– Неужто к нам из самого Питербурха?
– Как ты догадался?
– А что догадываться, ежели к нашему барину, как гости приедут, так из столицы. Других не принимал. Так с каким делом, барин, к нам пожаловал?
– Вот разыскиваю Анциферовых.
– А почему к нам пожаловал? У нас почти вся улица Анциферовы.
– Вот, – Кунцевич достал из кармана конверт, – вы ж грамоте обучены?
– А то, – с гордостью произнёс старик и начал читать надпись на конверте, держа его на вытянутых руках и шевеля губами. С удивлением посмотрел на петербургского гостя. – Так это ж я и писал.
– Ты? – изумился Мечислав Николаевич.
– Я, – с изумлением в голосе подтвердил старик. – Где ж письмо?
– Не сохранилось, – сказал Кунцевич. – Значит, ты хорошо знаешь семью, к которой писал?
– Знать-то знаю, да давненько никого из них не видел. Последнего Елисея, что ли? А, Евдокия? Его иль нет?
Женщина бросила такой взгляд на старика, что тот осекся и прикусил нижнюю губу. Мечислав Николаевич заметил, но виду не подал.
– А ты, барин, кто таков будешь, чтобы тебе всю подноготную рассказывать?
– Чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции, коллежский секретарь Кунцевич, – представился Мечислав Николаевич.
– При сыскной, говоришь? – старик с прищуром посмотрел на петербургского гостя.
– При сыскной, – подтвердил Кунцевич.
– Значит, разбойников разыскиваете?
– И их тоже.
– Мы-то к разбойному люду отношения не имеем. Что ж ты, мил человек, к нам пожаловал?
– Чтобы вести дознание, не всегда по преступникам ходить надо. Иной раз сведения приходится брать и у особ высокого полёта.
– Неужто и у уездного исправника?
– Бери выше.
– У градоначальника?
– И у него тоже.
– От нас что надо?
– Да как сказать… – не зная, с чего начать, замялся Кунцевич.
– Дак ты, барин, и говори. В чём наша вина?
– Ну уж сразу вина… я за сведениями пожаловал. Вам, – он посмотрел вначале на старика, потом на Евдокию, – знаком Иона Фёдорович Анциферов?
Опрашиваемые резко переглянулись, отвели взгляды, а женщина прижала платок к губам.
– Вроде… – начал старик.
– Давайте без «вроде». Знаком вам Иона Фёдорович Анциферов?
– Брат он мой родный, – снова Евдокия поднесла к глазам платок, – был.
– Был? – удивился Кунцевич. Неужели так быстро дошла весть об убиении на Мало-Охтинском проспекте?
– Ой, – Евдокия со страхом во взгляде зыркнула на старика, – жив он, жив. Просто давненько от него весточек не было.
– Письма от него были?
– Нет, – быстро ответил старик, – никогда не писал. – Потом добавил: – Изредка поклоны с оказией передавал, вот и все известия.
– Где он сейчас?
– Не знаю, – женщина опять глянула на старика, ища поддержки.
– В Москве он, в Москве, – так же торопливо ответил старик.
Глава 21
Когда посетитель откланялся, Филиппов вновь пригласил в кабинет чиновника для поручений Власкова. Владимир Гаврилович пребывал в задумчивом и слегка рассеянном состоянии.
Сыскной агент без приглашения сел на стул и стал терпеливо ждать, пока начальник сыскной полиции обратит на него внимание. Но Филиппов продолжал молчаливо сидеть, только горизонтальные складки пересекли его лоб и глаза то отчего-то вспыхивали огоньками, то неожиданно гасли.
– Вот и объявился свидетель, – без предисловия начал Владимир Гаврилович, – только мы с вами, Николай Семёнович, говорили, что невозможно, чтобы кто-то чего-то из соседей не видел. Ан нет, свидетель пришёл сам, – дернул головой начальник.
– Свидетель? – брови Власкова поползли вверх. – По делу на Мало-Охтинском?
– Так точно, – ответил Филиппов, как бравый солдат офицеру.
– Доверие внушает наш свидетель?
– Скорее да, чем нет. Видите ли, Николай Семёнович, у вас, да и у меня возникает ряд вопросов: почему не пришёл ранее? Кто он такой, наш свидетель? Внушают ли его показания доверие?
– Вот именно.
– Пришёл свидетель поздно, потому что был в отъезде. Это мы с вами проверим. Что представляет собой наш свидетель, это мы тоже узнаем. Говорил он довольно убедительно, хотя есть люди, в которых скрываются артистические способности. Но нашему Сермяжкину я склонен скорее верить, чем подозревать во введении дознания в заблуждение.
– Что он показал, Владимир Гаврилович?
– В четыре тридцать… – Заметив удивлённый взгляд чиновника для поручений, Филиппов пояснил: – Сермяжкин утром должен был уехать по делам из города, поэтому спешил на поезд, отбывающий с Николаевского вокзала. Именно это стало причиной, почему он запомнил точное время.
– Понятно.
– Сермяжкин выглянул в окно, почему – пояснить не смог. Иногда происходят вещи, которые не объяснить. Так вот, в это время он увидел, что задним двором пробирается в дом Анциферова какой-то незнакомец с саквояжем или баулом в руке…
– Почему этот Сермяжкин не вызвал городового? – перебил начальника Власков.
– Ему в голову не пришло, что незнакомец может оказаться вором, тем более что Сермяжкин знал, что Анциферовы никуда не уехали, а находятся в доме.
– Всё-таки странно.
– Я ничего странного не вижу, – нахмурился Филиппов, – господину Сермяжкину надо было срочно покинуть столицу, а вызов городового мог сорвать его планы. Поэтому сосед Анциферовых предпочёл не вмешиваться. Минут через пять тот же незнакомец в спешке покинул дом Анциферовых, и что любопытно – с тем же баулом или саквояжем в руках.
– Очень интересно, – задумчиво произнёс Власков.
– Это косвенно подтверждает ваше предположение, Николай Семёнович, что Иона Фёдорович Анциферов – банальный наводчик, а человек, приходивший под утро, принёс ему долю с совершённых краж.
– Вполне правдоподобно, но зачем тогда незнакомцу убивать наводчика?
– Вот здесь, любезный Николай Семёнович, вы ошибаетесь. Если верить Сермяжкину, то у приходившего бандита было всего лишь пять минут. За это время можно убить семью, но никак не выведать сведения о тайниках от Ионы Фёдоровича – ведь доктор нам прямо указывает в отчёте, что Анциферова пытали три часа кряду. А незнакомец удалился через пять минут. Увидел ужасающую картину и сбежал без оглядки.
– Здесь вы правы, Владимир Гаврилович.
– Мы приходим к выводу, что убийства и кражи напрямую между собой не связаны. Я не имею сведений, пока не имею, – уточнил Филиппов и пальцами тронул усы, – но мне кажется, преступления связаны только личностью господина Анциферова: в одном случае он – наводчик, во втором – жертва.
– Кто-то же знал, что Иона Фёдорович имеет в тайниках денежно-золотые запасы, и не пожалел всю семью?
– Хороший вопрос.
Глава 22
Кунцевич не выдавал своих сомнений насчёт Анциферовых. Они явно что-то пытались скрыть или, по крайней мере, замолчать.
– В Москве, – повторил вслед за стариком Мечислав Николаевич, – и сколько лет он там живёт?
Женщина смотрела в пол и понадеялась, что старик ответит, но тот продолжал молчать.
Только моргал веками и сжимал до белизны губы.
– Милые вы мои, – ласково начал Кунцевич, – вы оба пытаетесь скрыть то, что нам в сыскной полиции известно. И что Иона Фёдорович проживает не в Москве, а в Петербурге на Мало-Охтинском проспекте, в собственном доме, что у него есть жена и двое ребятишек и что… – он умолк, наблюдая за хозяевами. Они молчали. – И что от него в начале апреля пришла телеграмма, в которой… – Мечислав Николаевич снова умолк, а сам лихорадочно обдумывал, что сказать далее, ведь он стрелял наобум, надеясь, что слова окажутся верными.
– Если всё знаете, то отчего задаёте такие вопросы? – Евдокия наконец оторвалась от созерцания деревянного пола и посмотрела в глаза чиновнику для поручений.
– Допустим, мы знаем не всё, но многое. И вы можете облегчить нам поиски сведений. Но в любом случае мы рано или поздно докопаемся до истины.
– Копай, – с раздражением сказал старик.
– Вы разве не знаете, что Иону Фёдоровича вместе с семьей убили с неделю или чуть более того в собственном доме? – Кунцевич постарался придать лицу удивлённое выражение.
– Как убили? – чуть ли не хором произнесли хозяева, уставившись немигающими взглядами на петербургского гостя.
– Неужто не знали? Перед смертью его пытали и забрали все деньги из имевшихся в доме тайников?
– Ну, Гришка!.. – промолвил старик и тут же прикусил язык.
Евдокия стояла в оцепенении.
– Кто такой Гришка? – Кунцевич почувствовал, что в руки попала не ниточка, а целая верёвка, за которую надо ухватиться и тянуть, пока не приведёт к цели.
– Это я так… – начал оправдываться не поднимающийся с лавки хозяин.
– Говори, старик.
– В задней комнате пьяный валяется, – глаза у Евдокии заблестели, правой рукой она указала куда-то в сторону. Старик хотел прикрикнуть на женщину, но она не обратила на него внимания. – Завалился к нам три дня тому назад и каждый день хлещет горькую без просыпу. Нам ничего не говорит, только слезу пьяную пускает и из рук кожаный баул не выпускает.
– Это он в столицу ездил? – догадался Мечислав Николаевич.
– Он, с дружками своими.
– Где дружки?
– Кто их ведает…
– Гришка ничего не рассказывал?
– Ничего, – покачала головой Евдокия, – только слезу пускает.
– Кто он такой, этот Гришка?
– Мой младший брат.
– Зачем он в столицу ездил с дружками?
– Неужто вам в сыскной неизвестно? – с издёвкой спросила Евдокия.
– Отчего же? Нам многое известно, вот поэтому я и здесь.
– Забирай, барин, этого упыря, – слёзы на лице женщины высохли, – не хочу его видеть, если на смертоубийство он с дружками пошёл.
– Окстись, Евдокия, – подал голос старик, – неужели барину больше веришь, нежели брату родному?
– Родному брату я перестала верить, когда он на кривую дорожку встал. Сперва покражи, потом разбой, а нынче до смертоубийства докатился. И притом родного брата!
– Ой ли, родного, – старик отвернулся от пристального взгляда женщины.