Мне ужасно хотелось что-нибудь сказать, какую-нибудь тривиальность, просто чтобы дать Ли понять, как счастлива я снова ощутить себя желанной. Я тоже слегка сжала его руку и сказала:
– Мы могли бы поехать на велосипедах, хотя бы до дома Маккензи.
– Кто знает, что изменилось за это время… Лучше проявить осторожность.
– Ты нервничаешь?
– Нервничаю?! Думаешь, у меня только из-за яблок штаны слетают?
Я рассмеялась:
– А знаешь, эго первая твоя шутка за несколько недель.
– Правда? Ты что, считала?
– Нет. Но ты выглядел таким грустным.
– Грустным? Наверное, я таким и был. И сейчас такой же. Похоже, нам всем невесело.
– Да… Но ты так глубоко уходишь в себя, я не могу до тебя достучаться.
– Извини.
– Тут не за что извиняться. Ты просто такой, какой есть. Тут уж ничего не изменишь.
– Ладно, тогда не извиняюсь.
– Ого, вторая шутка! Ещё немного, и ты сможешь выступать в ночном клубе Виррави.
– В ночном клубе Виррави? Похоже, я что-то пропустил. Наш ресторан – вот что больше всего похоже на ночной клуб Виррави.
– Помнишь, в школе все вечно жаловались, что в Виррави нечем заняться? И в особенности возмущались, что нет ночных клубов. У нас была дискотека, но никто не думал о том, чтобы открыть ещё одну. Да, там было весело, но…
– Да. Мы с тобой танцевали.
– Разве? Я что-то не помню.
– А я помню.
То, как он это произнёс, как сжал мою руку, удивило меня. Я посмотрела на него, но в такой темноте выражения лица было не разобрать.
– Ты так хорошо это помнишь?
– Ты сидела вместе с Корри, под флагом, в одной руке держала стакан, а другой обмахивалась. Ты раскраснелась и смеялась. Там было очень жарко, и перед тем ты танцевала со Стивом. Я хотел тебя пригласить с того момента, как вошёл туда. Собственно, только ради этого я туда и пришёл… Но у меня не хватало смелости. А потом вдруг оказалось, что я иду к тебе. Даже я сам не понял, как это случилось. Я точно превратился в какого-то робота. Пригласил тебя, и ты секунду смотрела на меня, словно я полный идиот, а я в тот момент гадал, как ты откажешься, в какой форме. А ты вдруг молча отдала Корри стакан и встала, и мы танцевали. Я надеялся на долгий медленный танец, но заиграла мелодия «Convicted of Love». Не слишком романтично. Потом, под конец музыки, Корри потащила тебя к закускам, на том всё и кончилось.
Моя ладонь стала влажной от пота, возможно, и ладонь Ли тоже – не знаю. Я просто поверить не могла в услышанное. Неужели Ли давно испытывает ко мне нежные чувства? Невероятно, чудесно…
– Ли! Ты такой… Почему ты не сказал мне всего этого сто лет назад?
– Не знаю, – пробормотал Ли и замолчал так же быстро, как заговорил.
– Но ты всегда казался таким… Я не знала, интересую ли тебя вообще.
– Интересуешь, Элли. Просто меня и многое другое интересует, прежде всего мои родные. Я так устал думать о них, что не оставалось сил на что-то ещё.
– Я знаю. Это уж точно. Но мы не можем остановить свою жизнь до тех пор, пока наши родные выберутся… Надо жить дальше, а значит, думать и чувствовать, и… просто двигаться вперёд. Ты понимаешь, о чём я?
– Понимаю. Только иногда это трудно.
Мы уже проходили мимо здания церкви Слова Христова на окраине Виррави. Гомер и Робин, шедшие впереди, остановились, и мы вместе с ними подождали немного отставших Фай и Криса. С этого момента и впредь не будет больше рассуждений об эмоциях, о том, кто кому нравится. Я должна оставить в стороне изумление, в которое меня повергла глубина чувств Ли. Теперь надо быть настороженными, сосредоточенными. Мы в зоне войны, направляемся в самое её сердце. Даже в маленьком Виррави солдат должно быть с сотню или больше, и каждый из них мог убить нас, в особенности после того, что мы сделали с их приятелями.
Все три пары разделились, по человеку на каждую сторону улицы. Я шла по правой стороне, Ли – по левой. Мы выжидали шестьдесят секунд после того, как тёмные фигуры Гомера и Робин исчезали, потом шли следом. Мы двигались вдоль Уорригл-роуд, и дом Матерсов стоял на холме над нами. Я гадала, что, должно быть, чувствует Робин, проходя мимо него. Мы повернули на Хани-стрит, как и договорились заранее, и дальше крались вдоль тротуара. В этой части Виррави огни по-прежнему не горели, и я лишь изредка видела Ли. Остальную четвёрку я вообще не могла рассмотреть, так что лишь надеялась, что все мы идём с одинаковой скоростью. Хани-стрит выглядела нормально, если не считать какого-то автомобиля, врезавшегося в телеграфный столб. Эту тёмно-синюю машину трудно было заметить, так что я едва не налетела на неё. Как обычно, мои мысли тут же принялись блуждать: я стала думать, как бы объяснила полицейским то, что наткнулась в темноте на стоящее авто… «Ну, сержант, я шла на восток по Хани-стрит, примерно со скоростью четыре километра в час, и вдруг увидела прямо перед собой машину. Я ударила по тормозам и вывернула вправо, но всё равно задела её боком…»
Да, куда и когда бы я ни шла, чем бы ни занималась, в голове у меня вечно происходило чёрт-те что. Больше всего мне нравилось что-нибудь считать. Например, я знаю количество электроприборов у нас дома (шестьдесят четыре, признаюсь со стыдом), или песен, в название которых входили дни недели (вроде «Let’s Make It Saturday»), или комаров, которые никогда не появятся на свет из-за того, что я только что убила одного (шесть миллиардов в течение полугода, если бы каждая самка отложила тысячу яиц).
Но я должна была перестать думать о всякой ерунде, когда шла по городу, битком набитому жаждущими моей смерти солдатами. Удивительно, что даже в такой ситуации мне трудно было сосредоточиться. Минут десять я держалась, а потом что-то меня отвлекало, и ум тут же заполнялся разной чушью. Невероятно, но факт. Сейчас, в военной обстановке, в моей голове происходило то же самое, что и на каком-нибудь уроке географии в школе. Я боялась, что однажды дофантазируюсь до смерти.
Мы срезали путь, свернув с Хани-стрит в маленький парк, не имевший названия, и попали на Баррабул-авеню. Мы все встретились, как было условлено, в палисаднике перед домом учителя музыки Робин, и там, под перечным деревом, устроили краткое совещание.
– Везде тихо, – сообщил Гомер.
– Слишком тихо, – с лёгкой улыбкой откликнулся Ли.
Похоже, военные фильмы он тоже частенько смотрел.
– Может, они уже ушли? – предположила Робин.
– Мы в полутора кварталах, – сказал Гомер. – Идём дальше, как и планировали. Все довольны?
– Умираем от счастья, – буркнул Крис.
Робин и Гомер тихо ушли за деревья. Через несколько мгновений мы услышали, как под их ногами хрустнул гравий, когда они спрыгнули с задней стены ограды сада на дорожку.
– Можно, мы следующие? – шёпотом спросила Фай.
– Конечно. А что?
– Не могу ждать, сил нет.
Фай выглядела такой тоненькой в темноте, призрачной. Я коснулась её холодной щеки, и она едва слышно всхлипнула. А я и не представляла, что Фай напугана до такой степени. Всё время, которое мы провели, прячась в Аду, она скрывала свои страхи.
Но теперь, выйдя на улицы, мы должны были стать сильными, выносливыми. И Фай была нам нужна, если мы собирались как следует проверить госпиталь.
Поэтому я только и сказала:
– Главное – мысли, Фай.
– Да, верно…
Она повернулась и пошла за Крисом, а Ли снова взял меня за руку.
– Хочу, чтобы мы с Фай стали близки, как прежде, – сказала я ему.
Ли не ответил, просто сжал мою ладонь.
Мы опять вышли на Баррабул-авеню и разделились, каждый двигался по своей стороне улицы. Теперь наконец я смогла сосредоточиться. Конечно, по логике вещей, территория вокруг госпиталя не более опасна, чем любая другая часть города, – к тому же мы были уверены, что госпиталь не слишком усердно охраняют, – но, поскольку именно он являлся нашей целью, нашей мишенью, я стала настороженной и внимательной.
Госпиталь Виррави стоял на левой стороне Баррабул-авеню, ближе к вершине холма. Это было одноэтажное здание, к которому из года в год что-нибудь пристраивали, так что у него теперь имелось множество крыльев, и оно походило на букву «Н», приставленную к букве «Т». Место было вполне знакомое, так что мы могли составить достаточно хороший план. Каждый внёс свой вклад в сбор информации. Ли, например, посещал госпиталь каждый раз, когда рождался очередной его младший братик. Робин провела там несколько дней с переломом лодыжки (она получила его во время бега но пересечённой местности).
Бабушка Фай лежала там несколько месяцев, прежде чем умерла. А я ходила туда на рентген плеча, в аптеку за таблетками для папы, навещала друзей, когда они оказывались на больничной койке. Да, все мы были знакомы с госпиталем.
Но мы не знали, что изменилось там с момента вторжения. Те взрослые пленные, с которыми мы как-то разговаривали, сказали, что в госпитале до сих пор лежат больные, но едва ли их оставили в лучших палатах. Скорее, отправили куда-нибудь на автомобильную парковку. До вторжения парадный вход и вестибюль госпиталя располагались в перекладине буквы «Н», и справа от него находились травматология и амбулатория, а также кабинет рентгена, а слева – палаты. В горизонтальной части условной буквы «Т» находились административные помещения, а в более вытянутой вертикальной – палаты для стариков.
В целом наш госпиталь, скорее, походил на дом престарелых: в Виррави ведь не делали операций на открытом сердце или пересадку почек.
Был час тридцать пять ночи, когда мы подошли к месту. Электричество в этой части города было, свет горел всякий раз, когда мы посещали Виррави. Правда, не уличные фонари, а огромный прожектор на парковке. И сам госпиталь освещался, но в основном – его коридоры и фойе. В других же помещениях света почти не было.
В час сорок пять, как мы и договорились, Гомер и Робин сделали первый ход. Из-за деревьев на другой стороне улицы, напротив парковки, мы с Ли увидели две тёмные фигуры, двинувшиеся к дальней стороне амбулатории. Робин шла впереди, Гомер постоянно осматривался по сторонам. Меня удивило, какими маленькими они казались. В конце здания была дверь, которую мы сочли наиболее безопасным входом в госпиталь и надеялись обнаружить незапертой. Но уже через мгновение Робин отошла от двери и начала проверять окна, выходящие в нашу сторону, а Гомер исчез за углом. Через несколько минут он вернулся, Робин присоединилась к нему, и они быстро отступили к деревьям. Значит, вариант оказался неудачным.