадам, — объявила Винельда, возвращаясь ко мне с коричневым свертком в руках.
Я взяла его в руки и прочитала прикрепленную открытку:
«Я подумал, что вы не станете приезжать, чтобы забрать его, поэтому решил просто отправить вам курьером. Жду не дождусь, когда увижу его на вас.
А.»
Невозможно.
Я достала из пакета широкий темно-синий футляр и открыла. Наши с Винельдой глаза округлились.
На черном бархатном полотне лежал огромный овальный бриллиант в платиновой оправе, подвешенный к бриллиантовой цепочке — все это блестело так отчаянно, словно ждало своего часа показаться в свете…
Бриллиант Данморов.
За этот день и так произошло слишком много, но мне еще нужно было увидеться с инспектором Джонсом. Я спрятала Бриллиант Данморов в безопасное место, хотя чувство, что мне не стоит оставлять его без присмотра, никуда не делось. Зачем лорд Данмор только прислал мне его вот так! Это бесценная вещь, а он просто завернул ее в коричневую упаковочную бумагу и вручил курьеру.
Маркхем подвез меня до Пикадилли, и я вошла в «Лайонс Корнер Хаус». В такое время там всегда было людно: толпы людей, сидевших за белыми скатертями, обслуживали шустрые официантки в черных платьях, накрахмаленных воротничках, кепках и передниках.
Помещение было огромное, и почти все столики оказались заняты, но я сразу заметила инспектора Джонса, читавшего газету, за столиком у длинной витрины. Обойдя массу других столиков, я наконец-то добралась до него.