Крестьяне исподлобья взирали на станового пристава и хорошо одетого господина, молчали.
Кунцевич тронул Тяжелова за рукав – мол, не надо, дайте мне с ними побеседовать.
Василий Афанасьевич пожал плечами.
– Молодцы, здесь к вам из самой столицы прибыл чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции господин Кунцевич, – представил становой пристав Мечислава Николаевича.
Крестьяне втянули головы в плечи.
Кунцевич окинул взглядом мужчин.
– Здравствуйте, – приветствовал их он.
– Здравия вам, барин!
– Здравия!
Мечислав Николаевич посмотрел на станового пристава – тот переминался с ноги на ногу и играл желваками.
– Василий Афанасьевич! Не оставите нас на минуту?
– Да я… – начал было местный полицейский начальник.
– Василий Афанасьевич, – тихо, но настойчиво перебил Тяжелова столичный гость, – оставьте нас на несколько минут.
Становой пристав скрипнул зубами и, ничего не сказав, направился на улицу, где ждал экипаж.
Кунцевич с минуту помолчал, пока настороженность не стала улетучиваться сигаретным дымом.
– Я не хочу слышать неправды от вас, братцы. Мне не нужно, чтобы вы скрывали от меня что-то. И я приехал не для того, чтобы изобличать в чем-то вас. Мне хватает преступников в столице. Повторюсь, мне нужна от вас правда.
– Какая? – набрался смелости спросить один из троих, который был повыше остальных и пошире в плечах.
– Зимой вы брали паспорта, чтобы поехать на заработки в город?
– Так, – крестьяне переглянулись.
– В Москву или в Петербург?
– Москва ближе, вот в неё мы и ездили, – за всех ответил тот же человек. Видимо, он у них за старшего, промелькнуло в голове Кунцевича.
– Как у вас украли паспорта?
Все трое потупились.
– Украли?
Троица стояла, как единое целое, набравшее в рот воды.
– Граждане селяне, поверьте, мне гадать времени нет. Не хотел я применять власть, но, видимо, придётся, если вы такие неразговорчивые. Может быть, в холодной посидите, тогда все припомните.
– Украли, – тихо сказал самый большой.
– Стало быть, украли.
– Мы в Москве извозом промышляли, а вот когда теплее на улице стало, так мы домой засобирались. Вот в последний день или в дороге нас и обокрали.
– Кто ещё знает, что вас обокрали?
Крестьяне переглянулись.
– Мы никому не говорили, хотели, но забоялись.
Глава 17
Владимир Гаврилович сидел за рабочим столом и читал:
«Протокол вскрытия трупа девицы Екатерины Степановой по распоряжению следователя Петровского.
Нижеподписавшийся, доктор, статский советник Стеценко, произвёл исследование и вскрытие трупа Катерины Степановой 6 мая сего 1903 года в 1 час пополуночи в морге Мариинской больницы. Тело было опознано хозяином трактира Михаилом Семёновым Висковитовым и племянницей Марфой Степановой, 15 лет.
Женщина, примерно тридцати пяти лет, среднего роста, одетая в кофту, цветную юбку, под которой белая нижняя юбка; поверх вышеуказанных вещей белый фартук, завязанный на спине. Ноги без чулок в лёгких туфлях.
Тёмные волосы, лицо чистое, глаза открытые.
Раны.
На левом боку зияющая рана, нанесённая острым предметом, в частности ножом, который извлечён из раны и прилагается в виде улики № 1.
Иных ран и кровоподтёков не обнаружено.
Исследование желудка:
Желудок содержит переваренную пищу – картофель, – принятую за четыре часа до убийства.
Исследование лёгких:
Лёгкие чистые.
Причина смерти:
Жертва стояла, когда была нанесена рана приложенным к отчёту ножом, явившаяся причиной смерти».
Жила женщина на свете, ходила, дышала, имела свои мысли, строила планы на будущее. А пришел некто и одним ударом перечеркнул всю жизнь.
Кто же он, незнакомец, к которому она пошла на встречу? Кто мог среди бела дня махнуть через забор, притом дважды, чтобы его никто не увидел? Прямо-таки Человек-невидимка из романа господина Уэллса или, на худой конец, обладатель шапки-невидимки из русских народных сказок. Одни загадки в делах с Мало-Охтинского проспекта…
Пока Владимир Гаврилович размышлял над протоколом, не замедлил явиться Власков. Преисполненное озабоченности лицо на первый взгляд не обещало никаких вестей, но начальник сыскной полиции ошибся.
– Разрешите?
Филиппов только кивнул, так что осталось непонятным, приглашает он вошедшего или дает понять – приходи попозже. Власков стушевался и застыл на пороге, потом все-таки решился, прошёл к столу и присел, чего раньше без приглашения не делал.
– На щите или со щитом? – спросил Владимир Гаврилович, но Власков нахмурил брови так, что они сошлись на переносице в непонимании. – Это я так. Докладывайте, Николай Семёнович!
– Я по поводу троицы, о которой вы говорили.
– Петровых и Степанова?
– Их самых.
– Так чем они отличились? – Филиппов питал надежду, что именно эти трое замешаны в убийствах.
– Паспорта выданы…
– Николай Семёнович, это мне известно. Что вы можете рассказать нового?
Власков вновь стушевался, но взял себя в руки.
– Хорошо, я буду говорить конкретнее. Они приехали в столицу, судя по адресному листку, шестого апреля, пробыли до двадцать девятого. Случайное ли совпадение или нет, видимо, предстоит узнать, если позволите, но за время их пребывания совершено несколько крупных грабежей на улицах: Бронницкой у купца Емельянова, Звенигородской у отставного подполковника Синицына, – чиновник для поручений заглянул в карманную книжку, – Кременчугской у купца Верёвкина…
– Вы как их вычислили?
– Секретные сотрудники дали кое-какие сведения, а я просмотрел происшествия, случившиеся за время пребывания этой троицы в городе.
– Но они могли приехать ранее срока и отбыть позже.
– Это я тоже учёл и расширил рассматриваемый список на две недели. Значит, по неделе в одну и в другую стороны. Мне показалось, что так будет правильно.
– Согласен. Вы назвали три адреса, но вижу, есть неназванные?
– Совершенно верно. Меня привлекли четыре случая, последний – на Вознесенском.
– Вы полагаете, что эта троица прибыла в столицу из-за указанных вами адресов, на которые их кто-то навёл?
– Да, – кивнул Власков.
– И следовательно, вторая искомая троица к первой не имеет никакого отношения, – сказал Филиппов, барабаня пальцами по столешнице.
– Возможно, – Николай Семёнович сощурил глаза.
– Что вы можете рассказать о второй троице?
– Я краем уха слышал, но не ручаюсь за правдивость сведений, что из Финляндского Княжества были вызваны несколько бандитов для совершения убийств на улицах, прилегающих к Неве.
– Интересно, но кто вызвал?..
Власков развёл руками.
– Сами понимаете, что такими сведениями не бросаются, тем более что речь идет об убийстве.
– Понимаю. Вы проверяли, как идут дознания по вышеуказанным делам?
– Пока не успел, – потупился Николай Семёнович, – до всего руки не доходят. Город становится больше, едут к нам со всей европейской части России, словно здесь жизнь слаще и легче, чем в провинции. Но эти дела я проверю, ведь кражи в моём ведении. Поищу среди знакомых, ограбленных одни и те же фамилии.
– Вы полагаете, что наводчик среди них?
– Конечно, полной уверенности у меня нет, но попытаться проверить можно. Ранее я не связывал кражи воедино, а сейчас вот… Не знаю, но что-то мне подсказывает, что нужно искать в этом направлении.
– Но не забывайте и про убийства на МалоОхтинском.
Глава 18
Староста оказался дородным мужчиной. Хотя лицо его и выражало высокую степень заинтересованности, в глазах светились злость и раздражение – мол, оторвали деревенского жителя от работы.
– Ляксандр Антоныч, звали? – спросил слегка глуховатым голосом староста, теребя правой рукой густую, со снежными прожилками бороду, а в левой, опущенной, держа выцветшую фуражку.
– Звал, братец ты мой, звал, – кивнул становой пристав, – видишь, сидит со мною за столом гость из самого Петербурга, и приехал он, между прочим, по твою душу, – Александр Антонович подмигнул Лунащуку.
Староста вначале как-то ободрился, чуть ли не грудь выгнул колесом, как на военной службе, но спустя секунду стал словно на голову ниже и глаза, как у пойманного вора, забегали.
– Всё шутите, Ляксандр Антоныч. – Сквозь беспокойное выражение на лице старосты проглядывало желание услышать шутку.
– Да какие тут шутки? – вскинул брови Хлюдзинский. – Это на самом деле чиновник для поручений, – и посмотрел на Михаила Александровича, чтобы тот либо продолжил, либо подсказал.
– Как тебя зовут? – не поддержал шутки станового пристава Лунащук.
– Фёдор, – тихо произнёс староста, косо поглядывая на пристава – не осерчает ли тот.
– Вот что, Фёдор, я действительно приехал из Петербурга для разыскания сведений об одном человеке, который когда-то проживал в деревне.
– Всё расскажем, мы ж с понятием, – ободрился староста.
– Ты сам давно в деревне проживаешь?
– Так с рождения, ваше благородие, как мать с отцом выродили, так с того времени тута и обитаю.
– Ты меня лучше Михаилом Александровичем зови…
– Не сможет, он у нас с младенчества имена коверкает, хотя пишет, подлец, справно и без помарок, – с завистью произнес Хлюдзинский.
– Об этом потом. Ты мне поведай, всех ли уехавших в города знаешь?
– Как не знать? У нас ежели едут, то извозом заниматься, либо в Питербурх, либо во Псков. И как полагается, как снег сойдёт, так обратно.
– Хорошо, если так. Тогда поведай мне о Моисее Андреевиче Андрееве. Знакомо имя?
– Моис… Андреич… простите, барин, – не стал он называть имени.
«Выкрутился», – усмехнулся столичный гость.
– Он уехал из деревни лет сорок тому назад, – подсказал Лунащук.
– Так у нас тогда уехал Моська, так, значит, он, как его…
– Моисей, – подсказал чиновник для поручений.
– Так он один, почитай, как в город уехал, так и не вернулся.