Алла и не сомневалась: за время расследования у нее сложилось о молодом Чувашине весьма нелестное мнение.
— Он вдувал мне в уши, дескать, не хотел помогать Бузякиной перетаскивать тело Петьки на водительское сиденье, но она его заставила, буквально изнасиловала.
— Вы не поверили?
— У этого Арсения была такая наглая, самодовольная рожа, знаете ли, и он… он ведь не из чувства справедливости ко мне пришел, ни-ни!
— Он собирался с вашей помощью продолжать шантажировать Ларису?
— В смысле — продолжать?
— Арсений не сказал вам, что за несколько месяцев, прошедших после аварии, Бузякина выплатила ему приличную сумму? Она делала это каждый месяц, потому что Чувашин, по нашим предположениям, грозился отнести снимки в полицию.
— Вот же гад… Нет, я этого не знал: Чувашин сказал, что я имею право на компенсацию за смерть сына и за то, что его выставили убийцей перед всем честным народом! Он откуда-то был в курсе, что моей бывшей присудили миллион выплат. Выставил себя жертвой Бузякиной и правдоискателем, гад, уверял, что тогда очень испугался и ничего не соображал, так как был слишком пьян. Но я-то понял, что в полицию он идти не собирался! Вы же понимаете, если бы там узнали правду, то он — соучастник, верно? Его бы тоже привлекли!
— Это так, — согласилась Алла. — Так чего же хотел Чувашин?
— Чтобы я, значит, Бузякину на бабло развел. Он уверял, что мне она не откажет, так как поймет, что у меня-то нет причин скрывать факты от полиции и я точно пойду к следакам, если она не заплатит! А Чувашин… Теперь-то понятно, чего он ко мне приперся: раз Бузякина платить перестала — видать, сообразила наконец, что ему нет резона себя под удар подставлять! Если бы его и в самом деле совесть замучила, как он мне рассказывал, он мог пойти к газетчикам — уж они бы ухватились за такой горяченький факт из жизни богатых и знаменитых!
— Да, и себя палить бы не пришлось, ведь работники прессы не выдают своих информаторов, — заметила Алла. — Чувашину понравилось получать дармовые деньги, он привык, что Бузякина фактически его содержит, и не желал лишаться стабильного источника дохода!
До сего момента они не были уверены в том, почему Лариса перестала давать Арсению деньги. Было два варианта: она узнала о его гибели и вздохнула с облегчением или же, прикинув, что никогда не сумеет удовлетворить все возрастающие аппетиты шантажиста, сама решила прервать поток денежных вливаний в его карманы. По-видимому, верна вторая версия.
— Точно, — согласился Абрамов. — Я его раскусил, но мне требовались эти чертовы снимки, чтобы пойти к следаку. Не к тому, который дело закрыл, а к другому, к такому, который бы действительно решил разобраться… К такому, как вы. Только ведь и вы не стали бы ничего выяснять, если бы не умерла Бузякина, верно? Всех интересуют знаменитости, а на обычных людей наплевать! А Петька еще не успел заделаться звездой…
— Почему вы убили Арсения? — спросила Алла.
— Да не хотел я эту гниду убивать, не планировал… Назначил ему встречу в заброшенном месте, чтобы нас, значит, никто не увидел, — думал, припугну как следует, он и размякнет, отдаст мне фотки. Но он уперся — сказал, что я ничего не получу, пока он не увидит бабки, которые я должен вытребовать у Бузякиной…
— Вы сказали ему по телефону, что Лариса заплатила?
— А как еще я мог заполучить снимки?
— Так как же вы…
— Я, как и намеревался, припугнул Чувашина, сказав, что все равно заберу снимки, ведь он хилый был и ни за что бы со мной не справился!
— Он не испугался?
— Испугался, а то как же! Только сказал, что фотографий у него все равно с собой нет, что он сначала хочет получить бабло, а уж потом перешлет мне снимки. Я так думаю, он хотел, чтобы я сам замазался, шантажируя Бузякину, ведь тогда и мне бы не было резона идти правду искать — очень ему не хотелось стать, как это вы говорите, фигурантом уголовного дела! Или, может, он и вовсе не собирался отдавать мне снимки? Не был уверен, что я его не сдам вместе с Бузякиной…
— А как же он тогда хотел продолжать тянуть деньги из Ларисы? — удивилась Алла.
— Он хотел, чтобы она сразу выплатила большую сумму, которую мы бы и поделили между собой.
— О какой сумме шла речь?
— Десять лямов.
— С чего Арсений взял, что у Бузякиной есть такие деньги?
— Понятия не имею! Он сказал, что ему достаточно трех, а остальное, дескать, я могу взять себе… Скотина такая — он оценил жизнь моего мальчика в семь миллионов рублей! Когда я понял, что не получу фотографии, то не сдержался.
— Вы напали на него?
— Да там нападать-то было не на что — этого Арсения соплей перешибить можно было. Ну двинул я ему пару раз в ухо, он побежал, а там же повсюду строительный мусор, арматура торчит, вот он возьми да и оступись… Короче, сверзнулся со второго этажа. Сразу помер, шею себе сломал. Это бог его наказал!
— Хорошо, с этим ясно, а как же с Ларисой? Почему вы не пошли в полицию, как собирались, ведь вы забрали его телефон?
— Так в телефоне-то снимков не оказалось! В тот первый раз он действительно показывал мне фотографии, а потом, видать, стер. Проникнуть к нему в дом я никак не мог, вот и решил поболтать с Бузякиной.
— Надеялись и ее припугнуть?
— Ну да, думал, заставлю ее рассказать правду, запишу признание на диктофон, и ей будет не отвертеться!
— Вы собирались сказать ей, что снимки у вас?
— А что еще оставалось? Эта баба жила себе как ни в чем не бывало, как будто мой мальчик не умер, а она… Купалась в деньгах и славе, по телику рассказывали, что она будет сниматься в новом фильме, а Петька…
— И вы обратились к частному детективу?
— Мне нужно было попасть к ней в дом. Я пробовал справиться своими силами, но Бузякина редко выбиралась из дома, а когда все-таки покидала его, то выезжала из особняка на машине, выходила у театра или в других людных местах — как тут подберешься для разговора?!
— Ну да, вам ведь требовалось время, чтобы заставить ее признаться, — согласилась Алла. — Но детектив отказался помогать вам пробраться в дом?
— Думаю, он заподозрил, что я хочу причинить Бузякиной вред, — может, даже решил, что я какой-то маньяк… Он отдал мне информацию о местах, в которых она часто бывает, но мне это не помогло: я понял, что единственный шанс застать Бузякину одну и записать «интервью» для полиции — проникнуть в дом.
— И тогда вы нашли брата Татьяны Лесиной?
Абрамов кивнул с видимой досадой.
— Мне требовался кто-то, кто хорошо знает особняк. Из обслуги в нем оставалась только горничная, но к ней я обращаться побоялся — уж больно она неприступная, да и предложить мне ей особо было нечего! А она, по-видимому, место свое ценит и вряд ли стала бы со мной разговаривать. Я поболтал с бомжами в лагере: их иногда нанимают для каких-то работ, и я подумал, что кто-то из них может мне помочь.
— Ничипорук стал настоящей находкой!
— Точно, ведь он прекрасно ориентировался в доме и рассказал все о камерах. Только вот об одной, той, что в зале, забыл упомянуть.
— Вряд ли он о ней знал. Как вы проникли в особняк?
— Помог все тот же бомжик, Ничипорук. Сестрица рассказала ему о готовящемся торжестве, и о приглашенной прессе — тоже.
— И вы повесили на шею фотоаппарат и сказались представителем интернет-издания?
— Да. Я все искал случая оказаться с Бузякиной наедине, но она постоянно крутилась среди этих расфуфыренных актеришек… А я… я ведь вас помню! — неожиданно сказал Абрамов, внимательно глядя на собеседницу. — На вас был такой… голубой костюм, да?
Алла была поражена: сама она запомнила только фотоаппарат, болтающийся на груди Абрамова, а он, оказывается, ее узнал!
— Верно, — пробормотала она.
— Вы были не похожи на всю ту публику, — добавил он. — Мне показалось, что вам там не нравится.
Что интересно, Алла руководствовалась теми же соображениями, когда выделила из большого количества собравшихся на вечеринке Абрамова и Инну Гордину — они оба не подходили к обстановке!
— Вы последовали за Бузякиной, когда она вышла освежиться? — спросила она, желая вернуть Абрамова к интересующей ее теме.
— Последовал. Это была единственная возможность, и я не собирался ее упускать! Бузякина пошла на балкон, но мне не удалось сразу с ней поговорить, потому что сначала одна девица туда вошла, потом вошла другая, а первая выскочила…
— Они вас видели?
— Нет, я спрятался за портьерой — детский сад, честно слово, но что делать?
— Вы слышали, о чем Лариса говорила с девушками?
— Да не прислушивался я, не до того было, хотя… Ну, одна вроде про деньги какие-то, про бизнес. Другая… про ребенка, кажется.
— Что вы сделали, когда они ушли?
— Подождал немного, но не долго — боялся, что Бузякина уйдет, а догонять ее в коридоре… Сами понимаете, она же и заорать могла, позвать на помощь!
— Итак, вы вышли на балкон. В каком состоянии вы застали Ларису?
— Интересно, что вы об этом спросили!
— О чем?
— О ее состоянии.
— Почему?
— Она была… странная!
— В каком смысле?
— Ну, во-первых, не удивилась, что я пришел, а ведь мы были не знакомы, — по-моему, она меня с кем-то перепутала.
— Есть догадки, с кем?
— Не знаю, но называла почему-то Борей… Мужа ее Борисом зовут, верно?
Алла кивнула.
— Я сначала не сообразил, что она бормочет, и давай ей про Петьку, про Чувашина, про аварию…
— А она?
— Она сначала вроде бы струхнула, попятилась. Я, значит, диктофон включил, но Бузякина все болтала про какое-то недоразумение!
— До нее потом дошло, кто вы такой?
— По-моему, не совсем: она то называла меня Борей, то вдруг начинала всхлипывать и говорить, как ей жаль… По-моему, она что-то сознавала, а что-то — нет, и я, честно говоря, решил, что она пьяная. Бузякина покачивалась на своих огромных каблучищах, бормотала бессвязные слова… А потом вдруг улыбнулась, широко так, как будто что-то увидела, и сказала совсем другим, нормальным голосом: «Так вот же он, внизу!» — и указала на какое-то место под ба