— А ведь вы — единственный, кто пришел, — вздохнула Зоя, сгребая с дивана какой-то хлам и приглашая Мономаха присесть. — Из театра никто даже не позвонил, представляете? Как будто моя девочка и не была восходящей звездой. Как будто ее вообще не существовало!
Мономах подозревал, что люди из Мариинки просто не желали общаться лично с Зоей, и все-таки они поступили непорядочно: в конце концов, они могли отдать последнюю дань уважения девушке, которая была их коллегой и которая, возможно, рассталась с жизнью из-за этого самого театра!
— Они позвонят, — пробормотал он, просто чтобы что-то сказать, — невозможно же было оставить слова Зои без ответа.
— Как же! — отмахнулась Зоя. Она сидела рядом с Мономахом, похожая на тощую фламинго, застрявшую посреди африканского болота. Впечатление усиливал жуткий плюшевый спортивный костюм розового цвета с китайскими иероглифами на груди и спине. — Думаете, я не в курсе, как они все ко мне относились? Да они считали меня сумасшедшей, потому что я знала, что моя девочка добьется славы! Ну, скажите, разве плохо, если мать верит в успех своего ребенка?!
— Нет, это… это хорошо, — проговорил Мономах, чувствуя, что совершил ошибку, придя сюда. — Родители обязаны верить в своих детей.
— Вот! — В голосе Куликовой прозвучало торжество, однако она тут же снова обмякла и опустила тощие плечи. Мономах невольно подумал, что то, что давалось дочери с таким трудом, ничего не стоило матери: Зоя была стройной, даже костлявой, и он не сомневался, что для этого ей не требовалось морить себя голодом. Зоя Куликова была из счастливой породы, представителям которой не нужно считать калории, чтобы оставаться в форме. С возрастом такие люди частенько начинают выглядеть старше, чем остальные, — из-за неизбежного впечатления изможденности. Хотя те, кому приходится сдерживать свои пищевые пристрастия и заботиться о подсчете калорий, все равно предпочли бы находиться на месте Зои.
— А вы вот пришли, — вновь заговорила она, устремив на Мономаха испытующий взгляд. — Хотя вроде должны бы быть последним, кто… Зачем вы здесь?
— Поговорить о Калерии.
— Вот не думала, что буду именно с вами о ней разговаривать! Я ведь на вас телегу накатала начальству… Надеюсь, вас не сильно мурыжили? Я ведь заявление-то забрала!
— Моему начальству в данный момент не до меня.
— Хорошо… Так о чем вы хотели поговорить?
— Вы только не обижайтесь, Зоя… — Он вдруг сообразил, что не помнит ее отчества.
— Просто Зоя. Почему я могу обидеться?
— Я разговаривал с Ириной…
— Она тоже не пришла! — перебила с горечью Зоя, качая головой. — И не позвонила, а ведь считалась подругой Калерии!
— Она рассказала мне о проблемах вашей дочери.
— С весом? Мы с этим справились! Она действительно могла получить эту партию!
— Не сомневаюсь. Только я имел в виду проблемы, гм… другого характера. Калерия посещала психиатра?
— Да какая теперь разница! Моя дочь мертва, а вы хотите обвинить ее в…
— Я вовсе не намерен обвинять Калерию, она — жертва, а не преступница!
— А кто же преступница — я, что ли? Из-за того, что заботилась о дочке, о ее будущем?! Вы хоть представляете себе, что значит посвятить жизнь чему-то важному, делать для этого все возможное и невозможное… А потом остаться на обочине, так и не запрыгнув в последний вагон?
Мономах сообразил, что Зоя говорит не о Калерии, а о себе. Это она из кожи вон лезла в свое время, чтобы кем-то стать в мире балета, но у нее ничего не вышло. И тогда Зоя стала пытаться протолкнуть в балетный мир дочь, надеясь, что той удастся то, что не удалось самой Зое. И снова — провал.
— Я не о вас, — сказал Мономах. — Я хочу знать, к какому психиатру вы водили Калерию.
— Многие люди ходят к психиатрам, но это не делает их психами!
— Еще раз повторяю: я не намерен никого ни в чем обвинять, я лишь хочу выяснить, какие препараты принимала Калерия.
— Зачем?
— Чтобы понять, могли ли они спровоцировать… Кстати, как вам удалось добыть поддельные анализы?
— Какие анализы?
— Зоя, я знаю, что Калерия не сдавала анализы в больнице. Судя по всему, наличие в ее крови каких-то препаратов могло вызвать дезориентацию в пространстве и, возможно, галлюцинации, что и привело в конечном счете к трагедии. Если эти препараты ей назначил врач, необходимо выяснить наверняка!
— Господи, но… Калерия не принимала никаких психотропных препаратов, психиатр их не назначал!
— В самом деле? — озадачился Мономах. — А как же тогда он ее лечил?
— Сеансами терапии… Я в этом не разбираюсь, но если бы врач что-то выписал, то все равно в аптеку ходила бы я, и я бы знала!
— Вы хотите сказать, что Калерия не принимала никаких лекарств? Но этого не может быть, ведь вскрытие выявило…
— То самое вскрытие, которое я проводить запретила?
— Его провели до того, как получили ваш отказ.
Зоя немного помолчала, жуя нижнюю губу. Мономах заметил, что губы ее искусаны до крови, словно она пыталась сдерживать беззвучные крики или рыдания.
— Калерия… она принимала только таблетки для улучшения пищеварения.
— Их что, тоже психиатр прописал? Это же не его профиль!
— Во время сеансов он пришел к выводу, что основная проблема Калерии заключается в том, что она, несмотря на жесткую диету, никак не может избавиться от нескольких лишних килограммов. А главное — не может удержать вес. И тогда он предложил направить нас к хорошему диетологу.
— Так это диетолог выписал лекарство?
— Это не лекарство, а вытяжка из… из какого-то тропического растения. Не химия, понимаете?
— Тайские таблетки, что ли?
— Нет, не они — я знаю, что они вредные, и ни за что не позволила бы дочери их употреблять!
— То есть вы точно не знаете, что в них было?
— Ну, инструкции к ним не прилагалось, потому что диетолог сам, кажется, их изобрел. Он на словах сказал, как принимать, чего избегать и так далее.
— А побочные эффекты?
— Их нет.
— Так не бывает!
— Во всяком случае, он… Послушайте, неужели вы думаете, что эти травки могли вызвать у Калерии галлюцинации?
— Марихуана, знаете ли, тоже «травка»! — сердито заметил Мономах. Он не слишком хорошо разбирался в фитотерапии, но точно знал одно: отсутствие в препарате промышленной химии вовсе не гарантирует его безвредности. Наоборот, зачастую бесконтрольное применение всевозможных отваров и сборов может привести к печальным последствиям.
— Нет-нет, это не был наркотик! — замахала руками Зоя. — Диетолог предупредил, как надо принимать таблетки, и они работали! Впервые в жизни Калерии не требовалось насиловать свой организм, и она перестала набирать вес!
— Да, только вот она и есть перестала! Я разговаривал с пациентками в ее палате: она не спускалась к завтраку, обеду или ужину, а полдник, который приносили в палаты, отдавала соседкам.
— Ей не хотелось есть, понимаете? Чудо какое-то, ведь обычно у Калерии был волчий аппетит!
— А вам не приходило в голову, что это свойственно молодому растущему организму? — начал закипать Мономах. Он с трудом заставлял себя сдерживаться, памятуя о том, что пришел к Зое не для того, чтобы читать мораль, и уже тем более не за тем, чтобы с ней ругаться. В конце концов, какой смысл в нотациях теперь, когда девушки нет в живых?
— Диетолог обещал, что у Калерии появится отвращение только к вредной пище, — продолжала Зоя. — Она обожала мучное, сладкое, не могла жить без шоколада — и он сказал, что пока она принимает эти капсулы, ей не захочется ничего такого!
— Если помните, в больнице не подают пироги и плюшки, там только здоровая пища, необходимая для поддержания сил, — буркнул Мономах. — Но Калерия и этого не ела — немудрено, что у нее начались галлюцинации. Кстати, у вас остались эти самые капсулы?
— Зачем вам?
— Надо.
— Я… я могу посмотреть.
Зоя удалилась. Она отсутствовала около пяти минут и, вернувшись, разочаровала его своим ответом:
— Боюсь, Калерия все выпила!
— Там много было?
— Не знаю.
— Вы вместе ходили на прием?
— Да.
— А могла Калерия посетить диетолога без вас?
— Мы везде ходили вместе… Хотя, честно говоря, я… я не знаю…
— Как долго необходимо было принимать лекарство?
— До достижения нужного результата — нам требовалось сбросить всего несколько кило.
— А вы уверены, что ваша дочь не нарушала инструкцию? Диетолог рассказывал вам о побочных эффектах?
— Н-нет, он ничего такого не говорил! Сказал только, что нужно соблюдать дозировку…
— И вы уверены, что Калерия ее соблюдала?
Зоя отвела глаза.
— Понятно, — вздохнул Мономах. — Можете хотя бы дать мне телефон диетолога?
— Что вы собираетесь делать?
— Для начала — пообщаться. Вы хоть понимаете, что ваша дочь, скорее всего, принимала незарегистрированный препарат?
— Диетолог сказал, что у него есть все необходимые сертификаты.
— Вы их видели?
— Честно говоря, я в таких вещах мало что понимаю…
— Я в этом не сомневаюсь! Так вы дадите мне телефон?
Прежде чем отправляться к психиатру Бузякиной, Антон решил поболтать с бомжами, которых подкармливала Татьяна Лесина, — надо было помочь Сурковой вывести горничную на чистую воду. Без веских на то причин она не расколется, а значит, Инна Гордина так и останется единственной подозреваемой.
Он и сам не понимал, почему для него так важно, чтобы Инна Гордина оказалась на свободе, — наверное, он становится сентиментальным, и, как ни печально, это говорит о приближении старости. Шеин работал опером вот уже двадцать три года и в былые времена относился к таким ситуация философски, однако теперь судьба девушки волновала его сильнее, чем тронула бы раньше. Он чувствовал, что Инна не виновна в гибели Ларисы, хотя и имела все основания ее ненавидеть. Вот папаша ее, как бы там ни было, не мог не понимать, что Томин втянул его и третьего партнера в сомнительные дела, однако дочь за отца не в ответе. И уж тем более ей не место на нарах — в девятнадцать-то лет!